— Тебе стоило родиться мужчиной.
— Я знаю, — Катарина вздохнула и закрыла альбом. Завтра. Она возьмется за него завтра.
Или послезавтра.
Джио отвернулась. Она знала, что рисунок этот Катарина сделала еще в Королевской башне. С тех пор прошло шесть лет.
Катарина просто устала.
Ей нужно отдохнуть.
— Что ж, дорогая, — Джио поднялась. — Пожалуй, пойду я спать… и тебе советую. Завтра ранний подъем. Надо же взглянуть на этого твоего… героя.
Она ушла. И дверь прикрыла, позволив Катарине поверить, что она осталась одна. Потом, позже, когда Катарина уснет, Джио дверь откроет, чтобы слышать.
И пускай. Так даже спокойнее.
Катарина вновь открыла альбом. Руны и руны, сплетшиеся в рисунке. Раньше считалось, что мастер должен создавать вещи не только функциональные, но и красивые. Порой доходило до нелепого, как вот здесь: пять рун добавили лишь для того, чтобы не нарушать узора.
Королевские олени.
Розы.
И гончие псы Слепой жницы, о которой должен помнить всяк, что король, что нищий. Король помнил. Генрих боялся смерти и с каждым годом все сильней. Он прятал этот страх, а тот прорывался, перерождался, нашептывая, что все-то вокруг ждут и не дождутся, когда же его, Генриха, не станет. Страх плодил заговоры и заговорщиков, заставляя искать злой умысел в самых, казалось бы, обыкновенных вещах.
Кто погасил кристаллы?
Кто подвинул королевское кресло слишком близко к камину?
Кто смотрит вслед или смеется, поглядывая на короля? Кто смеет говорить, что этот король слишком стар и толст… кто…
Катарина решительно захлопнула альбом.
Не сегодня. И вправду стоит отдохнуть, ибо с Джио станется поднять ее на рассвете. А Катарина даже не уверена, что найдет малинник, а если найдет… кто сказал, что тот мужчина появится? Да и… это ведь совершенно неприлично!
Непристойно!
Сидеть в кустах, ожидая… Катарина вдруг хихикнула. И зажала рот руками, представив, как бы отреагировал отец, узнай он… а потом смех исчез.
Как… он умел воспитывать непокорных детей. И не только словом.
Газету, оставленную Джио, Катарина все-таки взяла. И забралась в постель, на сей раз теплую и мягкую. Перины перетряхнули, одеяло подсушили, сменили постельное белье…
Хорошо.
Катарина развернула газету.
И вздохнула, поняв, почему та осталась лежать на кресле. Джон женится… Нет, я знала, что он должен будет. Совет настаивал, а Джон тянул, и в этой его медлительности многим виделся намек на нашу несуществующую связь.
А теперь он женится.
На Маргарет.
Отец будет доволен. А Катарина… она смотрела на портрет сестры и думала, что, если бы захотела, могла бы оказаться на ее месте. И была бы свадьба.
Корона на ее голове.
Джон… он ведь красив. И добр. Умен. Великодушен.
Пока.
Говорили, что и Генрих когда-то был таким. Но власть рождает чудовищ, а Катарина не хотела видеть, во что превратится по-своему дорогой ей человек.
Поздравить его?
Это будет неразумно, но…
Катарина перевернула страницу.
Писали о помолвке. И о Маргарет, прославляя красоту и кротость младшей из рода Годдард. Странно, что память ее не сохранила. Ей было пять, когда Катарина покинула дом.
Какая она?
Катарина погладила портрет.
Наверняка, она красива… быть может, красивей Катарины. Определенно, куда красивей. Ей шестнадцать, а Катарине двадцать семь. Она только-только расцветает, а Катарина… ей не так долго осталось. Она уже стара. Старше матери, той было двадцать шесть, когда она умерла в очередных родах, оставив отцу пятерых детей.
Слезы все-таки поползли по щекам.
Пускай.
Катарина нашла заметку о себе и прочитала трижды. Легче не стало. Там, во дворце, наверняка решили, что этот отъезд ясно дает понять, что время восьмой королевы ушло.
Хорошо бы отец поверил.
Катарина вздохнула.
