Теплые пальцы крепко сжали уже начавшую заживать ладонь, и я шумно выдохнула, чувствуя, как закипают на ресницах жгучие слезы. Пусть и будучи дитям другого народа, пусть живя с хищником в груди, пусть будучи детям Владыки лишь названной сестрой, я никогда не чувствовала себя здесь чужой. Ривенделл действительно был мне домом, а свою новую семью я любила преданно и беззаветно, как только может любить волк, и никогда мне не хотелось уйти. Я всегда пыталась представить себе, какой была бы моя жизнь, если бы я осталась в стае, если бы то поселение не стерли с лица земли, а родителей не убили, но… но почему-то мне никогда не удавалось этого сделать.
В конце концов, я никогда не чувствовала себя сиротой, и семья у меня была самая настоящая, получше, чем у многих.
— Я никогда не жалел о том, что принял тебя, как родную, Илва, — необыкновенно серьезно сказал Владыка, и у меня по коже пробежали мурашки. — Но всегда знал, что удержать тебя не получится, и зов крови обязательно проявит себя, рано или поздно. Волки слишком любят свободу, они слишком упрямы и своевольны, а ты все эти годы так старалась подавить своего зверя, посадить его на цепь и усмирить, будто домашнего щенка. Сейчас ты напугана, потому что не знаешь саму себя, ты не знаешь, кто ты, и это мое упущение. Я ведь знал, что тебе нужна стая, но опрометчиво решил, что ты справишься самостоятельно. Прости за то, что взвалил на твои плечи столь тяжелое бремя.
— Владыка… — выдохнула я, вновь собираясь возразить, однако эльф мне не позволил. Мягко улыбнулся, покачав головой, повернулся к огню, словно пытаясь собраться с мыслями, а после вновь заговорил, заставив меня нахмуриться.
— Знаешь ли ты, что такое запечатление?
— Нет, — ответила я, мысленно повторив незнакомое слово, словно пробуя его на вкус, а Элронд, кажется, и вовсе не удивился моему ответу, словно знал, что так и будет. Порывистым движением поднявшись на ноги, мужчина прошелся по комнате, заложив руки за спину, остановился у окна, всматриваясь в свое отражение, едва различимое в тусклом свете облизывающего поленья огня, и тяжело вздохнул, будто пытаясь собраться с силами. Увидев на стекле отражение его лица, словно бы постаревшего на несколько десятков лет, я лишь крепче сжала пальцы на подлокотниках кресла, одновременно боясь и желая услышать, что же Владыка скажет.
— Оборотни всегда держались обособленно от других народов Средиземья, они не вступали в войны, и не развязывали их сами, просто… жили, словно со стороны наблюдая за тем, что происходит. На самом деле, о них известно очень мало, и хотя в свое время я усердно изучал всю имеющуюся о твоем народе информацию, гораздо больше это напоминало старинные легенды, нежели правду. Когда твой клан объявился здесь, в Ривенделле, я воспользовался шансом узнать, что из известного мне правда, а что ложь. Не скажу, что это у меня получилось, твой народ свою скрытность полностью оправдал, но кое-что я узнать, все-таки, смог, — порывистым движением повернувшись ко мне, Элронд задумчиво поджал губы, будто размышляя, стоит ли продолжать свой рассказ, но после лишь обреченно кивнул. — Существует много пересудов о силе оборотней, их храбрости или трусости, вероломству или упрямству, но мало кто говорит об их поразительной верности, доставшейся оборотням от волков. Одна женщина из того поселения рассказывала мне о том, что волки влюбляются лишь однажды и на всю жизнь, и даже после смерти своей пары волк никогда не полюбит вновь.
— Это и называется запечатлением? — догадалась я, чувствуя, как притихший было зверь вновь поднимает свою голову. Янтарные глаза вспыхнули расплавленным золотом, словно подсказывая мне, что я сейчас узнаю о чем-то невероятно важном, что может мне помочь и объяснит, наконец, что же происходит и с моим медальоном, и со мной.
— Верно, — согласно кивнул мне Элронд, явно довольный тем, как быстро я схватываю информацию. Во взгляде, направленном на меня, сквозило одобрение. — Как и волки, оборотни влюбляются лишь однажды, с первого взгляда и до конца своих дней, и даже если человек не сразу понимает это, то волк всегда знает правду.
