Проклятый лес (СИ) - Зволинская Ирина

И мы с Рэндольфом, кряхтя от натуги, сдвинули статую Эдинга, закрывавшую узкий проход в скале.

— Ты думаешь, нам стоит туда идти? — я опасливо заглянула в проем.

— Струсила? — скрестил руки Рэндоль и презрительно фыркнул, — девчонка!

И я вошла.

В темном лазе пахло лесом. Ни ветерка, ни отблеска света, ни звука. Не слышно было и наших шагов, здесь и времени, кажется, не существовало — так долго мы шли.

Но любопытство наше было вознаграждено многократно. Мы действительно вышли в Эдинбургский лес, и как же сильно нам досталось за это от мамы.

Она нашла нас почти сразу, наверное, не прошло и пары минут. Схватила нас обоих за уши и затолкала обратно в проход. Это Ральф рассказал родителям о нашей вылазке, и, конечно, тем же вечером Рэндольф хорошенько отметелил ябеду. Нам ведь было запрещено ходить в склеп без сопровождения, но когда детей останавливали запреты?

Ухо у меня болело долго. Папа вдобавок всыпал нам с Рэном ремня, так что болели у нас не только уши. И всё же это было одним из самых счастливых моих воспоминаний, потому что я никогда не видела места красивее. Только насмерть перепуганное лицо мамы немного умерило тогда мой восторг.

— Чему ты улыбаешься? — тихонько толкнула меня Элизабет, вырывая из воспоминаний.

— Я подумала, что если Никки нет, значит и шоколадный торт с ним можно не делить! — состроила я радостную физиономию.

— Точно! — подхватила мой тон Диана. — Сам виноват!

Госпожа Диана приказала накрыть нам в столовой. Мы пили чай и смеялись, болтали о пустяках, все трое делали вид, что безоговорочно счастливы, и все трое врали друг другу.

Вскоре Никки незаметно присоединился к чаепитию. Диана ни о чем не спрашивала сына, он ничего не говорил. Сел на свободный стул на другом конце огромного стола и смотрел перед собой. Длинные волосы закрывали его лицо, плечи были опущены.

«О чем же ты думаешь?» — посмотрела я на него.

Никки вскинул голову и поймал мой взгляд.

— Шоколадный? — громко спросил меня мальчик и кивком головы показал на огромный нетронутый кусок торта на моей тарелке.

Диана запнулась на полуслове и испуганно уставилась на сына. Элизабет застыла, забыв сделать глоток.

Его голос ломался и скрежетал, задевая нервы. У меня задрожали руки. Видение с младшим Холдом в лесу встало перед глазами, а в животе заныло, неприятно напомнив о физической подоплеке вчерашнего обморока.

— Ты говоришь, — спокойно заметила я, стараясь ничем не выдать своих чувств.

— Иногда, — без тени эмоций подтвердил Никки, слово в слово повторяя диалог, которого не было.

— Шоколадный, — я подвинула тарелку в его сторону.

Никки поднялся с места и направился в мою сторону. Я напряженно следила за каждым его шагом. Кажется, никогда он сам не подходил ко мне так близко, и этот внезапный порыв почему-то испугал меня.

«Господи, это ведь просто Никки, — напомнила я себе. — Немного странный, тихий, незаметный и неласковый котенок. Нашла, кого бояться!»

— Садись, — я указала на ближайший ко мне стул, тепло улыбнувшись подростку. — А я налью тебе чая.

Поднялась, чтобы взять с каменного острова еще одну фарфоровую чашку, поморщилась от возрастающей боли. Но Николас-младший остановил меня, неожиданно взяв за руку.

— До весны, — сказал мальчик, — и второй рукой коснулся моего живота.

От неожиданности я не могла сказать и слова. Там, где его ладонь соприкасалась с тканью юбки, я почувствовала мягкое пульсирующее тепло. Боль отступила, не успев как следует обосноваться в моем теле. А я изумленно смотрела на склонившуюся передо мной темную макушку Холда-младшего, забывая дышать.

Этот странный контакт закончился так же внезапно, как и начался. Никки отнял руку и отпустил меня, а затем молча покинул столовую. Яркое солнце заглянуло в высокие окна просторного помещения и мазнуло лучом по моему лицу.

— Что это было? — спросила Элизабет то ли у меня, то ли у мамы.

