class="p1">Все перестало иметь для меня значение кроме этой маленькой драгоценной жизни в моих руках. Я смотрела на сына и не могла насмотреться; а вот он морщился и кривил маленькие губки.
Наклонившись, я поцеловала его в теплый бархатистый лобик.
Сын… мой сын…
Он издал недовольный мяукающий звук, и я, отстранившись, снова начала завороженно на него смотреть. Пока еще сложно судить, на кого он похож, но тонкие волосики на его голове явно темные.
— Здравствуй, — проговорила я дрожащим голосом.
Сын в ответ пыхнул черно-красным облачком пламени, которое мне уже хорошо знакомо. Плады, стоящие рядом, тут же погасили эту черноватую красноту и подбежали ко мне.
— Вы в порядке, эньора?
— Вас не обожгло?
— Нет, — ответила я, — это не пламя смерти, это он так пугается…
— Ничего себе пугается, — нервно выговорил один из мужчин.
В коридоре послышались шаги; кто-то вошел в камеру, и плады, окружавшие меня, расступились.
Увидев Рензо, растрепанного, запыхавшегося, родного, я скривилась так же, как кривился мой сын, и заплакала. Наконец я не одна, муж и сын рядом и можно побыть слабой… Муж подошел ко мне, опустился на колени перед кроватью и, протянув ко мне руку, вымолвил:
— Лери…
Я потянулась к мужу, и он поцеловал меня в мокрые щеки, а потом приподнялся и обнял меня осторожно, чтобы не прижать ребенка.
— У нас сын, — сказала я сквозь слезы и попыталась улыбнуться, потому что не дело топить ребенка в слезах при первой встрече.
— Какой крохотуля, — прошептал Рензо, поглядев на ребенка.
— Неправда, — шмыгнув носом, возразила я, — для пяти месяцев он очень даже крупный.
— Пять месяцев? — повторил кто-то шепотом, но я услышала. — Значит, огнерожденный…
— Огнерожденный? Что это значит? — спросила я.
— Это признак особой силы, — объяснил Уччи.
— Дракон благословил вас, — вставила кормилица.
Нереза ревниво на нее поглядела и сказала:
— Поздравляю вас, эньора.
— Спасибо. Подойди к нам, посмотри на малыша.
Нереза подошла и глянула на нашего сына, темноволосого и недовольного.
— Ну, — сказала она, растроганно улыбнувшись, — тут и думать нечего. Это Теодор.
Мы с Рензо переглянулись.
У нас тоже не было ни малейших сомнений в том, что это Теодор.
Гаранты побоялись вызволять меня из тюрьмы, пока не пройдет хотя бы два дня после родов. Эти дни остались в моей памяти болезненными спазмами, каменеющими мышцами, плачем сына и заботой мужа и Нерезы. После нас отвезли в лучшую в Бэрре гостиницу; оказавшись в светлых комнатах с видом на сад, я вычеркнула из памяти все плохое и сосредоточилась на восстановлении и сыне. Единственное, из-за чего я позволяла себе нервничать, это из-за пламени Теодора, которым он разражался практически по любому поводу: из-за того, что хочет спать; из-за того, что не хочет спать; из-за того, что не хочет на руки; из-за того, что хочет на руки… в общем, в покоях то и дело или вспыхивал черно-красный огонь, или раздавался пронзительный рев.
Это пламя не обжигало ни нас с Рензо, ни Нерезу, ни Дору, кормилицу. Маленький Теодор Мео словно осознавал, что если даст себе волю, то от нас останется лишь кучка пепла, поэтому только пугал своими пламенными демонстрациями.
А еще меня расстраивало, что он больше тянется к Доре, чем ко мне. Ей он протягивает ручки, ей он улыбается... а я? Я не могла ни покормить его грудью — молоко так и не пришло, ни успокоить его огонь, лишь пыхала своим бесцветным дымом, когда он начинал плакать.
Однажды утром сын устроил такую слезно-пламенную истерику, что Рензо кинулся за Уччи, чтобы тот помог успокоить этот огонь. Но еще до того, как пришел плад, вернулась Дора, которая ненадолго отлучалась домой. Абсолютно не боясь черно-красной стены огня, она подошла к Теодору.
— Ну полно, полно, — проговорила она деловито, — хватит пугать маму. Идем-ка на ручки, малец.
Тео замолк, оказавшись в мягких руках кормилицы.
И тут мои нервы сдали. Развернувшись, я ушла в спальню, где начала давиться слезами и тихонько — чтобы никто не услышал — всхлипывать. Нереза бесшумно вошла в спальню вслед за мной, закрыла дверь и, подойдя, обняла меня.
— Тео меня не любит! — пожаловалась я сквозь слезы.
— Он еще совсем маленький и ничего не понимает, — сказала Нереза, успокаивающе поглаживая меня по спине.
— Но Доре он улыбается и за волосы трогает! А ко мне на руки не идет, сразу капризничает! Я не могу с ним справиться! Я плохая мать!
— Не говорите глупостей, эньора. Вы никогда раньше не имели дела с младенцами, поэтому вам страшно сделать что-то не так, и вы нервничаете. А вот Дора — мать пятерых детей, у нее большой опыт. И не забывайте, что у вас не обычный ребенок, а плад, и очень сильный плад.
— Вот именно… что, если я не справлюсь? Как я буду его воспитывать, если мне сложно даже сейчас?
— Вы справитесь, — уверенно сказала Нереза. Отстранившись, она достала платок и протянула его мне. — Вот, высморкайтесь. И радуйтесь, что рядом есть опытная Дора, которая помогает угомонить вашего дракончика.
Высморкавшись, я проговорила гундосо:
— Вот бы рядом был Брадо…
— Он и так рядом, эньора. Он живет в вас, в вашем сыне… Вы бы лучше подумали о своем муже.
— В смысле?
— У вас все мысли о сыне, вы только и вертитесь возле него, нервничаете из-за его огня, а Рензо внимания не уделяете вовсе. Все, что он получает от вас — вспышки раздражительности. Это нехорошо, эньора.
Рензо… я и впрямь совсем забыла о нем. Как и прежде, он всегда рядом, заботится обо мне, но с рождением сына муж ушел на второй план. Ни у него, ни у меня нет опыта воспитания пладов, ребенок для нас обоих первый, и стресс для нас обоих серьезный, но крутятся все лишь возле меня.
— Ты права, — признала я. — Надо исправляться.
— А еще вам надо корсет потуже затягивать и на прогулки чаще выходить, — заметила Нереза, оглядывая меня. — Вы хорошо схуднули, но этого мало. Вам надо вернуть силы и энергию.
Я кивнула и сходила в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Когда я вышла в гостиную, умытая, причесанная и почти спокойная, там уже были Рензо и
