одному в стране тяжело. К тому же, присмотришь за его подружкой. Молчание — знак согласия, правда, миленький?
Сын усердно заработал челюстями, превращая яблоко в фарш, чтобы суметь возразить.
— Но я там не нужен и собирался остаться тут!
— Не обсуждается.
Как она противоречива! То говорит, что хотела повидать сына, но, видно, насмотрелась, и он уже ей мозолит глаза. Мирон, недолго думая, взял второе яблоко. Мария молча смотрела на него, а потом поинтересовалась:
— Вы что ли опять поссорились?
— Не-а. Просто не стали близкими, такое бывает.
— Плохо это.
Мирон холодно отрезал:
— И неизменно. Я не поменяю своего мнения по поводу него. Адриан слабак и жалок.
Мария только рукой махала на такие слова, хотя ей было очень больно слышать подобное. А что делать? Не думала же она, словно Мирон, чистокровный энеш-тошерн, примет в семью какого-то полукровку и бастарда? А вот Мария всё-таки мечтала. И неожиданно она начала загадочно улыбаться.
— Время покажет.
Сынок на это только хмыкнул.
— Ладно, мне ещё Галану надо отчитаться. Скоро вернусь.
И он стремительно покинул кухню, а потом и свой дом. На душе было холодно. Если бы мать не вспомнила о брате, то он был бы в куда лучшем расположении духа.
***
— Ну, — недовольный из-за успехов Мирона, протянул Галан. — Благодарю от лица Аренхальма за твою службу. Проваливай из моего кабинета.
Герцог насмешливо фыркнул. Этот разговор можно было провести по связи вестников. К чему вся эта официальность? Наверняка Себастьян ещё что-нибудь захочет добавить, так что лучше не торопить уходить. Мирон не шелохнулся с места.
— Не слышал меня? — напряженно спросил Галан.
— Слышал-слышал. И уйду после того, как сюда явится твой папочка.
— Не придёт он.
— Да? А я уверен в обратном.
И Сатанор оказался прав. Примерно в этот же миг двери кабинета кронпринца распахнулись, являя короля собственной персоной.
— А, ваша светлость. Я как раз хотел с вами поговорить.
Скрип зубов заносчивого принца был отчётливо слышен. Мирон тайком показал ему непристойный жест.
Король и герцог устроились друг напротив друга в глубоких креслах. Разговор с его величеством оказался простой формальностью. Герцог всё это усердно терпел, а потом его ожидание было вознаграждено. Следующим к кронпринцу и королю в кабинет зашёл граф Данте Ларелон. Мирон встретился с ним взглядом.
Старинный друг. Самый близкий герцогу энеш-тошерн. Граф тоже недолго разговаривал с Галаном, после чего поклонился и вышел. На прощание он ещё раз скользнул взглядом по Мирону и закрыл дверь.
Себастьян перехватил переглядывания друзей и понятливо кивнул.
— Что же, приятно было пообщаться, но государственные дела не ждут.
«Где были государственные дела все эти пять минут, что ты меня отвлекал?», — так и хотел спросить Мирон.
Он вышел и краем глаза заметил, что Галан тоже поднялся со своего места. Король перехватил сына за руку, пытаясь остановить. Он знал о вражде герцога и принца. А так же знал о позорной слабости своего наследника. Однако заносчивое высочество стряхнуло с себя отцовскую руку и направилось вслед за спокойным Сатанором.
Что ж, хоть что-то весёлое за этот вечер.
Стоило двери за ними закрыться, как принц замахнулся на герцога. Мирон легко проскочил под рукой, вывернул её и припечатал Галана к холодной стене. Хрустнула кость сломанного плеча. Кронпринц закусил губу, чтобы не заскулить. Куда делась вся его решимость?
— Что, страшно, щенок? — тихо поинтересовался Сатанор, сильнее вдавив ненавистного принца в стену. Его золотые глаза холодно сверкали.
— Да пошёл ты! — прошипел Галан.
— Ты сам на меня напал, дурачьё.
Король же решил появиться именно сейчас. Он распахнул двери и буквально вылетел в коридор, не на шутку перепугавшись из-за звуков борьбы. В его глазах застыла мольба, что обычно не свойственно энеш-тошерн. Но Мирон милостиво отступил, пригвоздив принца убийственным взглядом к стене ещё раз.
Когда герцог ушёл, Себастьян гневно посмотрел на своего непутёвого сына.
— Ты позоришь наш род!
— Я только что получил увечье, его защищая. Зачем ты терпишь этого дьявола рядом с дворцом? У него же на лбу написано, что он хочет отобрать у нас власть!
Король поманил принца за собой, и они неспешно пошли по богато обставленным коридорам дворца. Красный и золотой — цвета Аренхельма. Красный являет собой цвет силы, а золотой это цвет глаз энеш-тошерн. Да и само название страны переводится как «Красное золото». Звучит весьма красиво.
— А я его и не терплю. Я его отсылаю на самые опасные задания. Ты сам только что в очередной раз убедился, что в открытом бою его не победить, но и сдаваться ему на милость я не намерен. Я разговаривал с Ларелоном. Мы договорились, что он отведёт Мирона подальше от Аренхельма. Подальше от нашего Красного золота.
— Надолго ли этого хватит? — горько спросил кронпринц, заживляя своё пострадавшее плечо с помощью магии.
— О, — загадочно протянул Себастьян и хлопнул сына по спине. — Навсегда, мальчик мой. Если всё получится, то больше мы его не увидим. Ты даже не представляешь, кто мне в этом поможет!
Галан хищно улыбнулся, в душе ликуя и торжествуя. Больше ему не придётся унижаться перед каким-то Мироном Сатанором. Больше никто не посмеет сразиться за притягательный трон могущественного Аренхельма! Больше этого никому и не будет под силу…
***
Мирон спокойно шёл к выходу, как на него накинулась чёрная тень. Не-е-ет, это не атака, а объятия старого друга. Данте буквально прыгнул на герцога, чуть не сбив с ног. Боги милосердные и сами забыли, когда эти двое виделись в последний раз! Они были братьями, а может, даже ближе. После всего, что они пережили сообща, их союз просто нерушим! Горой друг за друга встают, и это длится не один век.
Что же можно сказать о самом Данте Ларелоне? Он ниже Мирона по титулу, всего лишь граф, но тоже не беден. По магическим силам они равны, однако Дан больше уважает стихийную магию и весьма преуспел в управлении огнём. Всегда добрый, щедрый, вежливый, не удивительно, что граф смог найти общий язык даже кронпринцем Галаном. На лицо, конечно, не красавец, но и не дурен. Девушкам больше всего нравится его сильное тело, а самой примечательной чертой этого энеш-тошерн является чистая белая прядь среди его чёрной гривы густых волос. Если бы не эта прядь, то Данте бы был более незаметным.
— О, сколько лет, сколько зим, Мир? — улыбаясь во все клыки, спросил граф. И только ему Сатанор позволял звать себя таким ласковым имечком.
— Думаешь, я считал? Но точно больше десяти. Где ты столько пропадал?
— Да, по-разному.
