Люди её хозяина убили её родителей. Они разграбили её деревню, насиловали и убивали. Он забрал её из жалости, увидев, что они сделали, и девочка пошла с ним, зная, что у неё нет выбора, ведь не осталось людей её крови, к которым она могла бы обратиться.
И всё же однажды она надеялась, что другие придут за ней.
То воссоединение с её людьми, с её расой было её грёзами наяву столько, сколько она себя помнила.
Она должна была испытать облегчение при виде этого мужчины.
Она должна была воспрянуть духом, увидев мужчину-видящего в Индии, как бы он ни одевался, как бы он ни наткнулся на неё, как бы он ни смотрел на неё… зачем бы он здесь ни очутился.
И всё же при виде его девочка испытала совсем не то, что ожидала.
Это не вызвало надежды, радости, чувства родства, семьи или возвращения домой, как она представляла.
Вместо этого по её спине пробежала холодная тёмная дрожь.
Её глаза распахнулись, сердце гулко стучало в груди, ужас раздирал её кровь и свет. Она силилась контролировать свой страх.
Она не могла.
Паника стиснула её до такой степени, что она не могла думать.
Это смешивалось с головокружением, затруднённым дыханием, жаром, близостью других светов в тёмной киве. Она почувствовала старика рядом с ней, и того, что напротив огня — он пригласил её сюда. Она чувствовала все их света, искрившие и извивавшиеся вокруг неё, и вновь ей пришлось приложить усилия, чтобы не закричать.
Жёлтые глаза светились и смотрели на неё в темноте.
Холодные глаза цвета мочи пронизывали её насквозь.
Комната закружилась, затерявшись в белом паре и лицах, похожих на маски.
Она насквозь промокла от пота, дышала сиплыми затруднёнными хрипами, чтобы получить кислород.
Она стиснула больное бедро, в которое Брукс пырнула её органическим штырём. Держась там, в абсолютно мокрой от пота одежде, она хватала ртом воздух и пыталась успокоить свой разум, напомнить себе, кто она и где находится.
Она видела маленькую девочку с тёмно-синими глазами, рыжевато-золотистыми локонами, в идеально белом платье…
Те глаза приобрели бледный, нефритово-зелёный оттенок.
Она увидела Элли, свой возлюбленный Мост. Она увидела, как та целится в неё из пистолета, и её лицо исказилось от ненависти. Она подняла дуло на уровень лица Чандрэ и нажала на курок.
Чандрэ разрыдалась.
Она не знала, откуда это взялось. Она не осознавала физические проявления этого, обхватив руками свои рёбра и торс, словно пытаясь сдержать всё в себе. Она закрыла глаза, но те жёлтые радужки вернулись, заставив её вздрогнуть и вернув весь тот ужас.
Могло ли это действительно быть воспоминанием?
Она помнила Раджида, мужчину, которому она принадлежала в те годы.
Она не помнила бомбу. Она не помнила маленькую девочку.
Она не помнила силуэт Менлима на том английском газоне в Калькутте.
Могло ли это быть реальностью? Действительно ли это случилось?
Прижавшись лицом к влажной ткани своих штанов, она втягивала вдохи между коленей, опустив лоб на скрещенные руки.
Она снова закрыла глаза и увидела жёлтые радужки. Она увидела его лицо вблизи к своему и сильно вздрогнула, подавив подступившую к горлу желчь. Она видела его скулы как у черепа, ввалившиеся глаза, лёгкую улыбку на губах, пока он шептал ей.
Она слышала его голос, говоривший с ней ритмичными волнами, тихо бормочущий…
— …Ты тигрица, — пробормотал Раджид, убирая волосы с её лица. Его пальцы были тёплыми, ласковыми. — Моя маленькая тигрица. Ты сегодня так хорошо справилась. Такая хорошая. Такая сильная…
Он гладил её как животное.
Она почти не замечала.
