Она заметила что-то у себя на платье. Пятнышко, похожее на засохшую кровь.
И вдруг ее глаза стали еще больше и еще зеленее.
— Боже мой! — воскликнула она.
— Ты еще что-то вспомнила?
— Поцелуй! Ты сказал, что я спала, а ты случайно оказался здесь.
— Да.
— И ты подумал, что я — красивая?
Я поморщился, а она продолжала:
— Не смущайся. Конечно, подумал. Все считают меня обворожительный.
— И еще скромной.
Эти слова она пропустила мимо ушей.
— Ты увидел меня. Я была настолько красивой, что ты тут же в меня влюбился.
Девчонка была на редкость самоуверенной, но самообманом она не занималась. Красивые женщины всегда знают о своей красоте.
— Насчет влюбился... — попытался возразить я.
— Конечно. Ты в меня влюбился, наклонился и поцеловал. Первый поцелуй любви. А как только ты меня поцеловал, я немедленно проснулась.
— Да.
Она вдруг заплакала.
— Какая... какая же я дура! Эта старая толстолицая госпожа Брук была права. Я — глупая девчонка, которую ни на минуту нельзя оставить одну.
— О чем ты говоришь?
Мне захотелось ее обнять, но я почувствовал, что момент сейчас не самый подходящий.
— О проклятии, глупец!
— Теперь я глупец? Давай по порядку. Что за проклятие и почему ты назвала себя дурой?
— Проклятие. То самое. Ведь все знают о проклятии Мальволии. Отец меня убьет. Теперь меня упекут в монастырь!
Она заревела еще пуще, но, видя, что я ничего не понимаю, взяла себя в руки.
— Неужели ты до сих пор не понял? «Накануне своего шестнадцатилетия принцесса уколет палец веретеном и умрет».
— Но ты-то не умерла.
— Нет. Фея Флавия смягчила проклятие. Она сказала, что я не умру, а только засну. И все королевство погрузится в сон и будет спать до тех пор, пока меня не разбудит поцелуй истинной любви.
— М-да, — пробормотал я, думая, а все ли у девочки в порядке с головой.
— Разве ты не понимаешь, что старухой была Мальволия? Она принесла сюда те платья, сумела расположить меня к себе. Кто знает, может, она всю мою жизнь следила за мной. И еще Мальволия принесла веретено. Она знала, что я захочу загадать желание, и когда я это сделала...
— Ты говоришь, что уколола палец веретеном?
— Да. В этом и состояло проклятие. Как только я уколола палец, проклятие исполнилось.
Она опять заревела. Нет ничего противнее, когда девчонки ревут в голос.
— Слушай, ну что ты ревешь? Ты проснулась. Значит, все просто о'кей.
Она перестала плакать и беспокойно заходила по комнате.
— Меня столько раз предупреждали. С раннего детства я только и слышала: «Не трогай веретено». Больше всего родители боялись, что это случится. И вот... случилось.
Я подумал о том, чего мои родители боялись больше всего. Наверное, того, что я не попаду в колледж. Или попаду в какой-нибудь захудалый, и им придется врать друзьям: «Джек уехал учиться в Бостон».
— По-моему, тебе надо радоваться, — сказал я. — Проклятие этой... Мальволии кончилось. Благодаря мне и моему волшебному поцелую ты проснулась. Твои родители будут только рады и не станут тебя ругать.
— Ты так думаешь?
— Конечно. Знаешь, я однажды попал в аварию. Машина — всмятку. А мама как раз проезжала мимо. Но когда она увидела, что я живой, она так обрадовалась, что даже...
Я умолк. Принцесса глядела на меня так, будто я — религиозный фанатик, говорящий «на языках».
— Вряд ли твои родители рассердятся. Ты — их дочка. Их маленькая принцесса.
Она шмыгнула носом.
— Может, ты и прав.
— Я точно прав.
— Слушай, а какое сегодня число? Мне нужно знать, сколько же я спала.
Я посмотрел на свои часы.
— Двадцать третье июня.
— Тогда все не так уж плохо. Всего месяц. Конечно, стыдно, что мой день рождения уже прошел. Теперь нужно будет объясняться перед гостями, но все-таки...
Ее взгляд упал на часы.
— Что это у тебя?
— Часы.
Она взяла мою руку с часами, поднесла к уху и недоуменно поглядела на меня.
— Часы? На руке? И не тикают? Как странно.
Принцесса вновь обвела глазами мою не самую парадную одежду.
— А что это за цифры под флагом твоей страны?
— Год. Те, кто делает эти футболки с флагом, обязательно ставят год. Такая уловка, чтобы каждый год ты покупал новую.
— Значит... это... год?
Мне показалось, что ее сейчас вытошнит. Лицо принцессы стало одного цвета с глазами.
— Это прошлый год. Мы их всегда надеваем, когда идем смотреть салют. Но в этом году я вряд ли куплю себе новую, потому что...
— Это год? Да?
— Прошлый год.
Ее вдруг затрясло.
— Нет, это невозможно. Такого просто не может быть.
У нее подкосились ноги, и она повалилась на пол, где я ее впервые и увидел.
— Нет, это неправда. Быть этого не может.
Я сел на пол рядом с ней.
— Что случилось? Я думал, у тебя все замечательно.
Она дико взглянула на меня и пронзительно закричала:
— Замечательно? Замечательно? Я проспала почти триста лет!
Со стороны лестницы послышался топот бегущих ног и крики:
— Держи вора!
В комнату влетел запыхавшийся Трэвис.
— Джек, надо сматываться отсюда! Они все проснулись и гонятся за мной. Они считают, что я хотел украсть корону!
Все, что случилось потом, было похоже на сумасшедший дом или на среднего уровня ситком (только без смеха за кадром). Вслед за Трэвисом в комнату вбежали двое стражников с настоящими мечами. Увидев их, мой приятель завопил:
— Не трогал я ваши короны! Можете меня обыскать, если хотите! И вообще, прежде чем рубить мне голову, подумайте своими!
Один из стражей махнул мечом, и Трэвис заорал еще громче:
— Эй, парень! Убери свою игрушку!
Потом стало еще шумнее. В комнате появились какие-то люди со смешными старинными платьями в руках. И наконец, туда вплыла пожилая тетка, которая, надо полагать, и была «толстолицей госпожой Брук». Лицо у нее действительно цветом и рыхлостью напоминало ванильный пудинг. Талия бросилась к ней с криком:
— Госпожа Брук! Это все-таки случилось! Это случилось!
— Что случилось, дорогая? — не поняла госпожа Брук.
— Я все испортила. Я очень, очень виновата.
Воспользовавшись шумихой, Трэвис выскользнул за пределы радиуса действия двух мечей.
— Давай драпать отсюда, — шепнул он, сжимая мне руку.
Я начал бочком пробираться к двери, поглядывая на принцессу. Она тихонько всхлипывала, но, заметив мои действия, неожиданно громко крикнула:
— Постойте!
Все, кто был в комнате, действительно застыли и уставились на нее. Стало тихо. Тут я сообразил, что только мы с Талией знаем про трехсотлетний сон этих людей. Сами они даже не подозревают, сколько времени спали.