И погасила кристаллы. Закрыла глаза, уже понимая, что не уснет — вдруг появилась обида, и на Джона, который так уговаривал остаться, а потом вдруг из всех невест выбрал Маргарет… и на нее, хотя она ни в чем не виновата… на отца, что постарался упрочить свою власть.
На всех тех людей, которые клялись в любви и преданности, а теперь просто-напросто забыли.
Нет больше королевы.
Но как ни странно, Катарина провалилась в сон, и был он теплым, спокойным и полным волшебства. Такие снились ей в глубоком детстве, когда она еще верила, что мир — это чудесное место и люди просто-напросто не могут быть в нем несчастны.
Глава 7
Кайден легко поднялся по старому плющу. Он был осторожен.
Он переступил через тончайшую нить сторожевого заклятья, которое окружило дом. Надо же… нет, заклятье было весьма качественным, но Кайден умел обращаться с такими.
Дважды обойдя вокруг особняка, он остановился перед задней дверью, которая была приоткрыта.
— …а потом она мне так и говорит…
Раздраженные человеческие голоса заставили Кайдена попятиться и замереть. Он знал, что люди в темноте видят плохо, но рисковать не собирался.
Уходить тоже.
Слуги зачастую знают многое, а ему было любопытно.
— И огнем как…
— Да свистишь, если б она тебя огнем пальнула, ты б тут не стоял.
— Легко тебе говорить, — этот голос был по-женски визглив, хотя и принадлежал мужчине. — Где это видано, чтобы живых людей…
— Сам виноват, нечего было в кабаке зависать. Погоди, она еще за книги не бралась…
Ненадолго воцарилась тишина.
— А светленькая ничего так… сочная… я б ее…
Человек добавил пару слов, после которых рука Кайдена сама потянулась к клинку. И сущность Тени отозвалась легко, она тоже не любила тех, кто вот так неуважительно обсуждал женщин. Впрочем, Тень вообще к людям относилась с немалым предубеждением.
— Заткнулся бы ты, от греха подальше, — проворчал второй и поднялся со ступенек. — Если кто услышит, потом не жалуйся…
— Донесешь?
— Больно надо… только с мьесс вязаться себе дороже…
— Любую кобылу стреножить можно.
В воздухе запахло дымом.
— Гляди, чтоб эта кобыла тебе руки не переломала по самые локти, — человек был велик и пахло от него водным камнем. Запах этот заставлял Кайдена морщиться.
Кровь великанов?
Сильно разбавленная, но все же она сказывалась в этом человеке, наделив его немалым ростом и, как Кайден подозревал, силой.
— А что я? — второй, сидевший на ступенях, был невелик и сутуловат. — И без меня умельцы найдутся…
— Луис! — жесткий окрик заставил лакея вскочить. — Где тебя демоны носят? Бездельник…
Женщина, выглянувшая во двор, огляделась. Нахмурилась. И добавила пару таких слов, что покраснел даже Кайден.
— В дом идите, — сказала она уже спокойней. И отступила. — Завтра день тяжелый, велено ремонт начать.
Кайден улыбнулся. Если дом будут ремонтировать, значит, Катарина не уедет. А это хорошо. Очень хорошо. Вот только…
Ночной ветер погнал по дорожке пыль, и на долю мгновенья запахло… неправильно. Резко. По-звериному. Впрочем, не успел Кайден понять, что это за запах и почему заставляет он вжиматься в землю, как тот исчез, сменившись тяжелым цветочным ароматом.
— Вот дура… — пробормотал первый, и не понятно было, о ком именно он говорит.
Дверь закрылась. А Кайден двинулся по кругу.
Дом был стар.
И сад был стар. Он подобрался вплотную, вцепился в камень шипами и колючками, пустил в него корни. Он протянул к камню ветви, распушил зеленую листву, укрывая его от ночного ветра. И Кайдена тоже, хотя ветер ему не грозил.
Взобравшись по лозам, он ненадолго задержался на подоконнике, ровно настолько, чтобы раздвинуть нити сторожевого заклятия. Само его присутствие Кайдена скорее порадовало, разве что показалось заклятье чересчур уж простым.
Впрочем, для людей сойдет.
Он скользнул в комнату. Вдохнул запах, такой мучительно сладкий, смешанный с ароматами трав и благовоний.
Комната была невелика.
