Вновь набежала волна. На этот раз буруны вокруг моих коленей были окрашены такими же малиновыми сполохами, как и яркая дорожка, протянувшаяся по темной, свинцовой поверхности океана до огромного солнечного диска, уже начавшего свое погружение в воды Атлантики. Отступая, волна потянула меня за собой в глубину сильно, настойчиво. И я послушно сделала еще шаг вслед за ней, чувствуя неприятный и совсем еще легкий холодок страха, сковавший дыхание на короткий миг, на один удар сердца. Теперь я была уже по пояс в воде и завороженно смотрела на ленивое поступательное движение третьей волны. Красивой. Похожей на стену из темно-зеленого бутылочного стекла. Высокой. Выше, чем предыдущие. Уже можно было различить барашек из белой пены, которым был украшен ее гребень. Да она же накроет меня сейчас с головой!
Я хотела развернуться и побежать обратно к полосе пляжа, к спасительной тверди, но не тут-то было. Океанская вода держала меня крепко в своих тисках, будто и не вода это вовсе, а зыбучий песок, поймавший свою жертву и не желающий с ней расставаться. Волна неумолимо наступала. Страх заставил меня сделать отчаянный рывок к берегу, к безопасности, и я честно пыталась бежать, но движения выходили тягуче-медлительными, недостаточно сильными и быстрыми. Я видела, что не успеваю и понимала это. Хотела закричать, позвать на помощь, но, напрягая горло, не смогла издать ни звука.
Я резко села в своей постели. Сердце стучало как у перепуганного кролика. Покрывало опутало меня, лишая свободы движения. Неудивительно, что мне снилась такая ерунда.
И кто додумался ночью укутать меня в одеяло так плотно? Спеленали как младенца, и от этого затекла спина и шея. Наверняка мама заглядывала проверить как я здесь и накрыла, а уже потом я сама закрутилась во сне. Точно мама. Кроме нее не кому.
Кое-как выпутавшись из плотного кокона, я встала босыми ногами на коврик у кровати и поискала взглядом тапки. У письменного стола обнаружились шлепки на каблучках. Замечательного серебристого цвета с пушистыми помпонами. Я почувствовала, как у меня загорается лицо. Щекам стало нестерпимо жарко потому, что сразу вспомнился вчерашний день. В подробностях. Моя нелепая, но такая жгучая, клокочущая обида из-за обилия розового цвета в моей спальне. Страшные подозрения, которые я питала по отношению к сводному брату. Планы мести. Я подошла к зеркалу, хотя смотреть на свое отражение не хотелось. Только вовсе не из-за того, что по скулам разлился румянец стыда, волосы на голове больше походили на солому, а лицо было довольно таки заспанным. Хуже всего была одежда. Я же завалилась спать не раздеваясь, а прикид был действительно убойный. Бордель на прогулке.
Какая же я дура. Устроенный вчера мною маскарад выглядел глупо и нелепо. По-детски. Этакая, чисто подростковая, демонстрация протеста. Парад из одного человека.
Страдая от сильнейшего чувства неловкости, я достала из шкафа простые широкие домашние джинсы и рубашку в клетку. Гламурные шлепочки отправились в дальний угол нижней полки, а вместо них были извлечены любимые домашние следики, которые я же сама и связала крючком. Умывшись и почистив зубы, я вытерлась полотенцем, которое, к слову сказать, тоже было розовым. Но сегодня это уже не раздражало. И чего я вообще прицепилась к цвету? Вспомнилось, как выглядел Брэйди вчера ночью. Ну не похож он был на человека, способного так тупо приколоться. Не похож. Хоть режьте. Может, он искренне думал, что блондинкам нравится розовый цвет, и хотел угодить. Да даже если все-таки это и был намек, и братик заранее считал меня глупой, что с того? Пусть считает. Тем более, что я вчера так удачно его предположения подтвердила. Можно просто не обращать на это внимание и жить своей жизнью. Хорошее отношение нужно заработать, а я захотела получить все и сразу, просто так. Не прилагая усилий.
Натянув привычную одежду, я расчесалась, стянула волосы в хвост и спустилась на кухню. Мама, Вихо и Брэйди уже были там. Солнце заглядывало в окно, добавляя к насыщенному запаху свежесваренного кофе еще один теплый, уютный и, я бы даже сказала, мирный оттенок. Все трое сидели за столом. Мама складывала салфетку «домиком». Складывала, любовалась результатом, распрямляла салфетку снова и опять начинала складывать. Теперь уже «тюльпанчиком». Время от времени она поглядывала из-под ресниц на Вихо (доверяюще и тепло) или на Брэйди (изучающе, со смесью иронии и любопытства во взгляде). Вихо что-то тихо рассказывал сыну, а тот внимательно слушал, положив на стол перед собой сжатые в кулаки руки. Сегодня он выглядел как самый обычный парень. Флер таинственности, который окутывал его ночью, исчез. Обыкновенный, довольно симпатичный молодой человек, одетый очень просто: старенькие вытертые джинсы нормальной длины и рубашка в клетку. Почти такая же, как у меня. На правом предплечье под тонкой тканью угадывались очертания повязки.
Хотела бы я знать, о чем идет речь, но разговор велся на английском, а значит, и прислушиваться смысла не было. Жаль. Мне было интересно. Уж очень хмурым был Брэйди. Я невольно вздрогнула, заметив злость, омрачившую правильные черты его лица, неожиданно яростную, испепеляющую, никак не соотносившуюся ни с солнечными лучами, проникающими в комнату из-за распахнутых занавесок, ни с ярким, нарядным запахом свежего кофе, ни с уютной семейной атмосферой, царившей за столом. Впрочем, это жуткое, наводящее на мысль о способности к убийству, чувство, промелькнувшее в его взгляде, тут же сменилось спокойным непроницаемым выражением в черных, слегка раскосых глазах. Почему-то мне показалось, что ярость и злость во взгляде Брэйди относились именно ко мне. Ведь они исказили лицо парня как раз в тот момент, когда я остановилась в дверях. И сразу пропали. Он посмотрел на меня, и вслед за ним обернулись мама и Вихо. Торчать в дверях и молчать было глупо. Надо было что-то сказать или сделать. Махнув рукой, я улыбнулась через силу и сказала, обращаясь ко всем сразу:
— Привет.
Вихо ласково улыбнулся мне в ответ и произнес:
— Привет, Дженн.
Брэйди не удостоил мою скромную персону ни единым словечком. Я отчетливо видела на его лице следы внутренней борьбы. Неужели мое появление здесь настолько неприятно для него, что даже элементарная вежливость уже не по силам? Здорово! Хорошо, что мама здесь и уж она-то точно рада меня видеть.
— Ну ты и спать горазда, Жека, — сказала она. — Уже обед вообще-то. Всю ночь перед компьютером сидела?
Пришлось сделать усилие, чтоб не покоситься на Брэйди, и ответить, как ни в чем не бывало:
— Так уж сразу и всю.
Я с деловым и по-возможности независимым видом устроилась за столом, выдвинув свободный стул.