Судорожно сглотнув, я резко выпрямилась в своем кресле, чувствуя, как от порывистого движения тут же неприятно заныла спина. Испуганный, загнанный, как у зверя, взгляд, до этого заворожено наблюдающий за танцем полыхающего огня, скользнул к Владыке, и я всмотрелась в его лицо, пытаясь найти там хотя бы малейший намек на то, что Элронд шутит или просто пересказывает глупую, старинную и совсем не правдивую легенду.
Словно в отместку моим стараниям, мужчина был серьезен, как никогда, и я не сумела сдержать тихого, истерического смешка, сорвавшегося с искусанных губ.
Выходит… то, что я сейчас чувствую, то, что происходит с моим зверем, то, почему он так бесновался все это время и почему не желал усмиряться… Глупой я не была, сопоставить факты труда не составило, а Элронд был слишком благороден и учтив, чтобы напрямую озвучить то, что сейчас царило в моем сознании, — я должна была понять это сама, что и произошло. Сердце болезненно ударилось о грудную клетку, дыхание сперло в горле, и я, сгорбившись в своем кресле, пораженно прикрыла руками лицо, не обращая внимания на то, как саднит потревоженный ожог.
Ну, конечно, это же так просто.
Волчица нашла свою пару.
И все.
Подобная животная дикость, забавная старая сказка об этом «запечатлении» никак не укладывалась у меня в голове, и чем больше я пыталась мыслить рационально, так, как привыкла, тем больше осознавала, насколько же это странно. Странно, но, тем не менее, почему-то правильно, об этом мне раз за разом твердила упрямая волчица, словно почуявшая мое сомнение, и глупое-глупое сердце, подсказывающее, что так и должно быть на самом деле. Наверное, что-то глубоко внутри меня знало, что Элронд сейчас не врет, и мои собственные сомнения почему-то лишь подстегивали желание действительно поверить во все сказанное.
Получается, Боромир…
— А если пара уходит? — резко спросила я, вскинув голову и пронзительно взглянув на Владыку. Чуть нахмурившись в ответ, мужчина подошел ко мне ближе, по-прежнему держа руки за спиной. — Что происходит, если зверь признал пару, но та находится далеко?
— Волк не может долго находиться вдали от своей пары, — пожал плечами Элронд, подтверждая мои худшие опасения. Шумно выдохнув, я лишь сильнее сжала пальцами ткань длинного рукава. — Он чувствует, когда пара нуждается в нем, он чувствует, когда паре грозит опасность, и где бы он ни был, волка всегда будет тянуть к паре, тут ничего не поделаешь. Оборотням остается просто смириться с этим, и именно так они и поступают. Подобный союз для них священен и нерушим. Пусть даже парой будет не оборотень, а, к примеру, человек.
Невысказанный вопрос повис в воздухе, и я вновь устало прикрыла лицо ладонью, борясь со жгучим желанием громко засмеяться. Виски сверлило болью, легким в груди было тесно, и даже чертов медальон уже не беспокоил воспаленное, кипящее от обилия новой информации сознание. Недовольно порыкивающий волк загнанным зверем бился о ребра, раздирая кожу, но теперь его поведение меня совсем не удивляло.
Вот, о чем ты все это время пытался меня предупредить, да?
Он отдаляется от нас, и ему грозит опасность.
Действительно, все очень просто.
А ты, как я понимаю, в покое меня не оставишь.
— Что ты собираешься делать, Илва? — негромко спросил Элронд, вернувшись в кресло напротив и вновь глядя на меня с неподдельной отеческой заботой, как и в начале нашего разговора. Только теперь от этого чувства становилось почти больно, и чтобы скрыть это, я искривила губы в усмешке, с шумным вздохом поднявшись на ноги.
— То же, что и раньше, Владыка, — ответила я, и сама сомневаясь в правдивости своих слов. Если бы только можно было оборачивать время вспять…
Решительно тряхнув головой, чтобы скинуть наваждение, я подошла к двери, а после обернулась к своему собеседнику. Элронд по-прежнему сидел в кресле, не делая попыток остановить меня, и что-то мне подсказывало, что он и так все понимает. Иногда мне даже казалось, что мужчина знает меня куда лучше, чем я сама. Раньше от этой мысли было смешно, сейчас — почему-то горько.
