— Да, — наконец, отвечает Королева. — Я могу. И ты знаешь цену.
Знает.
— Я согласен.
— Вот так просто? — она смотрит снизу вверх и улыбается.
Всегда улыбается, а глаза все равно мертвые.
— Да.
— Зачем, Оден? Ты же мечтал вернуться домой. И ты вернулся. Ты хотел избавиться от моей метки, и у тебя это вышло. Ты желал получить живое железо, и родовая жила откликнулась на твой зов.
— Спаси ее.
— Подумай хорошенько, — она оказывается рядом и кладет руку на грудь. Холод, исходящий от Королевы, куда сильней того, что Оден испытывал прежде. — Ты вновь силен. И свободен. Даже совесть твоя чиста, ведь ты действительно не знал...
Рука сжималась, и острые когти — все-таки когти, тонкие каменные пластины — впивались в кожу.
— ...ты и дальше можешь служить Королю... или сам стать Королем.
Из ран на груди сочилась кровь, на сей раз пахла она кровью, а не виноградом.
— Он надорвался, воюя со мной... — Королева положила голову на плечо. От темных волос ее тянуло плесенью. — Оправится еще нескоро... а за тобой пойдут... новая династия... род, который будет силен, как никогда прежде. И сотни, если не тысячи девчонок... на твой выбор.
— Мне нужна одна.
— Вот и выберешь.
Наклонившись, Королева провела языком по коже, слизывая кровь.
— Я уже выбрал.
— Упрямый... быстрой смерти не будет. Ты ведь помнишь, что такое темнота? Она длится и длится... боль, такая разная... сколько оттенков, Оден?
— Не считал.
— Сосчитаешь, — когти почти коснулись сердца. — Я ведь не заберу тебя сразу... ночь... и вторая... потом, быть может, отпущу ненадолго. И снова вернусь. Или верну... они там решат, что ты сходишь с ума. Лечить попробуют... но мы-то будем знать, насколько это бесполезная затея. Твой брат взбесится от бессилия... и возненавидит тебя. Себя тоже. Будет считать виноватым. Он и вправду виновен, тебе ли не знать? Возможно, ты даже получишь удовольствие, наблюдая, как он мучится... совесть — хороший палач.
Оден не искал мести.
— Я дам вам время... столько времени, чтобы отравить его жизнь. И когда ты все-таки умрешь, твой брат вздохнет с немалым облегчением. Король же будет просто счастлив, избавившись от такого соперника...
— Она совсем на тебя не похожа...
Черты лица — такая мелочь.
Да и они теперь казались иными.
— Эта девочка? Кстати, она ведь сделала тебе подарок, дорогой подарок, и думаешь, ей понравится, как ты с ним обошелся?
Ему нечего сказать.
— Она ведь тоже уйдет. Не выдержит твоего безумия. Будет пытаться спасти, но... кто она против меня?
Пусть уходит. Лишь бы жила. А когти королевы впились в сердце, приказав тому остановиться.
— Поэтому подумай хорошо, Оден из рода Красного Золота. Действительно ли ты готов заплатить подобную цену?
— Да.
— Почему?
Королева отступила.
— Потому что... у меня была невеста.
...самая прекрасная девушка в мире.
И тем странней видеть жалость в зеленых глазах Королевы.
— Другие говорили о ненависти... проклинали... умоляли, а поняв, что мольбы не действуют, снова проклинали. Сходили с ума. Но безумие их было преисполнено злобы. А ты, дойдя до края, зацепился за сказку. Как такое возможно?
Оден не знал.
Просто получилось.
— Ты говорил о своей невесте с таким жаром, что я начинала верить, будто она существует.
Существует. У нее зеленые глаза, а волосы светлые, с рыжиной, на солнце они выгорают добела. Длинный нос от альва-отца и родинки материным наследством. Она тонкая и гибкая. А спросонья ворчит. И еще пятки высовывает из-под одеяла, потому что под одеялом пяткам жарко.
— Ты сам себе создал сказку. И она ожила, — когти Королевы разжались. — Такое случается...
Кровь сыпалась на серое полотнище трав и прорастала.
Зеленые лозы.
И черные тернии.
— Уходи, Оден из рода Красного Золота.
— Эйо...
— Тело будет жить, а вот захочет ли вернуться душа, я не знаю... зови.
Она отступила, и лозы потянулись следом за Королевой.
— Зови так, чтобы услышала. Если ты ей нужен, она найдет дорогу.
Мягкие иглы терний ласкались к босым ее ногам.
— И прощай...
— Погоди!
Косы Королевы расплелись, и хрупкие побеги вскарабкались по прядям.
— До чего же ты непонятливый. Ты мне не нужен. У тебя невеста есть, — она рассмеялась, и ветер украл ее смех. — Иди к ней...
— Почему?
— Почему? — переспросила Королева, и в зеленых глазах ее вспыхнули искры. — Может, я не желаю портить себе сказку... может, я надеюсь, что вы с Королем все же перервете друг другу глотки... а может, мне просто приятно будет жить, зная, чем ты мне обязан. Ты ненавидишь меня. И ты мне должен. Разве это не весело?
Оден отступил.
— А может... может мне интересно узнать, что породит лоза, проросшая сквозь камень.
Хрустела под ногами серая трава.
...галька...
— Оден, — ветер задержал на мгновенье, но не позволил обернуться, — есть кое-что выше Королей... запомни. Пригодится.
Ветер принес запах вереска.
...и крови.
...свежескошенной травы.
...дыма.
...железа.
Оно, скрывшееся внутри Эйо, таяло, покидая рану. И Оден слизывал черную густую кровь, которая по вкусу была вином. А когда рана затянулась, позвал так громко, как умел.
Сверр из рода Лунного Железа был мертв.
За этим он и пришел.
Привел стаю.
И жилу, чье эхо еще звучало под землей.
Она просто смела внешний контур, а стая оказалась много больше той, что оставила следы на поляне. За Сверром пошли многие. Во имя славы. Чистой крови. И просто безумия, которое застило разум настолько, что и смертельно раненые, щенки продолжали драться.
Три десятка смертников. И один бешеный ублюдок...
Виттар сел на землю, и когда Тора опустилась рядом, обнял ее, зарылся носом в растрепанные волосы, и уши бы заткнул, лишь бы не слышать этого воя. Наверное, он сидел так долго, если не заметил появления Короля. Тот стоял, опираясь на трость, разглядывая выжженную землю, и дом, просевший на одно крыло.
А тела убрать успели.
— Виттар, твоя жена скоро совсем замерзнет. Да и доктор хотел бы на нее взглянуть... не только на нее.
Стальной Король смотрел на Одена.
— Второй час уже...
Тора и вправду дрожала. И Виттар в тщетной попытке хоть как-то согреть ее, набросил на плечи грязный фрак, и только потом заметил, что ему плед протягивают.
Плед — это хорошо.
А крытый экипаж — еще лучше.
Для нее во всяком случае.
— И никого не подпускает, — задумчиво произнес Король, когда Виттар вернулся. Он прав: такие разговоры следовало вести без свидетелей.