— А зря, — веско проговорила Марья, облизывая ложечку. — Такой шанс. Все студентки, лаборантки и аспирантки на Олевского облизываются, а ты раз! За ручку – и под венец.
— Так, закрыли тему, а то неизвестно до чего договоримся, — пробормотала я, прогоняя из воображения приятную картину: я, в свадебном платье с огромным шлейфом, под руку с Олевским. Никогда о замужестве не мечтала – и туда же! Подозрительно как-то! — Лучше скажи, Ксюш, что у тебя с наследником.
— Ничего, — Ксеня слегка скривилась. — К счастью, в политике сейчас такие страсти кипят, что Федотовым не до меня. Георгий будет на балу послезавтра, кстати. Надеюсь, не станет приглашать меня, а пригласит… ее. Сами знаете, какие слухи ходят.
— А что? — Марьяша пожала плечами. — Гудковы родовитые, хоть и малость бедные в последнее время.
— Да пусть их, — Ксеня махнула рукой. — Лишь бы меня не трогали.
— Девчонки, что нам ожидать от бала? — я опустила глаза к чашке.
Все мы знали, как появилась традиция отмечать Самайн празднеством. В дни, когда Грани между мирами особенно тонки, лучшие маги собираются в стенах Академии, у Источника, чтобы в любой момент иметь возможность отреагировать на вторжение. День Мертвецов уже давно совместили с Днем Посвящения в студенты. Но все знают: танцы и магические мероприятия на Самайн – лишь побочный момент ожидания ежегодной заварушки. Преподаватели и персонал Академии приносят с собой палочки и удобную одежду, чтобы в любой момент устремиться к Разломам.
— У меня предчувствие, — пробормотала Марьяша, — точнее, не у меня, а у Фоди. У Пупрыгина хорошо с предчувствиями. И он говорит…
— Давайте не будем озвучивать всякое… плохое! — вырвалось у меня. — Я просто хочу потанцевать!
С Антоном, добавила я про себя.
— Сама же спросила! — возмутилась Марья. — Просто Фодя, например, ничего хорошего не ждет. И я. Все ведь знают, что вот-вот начнется какая-то заварушка с фантомами.
— Не все, — бросила Ксеня, хмурясь. — Папа говорит, что у трона появилась третья сила, оппозиция, не антимонархисты, и не сторонники чистоты магических рас, а те, кто считает, что Федотовы дискредитировали свое имя и само понятие Нерушимого Правления Драконов. Что Гиперборея должны сменить курс. Например, позвать на трон правителей из-за границы, наследников королевских семей нагов… или грифонов… или тех же фавнов. Все больше политиков переходит в открытую оппозицию. Но кто стоит за этим движением, непонятно. Внешне оно выглядит… спонтанным, хаотичным. Но Бронислав сказал, что его отец думает… в общем, кто-то несомненно питает это… поветрие. И вся эта возня только выглядит свободным волеизъявлением. Не случайно ведь о необходимости смены правящей семьи заговорили самые продажные министры. И получается, до Большого Прорыва никому нет дела.
— Антон Макарович называл это Грид, — кивнула я. — Он считает, что будет прорыв в сочетании с пробоем, такой, как двести лет назад, когда маги едва справились с волной фантомов из разных миров.
— Девчонки, вот сейчас реально страшно стало, — Марья поежилась.
Я посмотрела в сторону холодильника. Устав от нашего любопытства, Тупорыл почти постоянно оставлял одну его стенку прозрачной. Гоблин сидел в своем кресле-качалке и явно прислушивался к разговору. Надо и его расспросить как следует.
— Будем думать о нарядах, — решительно заявила Ксеня. — Девочки, завтра с утра на подгонку платьев, не забудьте!
… Первым из гостей Академии, кого я выхватила взглядом у колонн, был… Вележ, непривычный в строгом костюме и мужских ботинках. И даже без клатча.
— Ленни! — прошипела я, появляясь за спиной у форензика. — Ты же должен быть дома! Ты такой же белый, как эта мраморная колонна!
— Тыковка, — ласково протянул Вележ, — как мог я оставаться дома, когда на бал пригласили всех выпускников прежних лет?
— Вот почему столько народу, — сказала я, оглядываясь по сторонам. — Яблоку негде упасть. Вообще-то, ничего страшного не случилось бы, если б ты дома посидел. Это просто Самайн.
