Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света

Вечность.

Сейчас, оглядываясь назад, Кару едва ли была так же наивна, чтобы верить, что мир мог стать другим, и она смогла бы его изменить.

16

НАСЛЕДНИКИ

Перед своей дверью, Кару протянула руку и сказала: — Тьяго, просто отдай мне зуб.

Он подошел ближе, так что его грудь наткнулась на ее пальцы, и ей пришлось убрать их. Пульс Кару участился. Тьяго был так близко, она действительно хотела отойти, но если бы она так и сделала, это дало бы ему пространство для того, чтобы войти, а Кару не должна была ему этого позволить. Его близость заставляла ее чувствовать себя маленькой, такой слабой в отличие от него, и такой... человечной.

Жестом фокусника он открыл ладонь, демонстрируя коренной зуб, чтобы она, если осмелится, забрала его. Как он поступит, если она так и сделает — схватит ее за руку?

Она помедлила, осторожничая.

— Это для Амзаллага? — спросил Тьяго.

Она кивнула. Он попросил у нее тело для Амзаллага, и это то, что он получит.

«Разве я не послушный маленький помощник», — подумала Кару.

— Отлично. Я принес его, — он поднял свою другую руку, в которой держал кадило.

В животе Кару все перевернулось. Итак, это уже решено. Она не знала, почему именно эта часть процесса тревожила ее так сильно; она предполагала, что, возможно, это было изображение двух существ, уходящих в каменистую осыпь, и возвращение только одного из них. Она не видела яму, и она надеялась, что никогда и не увидит, но несколько дней она еще могла чувствовать запах; гниль разложений, что придавало реальность тому, что обычно было отдаленным. Кадила были чистыми и простыми; новые тела, которые она делала, были такими же безупречными, как и одежда Тьяго. Это другие тела беспокоили ее — те, от которых отказывались.

Но на этом пути, как, впрочем, и на любом другом, она была одна. Тьяго был невозмутим. Он покачивал кадилом Амзаллага так, как если бы он не просто убил товарища и толкнул его тело в яму с гниющими трупами. В конце концов, товарищ был готов; все было готово и для самого дела, а старые тела не могли служить новой цели, таким образом, Кару заменяла их, одного за другим.

Волк сосредоточил свой тусклый взгляд на ней, настолько напряженный, что ей захотелось сделать шаг назад.

— Это началось, Кару. То, над чем мы работали.

Она кивнула. Холодок прошел сквозь нее. Восстание. Месть.

— Новости были? — спросила она.

— Нет. Но еще рано.

Несколько дней назад Тьяго направил пять патрулей, каждый из которых состоял из шести солдат. Какой именно была их миссия, Кару не знала. Она спросила, но он не убедил ее, когда сказал:

- Не переживай об этом, Кару. Береги силы для воскрешения.

Не то ли это, что сделал Бримстоун? Он оставил войну Военачальнику, а она в свою очередь переложила восстание на Волка.

— Я признаюсь, я приходил. — Тьяго подбросил зуб вверх и поймал его. — Я был рад, что появилась причина прийти. Неужели ты не позволишь мне помочь тебе, Кару?

— Мне не нужна помощь.

— Зато мне нужно хоть чем-то заняться, — с этим он продвинулся вперед так, что ей пришлось отойти в сторону, или рискнуть оказаться в его объятьях, а потом он прошел мимо нее. Он очутился в ее комнате и, казалось, та, будто бы сжалась вокруг него.

Комната была красивой, во всяком случае, когда-то. На высоком потолке блестела мозаика, стены были обшиты шелковыми панелями. Пара окон с резными ставнями была открыта на ночь, они выступали на три фута вглубь, показывая крепость и толщину стен. Она не была большой, тут были и другие комнаты, которые больше подходили для работы Кару, но она настояла на этой, так как тут был засов на двери, а это давало ей чувство безопасности — хоть какая-то польза была от него и сейчас, несмотря на то, что Тьяго находился не по ту сторону от засова.

«Глупо», — подумала Кару. Пятясь к открытой двери, она сказала ему:

- Я бы предпочла работать в одиночку.

Он подошел к ее рабочему столу. Установил коренной зуб тигра одним щелчком и посмотрел на нее:

- Но ты не одна, в этом деле мы вместе, — его напряженность, его кажущаяся искренность — были пронизывающими. — Мы наследники, Кару. Тем, кем мой отец и Бримстоун были для нашего народа, теперь стали ты и я.

И каким же тяжелым было это наследие: не меньше, чем судьба расы химер и все их надежды на выживание.

Химеры едва цеплялись за жизнь. Отряд солдат Тьяго — это все, что осталось от армии химер, и только благодаря сотрудничеству с Кару, у них есть надежда на создание реального сопротивления.

Когда она присоединилась к ним, их было чуть больше шестидесяти: горстка раненых, оставшихся в живых после защиты Мыса Армазин. Тех, которые убежали через шахты туннелей, наряду с другими, которых они встретили, когда преодолевали разоренные земли. В основном это были солдаты и несколько полезных гражданских лиц, таких как кузнец Аеджир и парочка фермерш, приглядывающих за готовкой. И хотя шестьдесят — несерьезное число для силы повстанцев, у них действительно была надежда.

У них были кадила. У них были души.

Кару догадалась: несколько сотен убитых солдат ждали застывшими в серебряных сосудах, и именно она должна вернуть их обратно в битву.

— Мы завязаны в этом с тобой вместе, — сказал Тьяго.

Она тяжело на него посмотрела и ждала привычного отвращения, которое, как правило, в ней поднималось, но его не было. Возможно, она просто очень устала.

Или... может быть, Судьба выкладывает тебе твою жизнь, словно платье на кровать и ты можешь надеть его или ходить голой.

В другой стороне комнаты он нашел ее ящик с инструментами. Это была красивая вещь из рельефной кожи цвета шафрана. Его можно было принять за косметичку.

Но это было не так.

Тьяго вывалил его содержимое на стол. Там были некоторые предметы повседневного использования: прямые булавки, маленькое лезвие, молоток, плоскогубцы, но главными были тиски. Они не были особенно чем-то примечательными: просто латунные винтовые зажимы, такие же, как использовал Бримстоун. Это было удивительно — боль, которую ты можешь причинить такими простыми предметами, если знаешь, что нужно делать. У Кару они были ручной работы, сделанные на заказ кузнецом в Марракеше, который не задавал вопросов, но догадывался о предполагаемой цели и усмехался ей с осведомленностью, которая заставляла ее чувствовать себя грязной. Словно это доставляло ей удовольствие.

— Я внесу свой вклад, — сказал Волк. Кару почувствовала с удивлением, что в ней нет привычного отвращения.