— Думаю, вам пора отправляться в пансионат, — рывком встала с места госпожа Диана. — Я распоряжусь собрать вам остатки торта.

Госпожа Диана была чудесной хозяйкой, прекрасной матерью и не менее замечательной женой. Никаких объяснений на счет поведения Николаса-младшего от неё мы с Лиззи не получили. Пожалуй, умением говорить, ничего не сказав, она могла соперничать с господином Холдом. Я не стала настаивать, это бы ничего не дало. Женщина нервничала, хоть и не подавала вида. Не знай я её достаточно хорошо, никогда бы не подумала, что она обеспокоена. И всё же это было так.

Сын ли её испугал, или она испугалась за сына?

Какая, в сущности, разница? Мне было довольно и собственных проблем.

Мы с Лиззи уехали в колледж через несколько минут. Нас буквально выставили за дверь. Диана клюнула нас обеих в щеки и, отделавшись срочными делами, ушла в дом. Элизабет недоуменно смотрела то на перевязанную синей лентой коробку с шоколадным тортом, то на закрытую дверь огромного дома.

— Итак, — задумчиво сказала она, — мы едем в пансион.

— Именно, — подтвердила я.

— Тебе не кажется, что мои родители чего-то недоговаривают? — поправила она ленту на коробке. — И что самое неприятное, делают это вдвоем.

Я рассмеялась глухо и немного нервно, а потом ответила:

— Что ты, Лиззи, как такое возможно?

— И ты туда же, — печально вздохнула подруга, и мы уселись в автомобиль.

Водитель отъехал от резных ворот особняка Холдов, оставляя резиденцию маршала и его семьи вместе с их тайнами и недомолвками далеко позади. Элизабет что-то недовольно бурчала себе под нос, я смотрела на изящный профиль подруги и ловила себя на странной мысли.

До конца нашего обучения оставалось полгода, и эти полгода — последние месяцы нашей с Лиззи свободы, если бы понятие «свобода» можно было к нам применить.

Глава 7

Время летело неумолимо. Зима теряла позиции, впрочем, разве можно было назвать зимой это недоразумение? Дождь, ветер, серое небо, да цветущие розы в саду колледжа.

Весна пришла незаметно. Как-то утром мы вышли на улицу ради очередной пробежки, подняли глаза и увидели ясное синее небо без единого облачка.

До получения нами дипломов оставалось несколько недель. До представления ко двору императора и того меньше.

Все эти месяцы я ждала звонков от родителей. Каждый вечер приходила в приемную директрисы и гипнотизировала телефон, на который изредка звонили воспитанницам пансионата, но не мне.

И уверенность, что это молчание не беспричинно, крепла день ото дня.

Ужин давно закончился, я сидела в высоком кресле секретаря и листала толстую книгу. Надо сказать, весьма и весьма увлекательную, пусть и написанную сухим языком. Это был «Свод имперских законов».

— Всё сидишь? — заглянула в приемную Лиззи и покосилась на пустой стол секретаря.

Госпожа Эмилия без опаски оставляла меня в кабинете одну и даже позволяла пользоваться её креслом. Полагаю, жалела.

— Сижу, — подтвердила я.

— Мама передала нам каталоги.

Я выгнула бровь.

— В качестве исключения. Администрация знает, что мы приглашены на Весенний бал. Но я пришла не за тем, чтобы срочно приступить к разглядыванию моделей. Там телеграмма. Для тебя.

Я вскочила на ноги. Талмуд свалился с колен.

— Спокойно, она здесь, — рассмеялась подруга и протянула мне вожделенный клочок бумаги.

«Я поступил в столичную военную академию. Маршал обещал, что весной решится вопрос с запретом на выезд. Люблю тебя. Ральф»

Ни строчки о родителях, ни слова о Рэндольфе, с которым они были неразлучны с самого рождения. И напоминание о просьбе к Александру, которую вложил в мою голову старший Холд.

— Алиана, что с тобой, тебе плохо?! — взволнованно вскрикнула Элизабет.

— Нет, — покачала я головой.

Плохо мне не было с самой зимы, с обморока в вишневой гостиной особняка Холдов. Я даже физической культурой эти полгода занималась наравне со всеми. Госпожа Клаус была крайне довольна мной и моими успехами.