Они выходят в холл. Все сотрудники столпились возле маленького телевизора в углу комнаты. Кто—то увеличивает громкость до дребезжания динамиков, и Нора напрягается, пытаясь разобрать слова через искажения и помехи.
— Логики уже недостаточно, — мужчина дает интервью из места, похожего на бомбоубежище. – Мы миновали точку, когда одна лишь наука сможет дать ответы на наше положение. Проблема стала слишком велика для этого.
— О чем он говорит? – шепчет Нора женщине. Она не отвечает и не отрывает от экрана глаз.
— Мой вопрос к вам, доктор, — говорит ведущий. – Вы поняли это вчера, или же это реакция на сегодняшние новости?
— Сегодняшние новости? – врач горько усмехается. – Это не сегодняшняя новость. Мы, наконец, признали то, что происходило во всем мире в течение многих лет.
— А когда вы узнали об этом?
— Прошлым летом. Через несколько дней после гибели моей жены в автокатастрофе я проснулся, выглянул в окно спальни и увидел, что она стоит во дворе и обгладывает человеческую голову.
— О чем он говорит? – громче спрашивает Нора. Но все равно никто не обращает на нее внимания. Помехи на экране разбегаются красными пикселями. Она слышит низкий смех в женских уборных.
— Какова будет наша реакция? Как нам понять происходящее? В течение нескольких десятилетий мы пережили все катастрофы, которые могли бы вообразить, и теперь, когда цивилизация стоит на грани, с нами случилось это. Наши друзья и родные, жертвы наших конфликтов, поднимаются, чтобы продолжить ход трагедии. Довести ее до конца.
Сигнал частично пропадает, и две мужские головы исчезают в мерцании пикселей, шум режет уши. Кто—то выключает телевизор и наступает тишина.
— О чем он говорит? – кричит Нора, но никто не отвечает ей. Ее друзья стоят к ней спиной и, не мигая, смотрят на пустой экран. Комнату начинает заполнять гул.
Она смотрит в окно и видит, что ее младший брат играет в одиночестве в грязи игровой площадки. Тощий черный волк стоит позади него, вывалив язык и скалясь. Ее преподаватели и члены ее команды уставились в пустой телевизор, не обращая внимания на ее крик, когда она видит, что волк разевает пасть.
Она открывает глаза как раз в тот момент, когда Аддис задергивает занавеску, и несется к кровати с выпученными от паники глазами.
— Все нормально, Адди, — сонно бормочет она.
— Там… Там!..
— Я знаю. Он уже был там вчера вечером. Он не может войти.
Она поднимается с кровати и подходит к окну, держа палец на курке. Открывает штору. Кажется, огромный мужчина не двигался всю ночь.
— Пошел вон! – кричит она. Ее лицо всего в нескольких дюймах от него. Никакой реакции. Она машет на него руками. – Убирайся! Оставь нас в покое!
Ничего.
Она поднимает пистолет и целится ему в лоб.
Аддис закрывает уши ладонями. Но прежде, чем Нора успевает преподать брату очередной урок жестокости, человек отходит назад.
Выражение его лица остается без эмоций, но он отходит от окна и отступает в сторону, как джентльмен, придерживающий дверь для леди. Это нервирует Нору сильнее, чем она могла ожидать.
— Бери вещи, — говорит она брату, все еще целясь.
— Ты не собираешься в него стрелять?
— Пока нет.
— Почему?
— Потому что он прячется.
— Но разве он – не зомби?
Нора колеблется, прежде чем ответить.
— Я не знаю, кто он. Никто не знает.
Она надевает рюкзак и отпирает дверные замки, не отрывая взгляда и пистолета от мужчины в окне. Аддис прячется за нее, держа обеими руками топор.
— Мы выходим! – кричит она, не имея представления, понимает ли еще человек язык. – Держись от нас подальше, или я в тебя выстрелю!
Она со щелчком открывает дверь. Он не двигается. Она распахивает дверь полностью и выходит, не спуская с него глаз.
— Все чисто, Аддис?
Аддис обегает все углы мотеля и оглядывает все вокруг – проверяет периметр как опытный офицер полиции. По крайней мере, отец неплохо обучил его одной вещи.
— Все чисто.
Нора отступает к нему, не сводя глаз с пустого серебряного взгляда мужчины.
— Нора, — тихо говорит Аддис.
— Что.
— Ты должна в него выстрелить.
Она оглядывается на брата, чтобы убедиться, что это сказал именно он.
— Тетя Ширли говорила, что мы не должны оставлять их в живых. Если ты не убьешь его, он убьет кого—нибудь другого.
— Я знаю, что сказала тетя, — она смотрит прямо в центр лба мужчины. – А папа говорил: «Не трать патроны на проблемы других людей».
— Но папа подлый.
Она скрипит зубами. Пистолет в руке становится скользким. Огромный мужчина спокойно смотрит на нее, стоя на безопасном расстоянии в шести метрах, руки безвольно висят по бокам.
Она не хочет в него стрелять.
Она не знает, что хорошего может принести его жизнь, но точно знает, чего хочет. Это просто сочувствие? К человеку, которого не хочется убивать? А может, и нет. Со времени своего четырнадцатого дня рождения, она уже убила двоих. Да, она сделала это ради самообороны, чтобы защитить семью, но разве это имеет значение? Есть ли разница между убийством с удовлетворением и убийством с ужасом, или это мелочи?
— Я могу отвернуться, — предлагает Аддис.
— Что?
— Если ты не хочешь стрелять в него из—за меня, я могу смотреть в другую сторону, пока ты стреляешь.
— Аддис, просто заткнись, ладно?
Он замолкает. Наступает долгая пауза.
— Эй! – кричит Нора мужчине. – Ты инфицирован, так ведь? Ты не просто немой, лунатик или что там еще? Ты — один из мертвяков?
Ответа нет. Как будто он ей нужен. Словно цвета его кожи, глаз и зияющей раны в животе недостаточно. Она точно знает, кто он, но…
— Эй, — она почти умоляет, зная, что обращается в никуда. – Ты меня понимаешь?
Он кивает.
Нора задыхается. Ее пистолет опускается.
Она слышит позади скрип двери и оборачивается. В метре от нее стоит голая женщина, у нее серая кожа в пятнах, местами порванная, голова наклонена вбок, подбородок и шея залита бурой кровью, стекающей изо рта. Ее челюсти открываются с хрустом, она издает полный боли и голода стон и кидается вперед.
Нора – отличный стрелок. У нее отличная ориентация в пространстве и координация рук и глаз, она действительно одаренная. Но не убийца. Она не военная, не обучалась в армии или национальной гвардии, даже не в местном ополчении. Искусство убивать не доведено до механизма, у нее нет «иммунитета» к шоку. Так что, когда склизкая развалина гниющей плоти подскакивает к ней, она не может спокойно выстрелить и уйти. Она визжит, как подросток, и пускает все семь пуль женщине в грудь.
У нее нет времени, чтобы вытащить топор. Пули подействовали на труп примерно так же, как пейнтбольные шарики. Ее когти вцепляются Норе в лицо. Нора шарахается назад и поскальзывается, падает на задницу, с силой пинает труп в лодыжку и чувствует, как та трещит, как хрупкий пластик. Труп валится набок, Нора встает на ноги и бежит к брату, загораживая его, пока труп поднимается. Женщина делает два шага к ней, таща ногу по полу, потом останавливается, смотрит вниз на сломанную конечность, наступает на нее второй ногой и встает. Нога отрывается, как неподатливый ботинок. Труп движется дальше, опираясь на голую берцовую кость, как на деревянную ногу.
