заслугам и сама подохла.
Вот они – ночные твари, вселявшие ужас в бедных крестьян, свалены посреди грязного двора в одну кучу, словно груда старых полинялых шкур. Клыкастые морды и когти пугают и притягивают одновременно. Каждому хочется подойти поближе, ткнуть палкой и прикоснуться к холодной серой лапе, тут же испуганно отдёрнув руку.
Ещё ночью, чуть переведя дух после тяжкого боя, мужчины вытащили перебитых оборотней во двор, сложили солидных размеров холмик из поверженных врагов.
Вставшее над горизонтом солнышко осветило чудищ во всей красе, усиливая и без того яркое впечатление. Грозный пёс, учуяв трупный запах и разглядев жутких тварей, забился снова в конуру и не выходил оттуда весь день, лишь свирепо скалился, предостерегающе рычал и дрожал затравленно.
Поток ротозеев не иссякал ни на минуту. Бабы с любопытством пялились на заезжих гостей, улыбались, стреляли глазками, расхваливали храбрость героев, благодарили своих избавителей. А новоявленные герои, что валились с ног от усталости после бессонной ночи, вынуждены были принимать все эти дифирамбы и чествования.
Попытка слинять по-тихому закончилась неудачей. Бабы тотчас обступили усадьбу кольцом, не желая отпускать спасителей своих без должных воздаяний, принялись спорить, где лучше закатить пир – здесь, где всё и случилось, или в центре Заринки, где на небольшой площади, у Светлого места, обычно проводили все праздники.
Дом Данушки уже не вмещал зевак, набежавших со всей деревни: они теснились и во дворе, и в горнице, и даже на улице, растянувшись длинной вереницей по дороге.
Ближе к полудню, когда солнце уже припекало во всю в васильковом чистом небе, умытом ночным дождём, плотные ряды зрителей нарушило какое-то движение.
Бабы расступились как по приказу, и в толпу, словно острый нос корабля, вклинился сплочённый строй мужиков. Над головами, словно иглы дикобраза, топорщились вилы, колья, бердыши и прочие внушающие опасения предметы.
Они шли торопливо, с лицами мрачными и суровыми, издали заметив небывалое сборище и, видимо, по-своему истолковав причины этого явления.
У самой ограды двое заметно отделились от остальных охотников, ускорили шаг, обогнали нетерпеливо, с тревогой вглядываясь в лица.
Тот, что был постарше, лысоватый, с кудлатой бородой, у самых ворот стал совсем бледен, почти вбежал во двор и на мгновение остановился, как вкопанный. Увидев на крыльце Данушку, в окружении примолкших на время товарок, крякнул невнятно, выдохнул шумно, расплылся в счастливой улыбке. А хозяйка дома, завидев благоверного, всплеснув руками, тотчас пустила слезу.
Молодой хлопец, высокий и широкоплечий, почти одного роста с Далардом, протиснулся вперёд, растолкав чужих баб, бережно обнял Альду. Та припала к его плечу, тихо и кротко, без лишних слов. Скользнув с крыльца солнечными зайчиками, двое белобрысых ребятишек уткнулись им в колени.
Глядя на эту идиллию, бабы вокруг умилённо всхлипывали и украдкой вытирали глаза. Но не всех растрогало нежное воссоединение семейства…
Далард окинул хмурым взглядом замершее в воротах скопище охотников и, хмыкнув, изрёк во всеуслышание:
– Глядите-ка, явились! Защитники деревни! Не поздновато ли, а? Хороша охота, да добычи не видать…
– Не понял! – темнобородый громила, возвышавшейся над толпой на целую голову, шагнул вперёд, разгребая в обе стороны товарищей помельче.
Грудь колесом, руки в боки, глаза сверкают. Подраться явно не дурак. Да и смелости хватает с лихвой. Ещё бы! – за спиной целая орава таких же храбрецов, ежели что, помогут.
– По-твоему, струхнули мы? На это намекаешь?
– Да он не намекает вовсе, – встрял Эливерт, спрыгивая с крыльца.
Бородач чуть остыл, но примирительный тон разбойника оказался очередной издёвкой.
Эл тут же продолжил, делая пару шагов навстречу явившимся мужикам:
– Он как есть, так и говорит. Пока вы в лесу отсиживались, задницы свои в кустах прятали, мы ваших баб от смерти лютой спасали.
– Да я щас... – взревел оскорблённый богатырь, выдвигаясь вперёд.
– Погодь! – лысоватый хозяин подворья остановил его резким жестом, сдержал на месте, упёрся ладонью в гневно вздымавшуюся грудь.
На задиру он даже не смотрел, взгляд мужика был прикован к окровавленным тушам, беспорядочно скиданным в кучу в его собственном дворе.
Кажется, на самое важное незадачливые охотники обратили внимание только сейчас. Вся ватага тотчас полноводной рекой потекла во двор. Запрудили всю ограду, вытесняя баб на улицу – ахали, кряхтели, шептались, языками цокали, толкались. Всякий норовил подойти ближе, хоть и жутко на душе. Понятно, это ведь не волк, не медведь, даже не привычный бордач или лешак…
Нечто неведомое, нечто опасное, нечто пугающее. Даже теперь опасное и пугающее, когда упокоилось навеки.
Озирались мужики время от времени и на пришлых рыцарей, и на девку, что стояла подле, с косой, яркой, как пламя очага.
Поглядывали уже не враждебно, а с уважением, с почтением, и даже слегка боязливо. Ведь тот, кто сумел такое одолеть, ещё опаснее, ещё сильнее, и пугает ничуть не меньше!
– Вот так-то! – зычный голос Данушки раскатился по двору, накрыл всех. Она стояла на крыльце, словно оратор у трибуны, взывая к жителям деревни. – Спасли рыцари королевские нас от смерти неминучей! Сил своих и жизней не жалеючи нас простых баб деревенских защищали. И паскудную Эулину за Грань Мира спровадили. И нечисть поганую перебили. Кланяйтесь, мужики, героям доблестным! Смелым да храбрым всегда честь и слава! Благодарствуем, добрые люди! Уж поверьте, милорды рыцари, не забудем вовек мы геройства вашего! И миледи Дэини от нас поклон. Кланяйтесь, мужики! Тут стыдиться нечего, что девке в пояс поклонитесь. Эта миледи любого рыцаря стоит. Я сама всё видела. Страха натерпелась, да теперь могу за каждого здесь сказать – храбрецы и удальцы! Великая Мать Земли их в наши края привела, не иначе. Дабы Заринку от беды великой уберечь, дабы нас, ничтожных, от смерти избавить. Хвала Милосердной и Духу-Создателю!
Данушка заливалась соловьём, восхваляя доблесть своих ночных гостей, и все собравшиеся внимали ей зачарованно и безропотно, словно волшебной флейте гамельнского крысолова. Послушать её, так она своими глазами каждый миг поединка жестокого узрела, да и сама чуть ли не в передовых рядах с нечистью сражалась.
Впрочем, оно и понятно, не рассказывать же о том, как дрожала и выла, забившись под кровать, закрывши очи, в полуобморочном состоянии. Или как не желала пускать на порог новоявленных героев.
Альда помалкивала благоразумно, она уже успела разнести свою версию событий, рано утром обежав всё ближние дома.
Дифирамбы старой хозяйки произвели должное впечатление. Внемля её настойчивым призывам, собравшиеся, все от мала до велика, принялись слаженно кланяться в пояс победителям и избавителям, тем самым повергнув последних в
