соскользнула с возвышения и выпрямилась удивительно уверенно. Перед глазами все еще стояло то, как он хладнокровно обрушил меч на дракена. Теперь его равнодушные, застывшие серебряные глаза устремились на меня.
– Мы не знали, что с ней делать, – признался Эктор, нарушая напряженное молчание. – Я предложил отвести ее в комнату.
– А я решил, что ей больше подойдет камера, – заметил Рейн с другой стороны возвышения, а Нектас остановился посреди прохода. – Но она все это время сидела здесь, размахивая кинжалом, который ты ей подарил. А поскольку ты, похоже, хочешь сохранить ей жизнь, мы остались здесь.
Уголки моих губ опустились. Я не размахивала кинжалом.
Никтос остановился в нескольких футах от меня и вымолвил:
– Ты не ранена?
Я покачала головой.
– Но ты…
Я испуганно вдохнула, когда Никтос внезапно оказался передо мной. Он двигался быстрее, чем я могла уследить. Не успела даже дернуться, как он просунул руку под мое правое бедро и поднял мою ногу. Я удивилась и начала заваливаться набок. Он обхватил другой рукой мою талию, удерживая меня в равновесии. Я не поняла, что он делает, но не могла ни двигаться, ни думать, глядя в его равнодушные глаза.
– Э-э, – пробормотал Рейн.
Не говоря ни слова и не отводя глаз, Никтос провел рукой по моему бедру. За его ладонью последовал вихрь покалываний, и у меня перехватило дыхание. Он ухмыльнулся, а его холодные пальцы скользнули по моему обнаженному колену. Что он?..
Удерживая мой взгляд, он провел рукой дальше, сомкнув пальцы на рукоятке моего кинжала и вытащил его.
– Не хочу, чтобы в мою грудь воткнулся еще один кинжал.
– О, ладно, – сказал Рейн. – Теперь все понятно.
Никтос отпустил мою ногу, и я, пошатнувшись, прислонилась к краю возвышения. Из легких вылетел воздух. Никтос отодвинулся от меня.
– Я и не собиралась.
– Правда? – Он сунул кинжал за пояс. – Разве не это ты планировала сделать?
Я замолчала. Что мне на это сказать? Он ухмыльнулся, глядя на меня сверху вниз, и я призвала все силы, чтобы не отрицать то, что отрицать невозможно.
– Это Колис послал даккаев и дракенов?
– Да, – ответил Никтос.
Мой взгляд упал на прореху в его рубашке. Рана еще кровоточит? Теплая пульсация в груди подталкивала меня.
– Итак, он знает, что я здесь.
– Ему известно, что здесь что-то есть, – поправил он. – Он не догадывается, что является источником и что я намерен оставить это у себя.
Сердце глупо трепыхнулось в груди.
– Ты считаешь, твой отец что-то сделал помимо того, что поместил искру жизни в мой род.
Его губы сжались в тонкую линию.
– Я догадываюсь, что у него были и другие причины помимо того, чтобы поддерживать искру жизни. Иначе он не вложил бы ее в смертное тело. И пока не разберусь, почему он это сделал, Колис до тебя не доберется.
Грудь пронзило острое жало. Я стиснула руки и заставила свой голос звучать ровно.
– А до тех пор?
– Посмотрим.
Значит, если он выяснит, что кроме искры жизни других причин нет, он, скорее всего, покончит со мной. Хотя я в этом сомневалась. Он не поступит так с царством смертных, если есть хотя бы малая вероятность, что Эйос права.
– Я не это имела в виду.
Он поднял бровь.
– Не это?
– Колис пошлет еще, чтобы найти источник? – спросила я.
– Скорее всего, у нас будет короткая передышка, – ответил он.
Мне вспомнились издевательские слова дракена.
– А ты? Что он с тобой сделает за то, что ты прячешь источник этой силы?
Черты его лица обострились.
– Это не твоя забота.
– Чушь.
Никтос широко раскрыл глаза, и в радужки просочился итер.
– Что-что?
– Ты сказал, что это не моя забота. Я ответила, что это чушь.
Первозданный склонил голову набок. Нектас за его спиной бесшумно двинулся вперед.
– Сколько людей сегодня погибло? – спросила я.
Первозданный не ответил.
– Сколько? – настаивала я.
– По крайней мере двадцать, – сказал Сэйон у входа в зал, и его голос разнесся эхом. – Мы все еще ждем новостей, не умер ли еще кто-нибудь в Лифи.
Меня передернуло. Двадцать. И это не считая раненых.
– Не притворяйся, что тебя заботят здешние жители, – рявкнул Никтос, делая шаг ко мне.
Все мои мышцы окаменели, а внутри вспыхнул гнев.
– Я не притворяюсь. Я не хочу, чтобы из-за меня погибали.
Он опустил подбородок.
– Только я. Верно?
У меня во рту разлилась едкая горечь, проникшая в грудь. Я разжала руки.
В глазах Никтоса запульсировал итер.
– Это стыд я от тебя чувствую? – Он рассмеялся, и этот смех ничем не походил на тот, что я слышала от него раньше. – Или ты настолько хорошая актриса? Думаю, да. – Он окинул меня взглядом и скривил губы. – Кажется, ты забыла упомянуть актерское мастерство вместе со склонностью к плохим идеям среди твоих многочисленных… талантов.
Я втянула воздух, который обжег горло. Я сразу поняла, о чем он. Он напоминал о нашем разговоре на балконе. Его слова ранили так глубоко, что я забыла об остальных присутствующих.
– А как ты изображаешь боль? – Никтос покачал головой, скривив губы. Это отвращение… обрушилось на меня. – Это низко даже для тебя.
У меня отвисла челюсть.
– Прекрати читать мои эмоции! – закричала я, а Сэйон отодвинулся от стены, вытаращив глаза. – Тем более что ты не собираешься верить в то, что читаешь, болван!
Никтос застыл.
Наверное, это должно было стать предупреждением, что я перегнула палку. Но я… дошла до предела.
– Ты правда думаешь, что я хотела сделать это с тобой? С кем-то? Мы считали, что это единственный способ спасти наш народ. Это – все, чему меня учили. Всю мою жизнь. Это все, что знала в жизни. – Мой голос надломился, и я сделала резкий вздох. – Я бы сказала, что сожалею, но ты мне не поверишь. Я не виню тебя в этом, но не смей говорить, будто то, что я делала с тобой, было чистым притворством или что мои чувства фальшивы. Всю свою проклятую жизнь мне не разрешали иметь собственных чувств и желаний! Последние три года я ненавидела себя за то облегчение, которое испытала, когда ты не забрал меня, ведь это означало, что я не должна делать то, чего от меня ждали.
Никтос уставился на меня.
Зал пронизывала тишина, и я поняла, что дрожу. Всем телом. Я никогда не произносила этих слов вслух. Никогда. Сердце колотилось, в горле разрастался ком, угрожая задушить меня.
– Знаю, что я такое. Всегда знала. Я из самых худших. Чудовище, – прошептала я хрипло. – Но никогда не говори мне, что