и серебряными цветами и зажмурилась от удовольствия. Настоящие ткани этой эпохи!
Но на этом, мой восторг закончился – он был лишь профессиональным, а вот эстетически мне ничего не понравилось. Слишком тяжелый, вычурный орнамент, даже хлопковые ткани, были с набивным рисунком из букетов и корзинок с цветами. Всего было чересчур.
Лишь кружева, вызвали во мне неподдельное восхищение – шантильи, аржантанские и алансонские, они завораживали своей нежностью и чистотой. Еще немного постояв над всем этим великолепием, я вышла на улицу и огляделась. Где-то здесь, должен быть дом мадам Барбары.
Коней с крыльями, я увидела сразу и смело направилась к воротам, отделявших улицу от внутреннего двора. К моей великой радости, привратника возле них не оказалось и с усилием открыв железную створку, я скользнула внутрь.
Небольшая подъездная аллея, упиралась в полукруглые ступени величественного особняка и поднявшись по ним, я взялась за медное кольцо, которое сжимала в зубах, львиная голова. Удары, произведенные мной, отозвались эхом в глубине дома и через пару минут, дверь распахнулась.
– Что вам нужно, мадмуазель? – невысокий, кругленький мужчина, с красным носом, смотрел на меня важно и надменно.
– Я бы хотела увидеть мадам Барбару. – у меня немного сел голос, но я взяла себя в руки. – Скажите ей, что это племянница её подруги Марион Николя де Готье. Мадлен.
Он пропустил меня в холл и окинув предупреждающим взглядом, сказал:
– Ждите здесь, мадмуазель.
Мужчина ушел, а я огляделась, отмечая, что подруга покойной тетки, жила куда богаче, но безвкусица, сквозила во всем, начиная от вычурного камина и заканчивая аляповатыми шторами. Интересно, меня пригласят в будуар? Предложат чаю? От него, я бы точно не отказалась.
Но мои ожидания не оправдались. Мадам спустилась сама и замерев на последней ступеньке, неприязненно воззрилась на меня. Она была одета в платье из полосатого шелка по последней моде, а руке держала лорнет.
– Мадлен?
От её взгляда, я чуть не поёжилась и мои грязные ботинки, старая шляпка и мокрый подол, стали еще сильней контрастировать с окружающей обстановкой.
– Добрый день. – поздоровалась я, стараясь быть приветливой. – Я прошу прощения, что побеспокоила вас, но мне больше не к кому обратиться.
– И что же ты хочешь от меня? – она это спросила так, будто я пришла попрошайничать. её глаза, сузились.
– Мне нужна работа, – я не стала тянуть кота за хвост. – Возможно вы знаете какую-нибудь пожилую мадам, которой нужна компаньонка? Если бы вы порекомендовали меня…
– Нет. – она оборвала меня на полуслове. – С чего ты вообще решила, что я буду тебе помогать? Какая нахальная особа! Невероятно! Явиться без приглашения! Не зря покойная Марион, не была к тебе расположена!
Меня будто окатили ледяной водой. Вот тебе и помощь… Господи, что я ей сделала? Или она считает, что общаться со мной, ниже её достоинства? Обида захлестнула меня, но скандалить я не собиралась. Не хватало, оказаться унизительно вышвырнутой из этого безвкусного дворца.
– Извините, что побеспокоила. – я развернулась и не дожидаясь когда передо мной распахнут дверь, вышла под дождь.
Уже спускаясь по лестнице, я слышала как она кричала слуге: – Карл, больше не пускай её сюда! Ты меня слышишь?!
На глазах наворачивались слезы от унизительной ситуации, от беспомощности, от злости на всю эту дурацкую ситуацию…
Наплевать, можно и не прятаться – дождь все спрячет…
Черт, у меня даже зонта с собой не было! И тут я оглядела редких бегущих прохожих – зонта не было не только у меня. Да, не помню точную дату, но это, скорее всего, значит, что парасоль, «парасолька» — «от солнца» — до сих пор используется только как защита от палящих лучей. Хотя, помнится, именно в это время кто-то придумал использовать зонты и от дождя. И этим кем-то могу быть я!
Несколько успокоенная мыслями о том, что знания всегда со мной и я обязательно что-нибудь придумаю, еще раз осмотрелась в поисках приличной лавки. Ну, не мокнуть же под дождем на радость всем врагам.
Квартал был богатый и до ближайших лавочек, пожалуй, я успею окончательно промокнуть. Тут я приметила один из прелестных трехэтажных особнячков, что не имели большого сада, зато имели прямо у ворот домик привратника. Над воротами особнячка вилась вывеска, украшенная жестяными виньетками «Частный пансион благородных девиц мадам де Жарнак». Рядом с ажурными кованными воротами в толстой каменной стене была глубокая пустая ниша. Вот там я и решила переждать пик ливня – дождь усиливался и мне казалось, что скоро хлынет по-настоящему.
Простояла я там не слишком долго. К воротам подъехала груженая чем-то телега. Груз был тщательно прикрыт от дождя огромным «покрывалом» из плотной ткани, а сверху еще – разномастными кусками кожи. Из домика привратника выскочили двое – мужчина с совершенно седой головой, в темно-зеленой ливрее и кожаной шляпе и пожилая женщина, придерживающая над собой кожаный плащ, как защиту от дождя. Ворота отворили, они заметили меня в нише и о чем-то перемолвились. Мужчина пошел вслед за телегой, а женщина, закрыв уже одну створку, заколебалась и, наконец обратилась ко мне:
— Мамзель, может быть зайдете переждать дождь к нам?
Предложение я приняла быстро и с благодарностью – изображать «украшение» в нише было не слишком приятно и довольно зябко. Женщина слегка потеснилась под плащом, отдав мне половину и, придерживая его с двух сторон, мы добежали до домика.
Внутри было прелесть, как хорошо! Пылал камин, тепло и чуть сумрачно. У камина расположились два низких удобных креслица с кучей подушек каждое. Между ними – что-то вроде кофейного столика или высокого табурета на трех ножках, в одном из кресел лежит неоконченный полосатый чулок на спицах и пара клубков.
— Присаживайтесь, мамзель, я сейчас вас сделаю горячий отвар. Меня, кстати, зовут Барбара.
— Мадмуазель Мадлен де Вивьер – представилась я. О том, что я по совместительству, являюсь баронессой, я благоразумно умолчала, дабы не смущать хозяйку.В документах, которые мне переслал нотариус, я выяснила, что я баронесса, как и сестрица Бернардет, но фамилии у нас разные. Очевидно, Бернардет де Готье была племянницей тетки по мужу. А я – по сестре. Сложно сказать, почему баронесса так невзлюбила мою мать, а потом и меня, но уже то, что мы с Бернардет не родные сестры – меня радовало.
Пока Барбара хлопотала, подвешивая на большой крюк над
