Мое тело больше не принадлежит мне: во мне слишком много волн, пульсации, глубины, влаги… Если он войдет в меня, то утонет. Боже храни его, потому что я – океан и во мне нет дна. Я расстегиваю его ремень, и он послушно откидывается назад, упершись сильными руками в матрас и разрешая мне это очередное посягательство. Мои пальцы замирают в нерешительности, когда я вдруг осознаю, что не знаю, что делать дальше с тем, что вот-вот выпущу на свободу. Сжать в руке, гладить, как именно? «Вернер, какая же ты… бесполезная…» – паникую я.
Крис смотрит на меня, как зачарованный, и дышит так тяжело, как будто ему прострелили легкое.
– Не останавливайся, – умоляет он.
– Что мне делать дальше? – шепчу я, охрипнув от стыда и волнения. – Как? Покажи мне…
Я расправляюсь с его бельем, и его рука направляет меня, ведет меня, дает мне первый урок в университете высшей магии…
* * *
Луна давно растаяла в предрассветных сумерках, одеяло обнимает наши тела, руки Криса так сильно пахнут жасмином, а ведь он всего лишь выжал мокрое полотенце… Наверняка жасмином пахну и я сама, с ног до головы, от кончиков пальцев до кончиков волос. Он лежит на боку и смотрит на меня, смотрит, смотрит… Одна его рука играет с прядью моих волос, другая – рисует узоры на моей обнаженной груди. Как так вышло, что всего полчаса назад я просто умирала от стыда, а сейчас лежу рядом с ним голышом и даже не хочу прикрыться? Я нравлюсь себе – эта новая я, – взмокшая, усталая, свободная, как жертва кораблекрушения, выброшенная на берег. На губах – вкус его поцелуев, аромат его одеколона на моей коже, и… как же сладко, болезненно саднит между ног. Так вот как бутон превращается в цветок, как просыпаются вулканы, как куколка становится бабочкой, как вскрывают ножом устрицу, чтобы достать жемчужину…
– Я люблю тебя, – говорит мне Крис, притягивая к себе. – Я люблю тебя, а дальше – хоть небеса об землю.
– Или потоп, – бормочу я, блаженно улыбаясь.
– Или чума, – шепчет он.
– Или зомби-апокалипсис.
– Нет, зомби-апокалипсис нам не страшен, я слишком метко стреляю.
– Да, я видела. Ты уложил семерых из восьми. Промахнулся всего один раз…
– Я не промахнулся, – заулыбался, как мальчишка, Крис. – Неофрон получил двойную порцию. Я боялся, что одним выстрелом этого киборга не усыпить.
– Оке-ей, – рассмеялась я, прижимаясь к нему всем телом. – Зомби-апокалипсис вычеркиваю…
Крис заключил меня в объятия – если и существовало на земле более уютное место, то я о нем не знала, – и сказал:
– Мне страшно думать, что я мог не встретить тебя. Что мы могли не пересечься в одной точке этой Вселенной. Ты бы перебежала дорогу на долю секунды раньше, и наша машина пронеслась бы мимо, не притормаживая. Мы могли просто разминуться, представляешь?
– Не могу думать об этом тоже. Вероятно, сам ад не так страшен, как эта игра вероятностей… Как ты оказался в Киеве?
– Память Феликса вела меня к тебе. Он хотел увидеть тебя.
– Ох…
– А ты куда ты так спешила, перебегая дорогу? Ты была явно не в себе, – улыбнулся Крис.
– Это одна из величайших загадок моей жизни. Меня как будто магнитом потянуло…
И тут мои нейроны, которые все это время бились в моем мозгу над разгадкой, – вдруг сошлись воедино. Я потрясенно уставилась на Криса.
– Она не была случайностью! Наша встреча! Я почувствовала тебя там в Киеве! Почувствовала тебя и побежала к тебе наперерез!
Я не ждала, что Крис поверит мне. Слишком уж невероятно это все прозвучало. Но он внезапно притянул меня к себе и спросил:
– Хочешь послушать одну старую-престарую легенду? Она гласит, что десультор может почувствовать другого на расстоянии, если долго не контактировал с себе подобными.
– Я хочу послушать все ваши легенды, – сказала я, когда ко мне вернулся дар речи. – Одну за другой, до самого рассвета.
* * *
Спать в первую ночь – какое непозволительное расточительство. Нет и нет, только болтать, и обниматься, и забираться на него верхом, пока он немеет и млеет от такого бесстыдства, и доедать в кровати остатки ужина, и снова болтать. И выкладывать друг другу свои самые радужные мечты и самые темные тайны, зная наверняка, что они не разъединят нас, а только сблизят еще больше.
Крис рассказал мне о брате, о сути их вражды и о Катрине. Пожалуй, такого противоречивого вихря эмоций я не испытывала никогда прежде: сочувствие, жалость, бесконечная благодарность за то, что он впустил меня в свое самое сокровенное, и мучительная ревность. Это она должна была лежать на моем месте: эта удивительно красивая девушка с фотографии, ангел с восточными глазами и чешской фамилией – она, а не я… Я рассеянно водила пальцем по его груди, и в моей голове бродили черные-пречерные тучи.
– Мне кажется, что ты все-таки любил ее… По-своему.
– Если бы я любил ее, она бы не погибла.
Я приподнялась на локте.
– Надеюсь, ты со мной не потому, что боишься, что я могу вдруг лишиться рассудка и что-нибудь сделать с собой?
– Я с тобой, потому что не могу иначе.
– Хорошо, – сказала я. – Потому что, что бы ни случилось, я никогда не покончу жизнь самоубийством и хочу, чтобы ты знал это и был спокоен за меня. Я смогу нести свою долю ответственности за наши отношения и никогда не сделаю свою жизнь разменной монетой. И даже если ты однажды просто исчезнешь и по какой-то причине не простишься со мной, я…
Мне стало сложно говорить, мой рассудок просто отказывался представить себе эту ситуацию…
– Если я однажды исчезну, то найду способ вернуться, – Крис берет в ладони мое лицо. – Ведь ты дождешься меня? Скажи, что дождешься…
– Да, – закивала я, чувствуя, как глаза заволакивает слезами. – Да, да!
И, не найдя слов, более сильных, чем «да», я начала просто целовать его. Внутри меня крепло знание, что поцелуи иногда убедительней любых слов.
* * *
Когда совсем рассвело, меня наконец одолел сон, и я отключилась. Пару раз я просыпалась, вздрагивая от кошмарных видений: текущая по стеклу кровь, шагающая из окна девушка, – но Крис обнимал меня крепче, и я засыпала снова.
Меня разбудил пронзительно-яркий солнечный луч, рвущийся в комнату сквозь жалюзи. Я открыла глаза и не сразу сообразила, где я. Под потолком, свесив к полу длинные нити, покачивались красные и розовые воздушные шарики. Я села в кровати и поймала за хвост один из них – алый, как маковый лепесток. Он лениво двинулся в пространстве, наталкиваясь на своих невесомых братьев и сестер.
Криса не было рядом. Мне не хотелось звать его, нарушая тишину этого утра своим охрипшим сонным голосом, так что я просто опустила ноги на пол и попыталась встать самостоятельно. Чудеса, но боль в бедре почти прошла, и проколотые ладони даже не напомнили о себе. А ведь я даже не принимала обезболивающее! Немного припухли от поцелуев губы и ныл низ живота, но этот сорт боли я готова была испытывать ежедневно…