— Ничего страшного? Думаешь? — Ленни задумчиво погладил себя по груди. По узкому карману для палочки. Оттуда торчал кончик его любимой золотой «свечи». — Давай сойдемся на том, что я страсть как люблю тыквенные пирожки. Шикарное платье. Ты прекрасно выглядишь, Лу.
— Спасибо, ты тоже. Просто красавец! А где твоя сумка? Ни разу не видела тебя без сумочки. Непривычно.
Вележ поморщился:
— Времена меняются, а с ними меняются и люди. Мне пришлось пересмотреть мои старые привычки… с уходом Мадлены.
— Ой! — воскликнула я виновато. — Прости! Вот я глупая! Не спросила, как все прошло?
— Терпимо, раз я сегодня здесь – тихо и мирно. Я проснулся, а ее… нет. В этом вся Мадлена. Не думай о старом Вележе, Лучезара, думай о себе. Ты прекрасна. Похожа на розу. Самые чудесные цветы – розы. Такие разные: нежные, томные, трепетные, ненасытные… Иди, погуляй, тыковка... пока все тихо. Сегодня твой день.
Я сердито фыркнула. Еще один ожидает заварушку. Не хлопнулся бы в обморок.
Однако ничто не указывало на то, что собравшиеся готовятся к серьезному магическому мероприятию. Вестибюль Академии был превращен в главный зал. Устроители серьезно отнеслись к Дню Посвящения: добавили пространства за счет вектора расширения, превратили Источник в декоративный фонтан. А в Стеклянном зале уже накрываются столы.
Я подошла к Источнику, изумленно осматриваясь. Замечательная штука – расширение пространства. Вот того возвышения тут точно не было, а теперь на нем играет оркестр. И до балкона шагать метров тридцать. Некоторые уже танцуют. Вокруг них кружатся призрачные лепестки и блестки. Варфоломея Агнестовна, в роскошном алом платье, сверкая клыками, кружится с высоким молодым человеком, по всей видимости, выпускником ее семерки, серьезным и статным. Богдан Денисович мягко ведет очаровательную брюнетку, по виду дриаду. Райяр явно неравнодушен к Чудному Народу.
На балконе стоял Кингзман, кивал и добродушно улыбался. К нему подходили, он жал руки. Сколько же знакомых по газетам и теленовостям лиц! И не только. Я видела графа Куделя, Хомутову и Прокла Пупрыгина, опекуна Фоди. Мне помахал барон фон Райндорф, показав знаками, что не может найти Ксеню. Я кивнула и отправилась искать подругу.
Если бы не Генрих, никогда бы ее не нашла. По подсказке посмертия я вышла в полутемный, освещенный несгорающими факелами коридор, ведущий в старый корпус… и остановилась в нише окна. Ксеня и Бронислав стояли у рыцарских доспехов, глядя друг другу в глаза. Будто две фигуры из детской игры «замри, загадка». У Ксени были сдвинуты брови. Все как всегда: спор, негодование, хамство Бон-бона или…? Кудель сделал резкое движение, прижав ладони к вискам Ксени, и… поцеловал ее быстрым, как выпад змеи, поцелуем. Отпрянул, но недостаточно быстро. Ладонь баронессы звонко впечаталась в щеку графа.
— Ох! — сказал кто-то над правым плечом. — Больно, наверное. Как вы думаете?
Сзади меня висел Теофильд, умертвие, приглядывающее за балбесом Куделем.
— Однозначно больно, — тихо сказала я.
Ксеня заметила меня с призраком, кивнула, прошла мимо, гордо подняв подбородок. За ее спиной граф Древобуржский с силой пнул доспехи. Доспехи в долгу не остались – выставили ногу в остром железном ботинке и чуть не уронили Бронислава, не заметившего подножку, на пол.
— Мой танец – сразу после вальса с куратором, — крикнул Кудель вслед Ксюше.
Ксеня не обернулась.
— Лучезара, — сказал Бронислав, подходя ближе и глядя мимо меня. — Ты теперь в нашей семерке. Готова немного порезвиться сегодня вечером?
— В смысле? — удивилась я.
— Если будет Прорыв, мы в деле. Все семеро.
— Я с вами!
— Переодеться есть?
— А надо? Будет!
— Лу, ты мне друг?
— Нет.
— А хорошо бы нам подружиться. Всем нам. Прошу, скажи своей подруге, что я, — Броня запнулся, покусал губу, продолжая следить взглядом за Ксеней, — … что я не из-за родителей. Она просто мне нравится… очень.