Она стояла с закрытыми глазами. Она подавила ком в горле, и крики всё ещё отдавались эхом в её голове. Её грудь болела, отчего сложно было дышать, думать. Она крепче зажмурилась, пытаясь оттолкнуть вид окровавленного белого платья, рыжевато-золотистые кудри, дымившиеся на газоне.
Она не считала тела.
Она не знала, скольких она убила. Она не считала и даже не смотрела на всех; так она твердила себе.
Она не знала, скольких она убила.
Она никогда не узнает.
Её память видящей боролась с её разумом, отказываясь признавать, сколько человек погибло.
От принца, его слуг и её хозяина, Раджида, она узнала, что девочка с тёмно-синими глазами была дочерью Кого-то Важного.
Её отец был англичанином, который не поступал так, как хотелось принцу; который был «наглым», как сказал принц, и «вторгся границы их королевства». Он хотел, чтобы англичанин знал своё истинное место в мире и помнил, кому на самом деле принадлежала Индия.
Тот красивый бело-розовый подарок был посланием.
Принц Бенгалии хотел послать англичанину сообщение посредством идеальной розовой посылки, принесённой маленькой девочкой с красными глазами и слишком тёмной кожей.
Принц в его расшитой драгоценными камнями павлиньей курте был очень ею доволен.
Когда Раджид и девочка вернулись в его дворец, и слуги доложили о том, что она сделала, принц просиял. Он подарил ей маленькую статуэтку тигра, сказав, что считает очаровательным прозвище, которое дал ей Раджид.
Безделушка была маленькой, длиной всего лишь с один её палец, но она была полностью сделана из лазурита. Тигр был изумительным, каждая полосочка тщательно вырезана из камня, каждый зуб, ухо и мягкая лапа воссозданы с поразительными деталями.
В любой другой день девочка была бы в восторге.
А так она могла лишь таращиться на эту маленькую вещицу, лишившись дара речи.
В итоге Раджиду пришлось поблагодарить принца вместо неё.
Девочка не могла отвести взгляда от пасти маленького ревущего тигра, зажатого в её руке. Ей казалось, будто тигр кричит. Синий цвет лазурита в точности повторял оттенок глаз девочки в белом платье… и он кричал на неё.
Теперь, оставшись наедине с Раджидом в его комнате, она лишь стояла там, терпя его прикосновения.
Эта часть их ритуала не была новой.
Обычно она не говорила, находясь в его частных спальных апартаментах с ним. От неё не ожидалось и не требовалось отвечать на его слова.
Он наверняка и не хотел этого.
Синий тигр оставался в её кармане всё то время, что она пробыла там.
Её пальцы время от времени потирали его, напоминая себе.
Она говорила себе, что душа той маленькой девочки с рыжевато-золотистыми волосами теперь жила в синем тигре. Она будет охранять фигурку ради неё.
Она будет беречь её до своей смерти.
Она плакала.
Девочка-служанка теперь лежала на своём тюфяке, в своей маленькой комнатушке возле спальни хозяина. Постелью ей служил соломенный матрас, но она не возражала — здесь было достаточно тепло, чтобы сон на земле не был проблемой.
Единственным её настоящим страхом были змеи, которых она до смерти боялась с тех пор, как в детстве увидела их в полях над Ладакхом.
Шмыгнув носом в подушку из утиного пуха, она вытерла нос рукавом, сжимая в руке резного тигра. Она не могла заснуть.
Она знала, что должна поспать, ведь завтра они снова найдут для неё какую-нибудь работу, но она не могла заставить себя закрыть глаза дольше, чем на несколько секунд. Она смотрела на синего тигра в темноте, гладила большим пальцем мелкую резьбу на боках, морде и лапах.
«Чандрэ-ла, — прошептал голос в её голове. — Чандрэ-ла… проснись, маленький тигренок».
Она застыла, задержав дыхание.
Уставившись на заднюю стену маленькой комнатки, в которой лежала, она несколько долгих секунд не шевелилась. Она лежала там, сдерживая короткие, болезненные вдохи и выдохи.
