опрокинулись и ударились в утрамбованную землю. Рот поднялся, крылья унесли его с дороги. Он спустился в нескольких футах позади меня, а Кайман остался сидеть на корточках, янтарные глаза горели, как угли.
Труба зазвучала ещё раз, и, казалось, мозг подпрыгивает в моём черепе. Я потеряла контроль над благодатью, и мой меч пропал.
В центре света возникла фигура человека. Он был высок, почти семь футов, и когда он вышел из колонны, я увидела, что на нём были развевающиеся белые штаны, его грудь была обнажена, а кожа так светилась и постоянно менялась, что он не был ни белым, ни коричневым, и всё же каким-то образом все оттенки существовали. Совсем как мой отец.
Но это был не мой отец.
Это я знала.
Он шагнул вперёд, спиной к каменной арке и бурлящему статическому центру. Судя по количеству энергии, которую он выбрасывал, он определённо был архангелом.
Сулиен не съёжился и не побежал. Он остался на месте.
Ожидая.
— Ну и появление, — пробормотал Рот. — Интересно, что он компенсирует?
Архангел поднял руку и щёлкнул запястьем, а затем Рот и Кайман повисли, словно их подхватила невидимая рука. Они летели по воздуху и врезались в скалы и валуны. Оба упали, меняя форму, приземляясь в беспорядке камней, руки и ноги были разбросаны под неудобными углами.
О, боже, они не двигались.
Моя голова резко повернулась к архангелу, когда он встал позади Сулиена, положив руку на плечо Истиннорождённого.
— Сын мой, — произнёс он мягким и тёплым голосом, как будто он был полон солнечного света. — Что ты мне принёс?
— Кровь Михаила. — Сулиен ухмыльнулся. — И два демона. Я их не ожидал.
Во мне расцветало чувство ужаса, когда Архангел повернул ко мне голову, его глаза были чистыми белыми шарами. Он обошёл Истиннорождённого, своего сына, его губы скривились в одну сторону, когда он оглядел меня с ног до головы.
— Дитя Михаила, — сказал он. — Я ожидал увидеть кого-то более… впечатляющего.
Я моргнула.
— Но с другой стороны, Михаил не проявлял к тебе никакого интереса, не так ли, дитя? — продолжал он. — Я не должен быть удивлён.
Хорошо.
Это было грубо.
— Кто ты, чёрт возьми? — потребовала я ответа.
— Я — Евангелие и Истина. Я явился Даниилу, чтобы объяснить его видения, и я стоял рядом с твоим отцом и защищал народ от Падших и других существ. Я — Святой, явившийся перед Захарией и Марией и предсказавший рождение Иоанна Крестителя и Иисуса. Я — архангел, который принёс Истину и Знание Мухаммеду.
Его крылья поднялись и расправились позади него, и… с ними было что-то не так. Чернильные прожилки протянулись сквозь белую ткань, и из них потекло что-то похожее на смолу.
— Я Гавриил, Предвестник.
Шок прокатился по мне, как будто меня неожиданно бросили в ледяную воду, когда я уставилась на архангела Гавриила.
— Ты выглядишь удивлённой, — его губы изогнулись в улыбке.
Инстинкт требовал, чтобы я сделала шаг назад, но я удержалась на месте.
— Я не понимаю. Ты — Гавриил.
— Уверен, что он знает, кто он такой, дорогая, — Сулиен посмотрел туда, где стояли Рот и Кайман.
Я едва слышала Истиннорождённого.
— Как это мог быть ты?
— Как это я могу убивать Стражей? Демонов? — белесовато-светлая бровь поднялась. — Потому что это был я. Мой сын присматривал за всем, присматривал за тобой, но это был я.
Я не могла поверить своим ушам. Это не имело никакого отношения к тому, что Сулиен ошибался, а всё дело было в том, что Предвестником был Гавриил, один из самых могущественных ангелов, один из первых, когда-либо созданных. Но в этом вдруг оказалось слишком много смысла. Ангельские обереги и оружие. Испорченные видеопотоки. Это казалось таким очевидным, это было почти болезненно, но даже я не могла понять, как архангел мог работать с ведьмами и демонами и убивать не только Стражей, но и невинных людей.
— Спроси меня, — уговаривал он. — Спроси меня, почему?
— Почему?
Его улыбка стала шире.
— Я собираюсь изменить мир. Вот в чём всё дело. Вот о чём всё это было, — он указал на арку. — Души умерших. Этот портал, — он помолчал. — Миша. Ты. Я собираюсь изменить мир к лучшему.
Всё, что я могла сделать, это смотреть.
Его крылья опустились, их кончики почти касались земли.
— Человек никогда не должен был получить дар, данный ему Богом. Они никогда не заслуживали такого благословения, как вечность. Это то, что душа дарует человеку — вечность мира или ужаса, их выбор, но, тем не менее, вечность. Но душа… она умеет гораздо больше. Вот как человек любит. Вот как человек ненавидит. Это сущность человечества, и человек никогда не заслуживал такой славы.
— Как… Кто может сказать, что человек никогда не был достоин?
— Как может человек быть достоин способности любить, ненавидеть и чувствовать, когда Его первые творения — мы, Его всегда верные и самые достойные, те, кто защищает Его славу и распространяет Его слово — никогда не могли?
— Потому что… вы ангелы? И ты не человек?
Я была так смущена. Такая растерянная.
— У нас есть ауры. У нас есть чистая сущность.
Он посмотрел на меня своими белоснежными глазами, в которых не было ничего жуткого.
— Но у нас нет души.
Он слегка повернулся, глядя туда, где Сулиен разглядывал демонов, а затем на потолок.
— Бог сделал всё, чтобы защитить человека. Дал им жизнь, радость и любовь. Цель. Способность творить. Поднял Падших, чтобы охранять их, и дал им души в награду. Сделал всё для того, чтобы, покинув эту смертную оболочку, они обрели покой. Даже те, кто грешит, могут найти прощение, и только самые злые и самые непростительные сталкиваются с судом. Это изменится. Человечество, каким мы его знаем, находится на своём конце. Многие из нас предупреждали Бога, что этот день придёт. Остановить это было невозможно.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — я старалась не спускать глаз с Сулиена, когда он толкнул Каймана ботинком. — Боже…
— Бог поверил в человека, а человек предал Бога. Что они сделали с момента сотворения? Что они сделали с даром жизни и вечности? Они развязали войну, породили голод и болезни. Они принесли смерть к своим дверям, приветствуя её. Они судят так, как будто они этого достойны. Они поклоняются ложным идолам, которые проповедуют то, что хотят услышать, а не Евангелие. Они используют имя Бога и Сына как оправдание своей ненависти и страха, — Гавриил наклонил голову, его голос был ровным и мягким. — В
