— Когда заканчивается действие катализатора модификации, может быть тошнота, — сказал он.
Я молчала и просто прижимала к носу окровавленный рукав.
— Ты, правда, не помнишь? — Голос его дрогнул. Зеленые глаза обшарили каждый сантиметр моего лица. — Ты действительно не помнишь, что ты сделала? Не помнишь меня, себя, Лиру?
Я покачала головой, не в силах что-то сказать. В животе еще все было неспокойно. Я постаралась дышать глубоко. Воспоминания пришли, но их было так мало, и они были такие жуткие, что я предпочла бы забыть увиденное снова. Я никак не могла быть той девушкой, о которой он говорил — это все, что я знала. Но что это были за люди? Откуда я знала, что увиденное мною — не галлюцинация?
— Я видела тебя, — вымолвила я, наконец, прижимая пальцы к пульсирующим вискам. — Я видела тебя среди людей, которые гнали меня куда-то по льду. Он трескался под ногами. Вы догнали меня, и ты схватил меня. Ты хотел причинить мне боль…
Он отстранился так быстро, что я вздрогнула. Отошел, отвернулся, скрестил руки на груди. Голос Лакса, когда он заговорил, звучал напряженно. Я поняла, что то, что для меня — просто обрывки снов, для него — самое настоящее прошлое. Прошлое, в котором было много того, о чем мне лучше не знать.
— То, что ты не помнишь, ничего не меняет. Я узнал тебя сразу же, как только ты заговорила о притворщиках на приеме отца. Только в Снежном мире аниморфов называют Притворщиками — потому что они родом оттуда. Я узнал тебя. Я сказал об озере не случайно. Но почему же…
Он вдруг резко развернулся ко мне лицом.
— Не понимаю, — взгляд сверкнул, — не понимаю, как ты выжила.
Я молчала. Мысли уже прекратили свое хаотическое движение в голове, и даже обрели некую ясность. Лакс смотрел на меня холодным, практически ледяным взглядом, словно отыскивая в выражении моего лица оправдание содеянному. Но ведь я на самом деле ничего не помнила. И не могла помнить. Я — Нина, а не какая-то Однна! Я не жила нигде, кроме Земли, я никогда не видела мира, в котором так много тьмы, я…
— Как давно это произошло?
Он пожал плечами.
— Года два назад по этому времени. Восемнадцать дней назад по времени Снежного мира.
Опустив голову, я задумалась. Слова слетели с языка, прежде чем я поняла, к кому обращаюсь.
— Ты расскажешь мне?
Лакс вздрогнул, словно я ударила его. Отступил на пару шагов, снова скрестил на груди руки. На лице его проступило выражение, которое он — я видела — тщательно пытается скрыть. Боль. Острая боль от незаживающей раны, которую я разбередила своим появлением.
— Нет. Ни за что. У меня нет желания снова все это вспоминать.
— Почему? Ты будешь меня ненавидеть, а я даже не понимаю, чем это заслужила! — сказала я, глядя на него.
— Какое тебе дело до моего отношения? — спросил он, и я поняла, что лучше промолчать.
Несомненно, я его знала. Я знала этого прекрасного принца, и знала хорошо, иначе откуда взялись эти эмоции? Откуда взялась эта уверенность в том, что Лакс ненавидит ложь так же сильно, как и я, что он уверен в том, что я и сейчас его обманываю, в том, что, несмотря на то, что я почувствовала во время вспышки воспоминаний, он не мог убить меня?
Просто не мог.
— Я помню, что знаю тебя, — сказала я медленно. — Мне кажется… мы не были врагами раньше.
Лакс посмотрел на меня, губы его сжались. Видимо, с догадкой я не ошиблась.
— Не были. Но и другом я тебя не называл.
— Расскажи мне, — попросила я снова. — Давай будем на равных, Лакс.
Он, казалось, колеблется.
— Пожалуйста, — добавила я. — Если я сделала что-то ужасное… и не помню об этом…
— Сделала, — быстро сказал он.
Часы на городской башне начали гудками отмерять время, и Лакс словно очнулся.
— Но это уже неважно. Просто держись подальше от меня и моих друзей, Стилгмар.
Лакс исчез так быстро, что я не успела вымолвить и слова. Сумерки окончательно накрыли сад тетушки Раштлек, и я поняла, что пора возвращаться, а то меня станут искать.
Я поднялась к себе, сняла испорченную одежду и улеглась на постель. Желания спать не было. Желания думать — тоже. Неожиданно слезы полились рекой, и я расплакалась, уткнувшись носом в подушку.
ГЛАВА 6
Возможно, я и не смогла бы выполнить наказ Лакса держаться от него подальше, если бы сам он не стал прилагать все усилия для того, чтобы это сделать. Не могу сказать, что что-то особенно поменялось в его поведении — и раньше он обращался ко мне, только если это было необходимо, но теперь, когда я знала, что причина его холодности в личном неприязненном отношении, воспринималось это совсем иначе.
Но чем дольше я сама старалась не обращать на Лакса внимания, тем больше понимала, что это неправильно. Я нервничала из-за того, что он что-то знает обо мне, что-то, чего не знаю я сама. Нормально, когда ты не помнишь события раннего детства, или когда из твоей памяти вылетает эпизод из прошлого, мелкий и незначительный, но такое?
Как я могла забыть перемещение в другой мир? После нескольких уроков мысль о прыжках уже не вызывала во мне нервного смеха, и я вполне предполагала, что могла увидеться с ним где-то совсем далеко от Земли.
Но как я могла забыть собственную смерть? С таким я не могла смириться. Особенно потому что понимала, что именно моя смерть и есть причина ненависти Лакса. Моя смерть… или то, что я выжила.
И где-то в глубине души, ко всему прочему, поднималось ужасное сомнение. Оно оформлялось, становилось все яснее и яснее, и как-то ночью перед сном вспыхнуло яркими красками.
А что, если я и правда сделала что-то ужасное? Что, если я кого-то… убила? И забыла об этом, потому что захотела забыть? Я читала в книгах, что иногда человеческая память блокирует неприятные воспоминания. Что иногда жертвы насилия не могут помнить о своих насильниках, а солдаты забывают самые страшные картины войны.
Если это так, я просто сойду с ума! Мне даже не с кем было это обсудить. Аргента, естественно, не годился в наперсники, а чем мне могли бы помочь легкомысленная Дансти или тетушка Раштлек, у которой и помимо меня дел хватало?
Приходя домой с уроков, я поднималась в комнату, запирала дверь, и, усевшись на кровати, снова и снова пыталась возродить в себе воспоминания. Но они не приходили. Зато буквально на следующую после разговора с Лаксом ночь меня стали мучить кошмары.
О, какие это были кошмары! Снег, темное небо, нависшее над головой, обжигающий холод, пронзительный ветер — и страх, дикий страх, дрожа от которого, я просыпалась посреди ночи.
Я видела свои окровавленные руки, девушку в разорванном белом платье, висящую на дереве, чувствовала запах дыма и горящего мяса. Меня преследовали, гнали как животное на охоте на тонкий лед реки. Я слышала голоса и видела, оглядываясь, толпу людей с факелами, спешащую за мной в надежде схватить, обездвижить и бросить в воду. Они все мечтали расправиться с той, кого ненавидели до смерти. И Лакс, чьего лица я не видела, но чье присутствие в этой толпе обезумевших преследователей ясно ощущала, тоже был в числе тех, кто ненавидел.
Я просыпалась три ночи подряд в холодном поту, раскрывая рот в беззвучном крике. Вставала с постели, подходила к окну, и, распахнув его, старалась свежим воздухом привести себя в чувство. Потихоньку начинала думать о курении, как о способе снять стресс.
К выходным я была уже на грани.
Здешняя учебная неделя — для удобства я буду называть ее так — длилась двенадцать дней, шесть из которых посвящались только практическим занятиям. Их вел у нас Ининджер. Трудно было представить себе, что этот серьезный и строгий человек еще несколько дней назад скакал по залу дворца правления, распевая «Карабеллу».
На последнем занятии по этнографии он торжественно объявил, что назавтра первокурсники должны быть готовы к первой вылазке в другие миры. Он сам, поскольку ведет направление Закрытых миров, будет сопровождать ту группу, которой предстоит посетить мир Дайтерри. Нам предстояло провести там шесть дней. Здесь за это время пройдет столько же, поскольку этот мир находится на той же оси времени, что и наш. Пока в более быстрые или более медленные миры мы прыгать не будем.
