Паника захлестнула всех, кроме Макса. Этот раздолбай, как принято было считать у нас в группе, остался единственным, кто сохранил хоть какую-то трезвость ума и не скатился в открытую истерику. Он первым предложил идею переправиться на ту сторону вплавь.
Как оказалось, из нашей компашки хорошо плавал только он.
Провожали его все вместе.
Регина даже пустила скупую слезу и чмокнула Макса в щеку на прощание.
— Детка, если ты будешь каждый раз так прощаться и встречать меня, я готов переплыть это озеро триста раз подряд, — ухмыльнулся он, стягивая одежду.
— Ты сначала вернись со спасателями, а там, может, и не только поцелуй получишь, — многообещающе подмигнула Регина.
Оставшись в плавках, Макс несколько раз повернулся вокруг своей оси, позволяя Регине вдоволь налюбоваться крепким телом и, только после этого прыгнул в воду, подняв фонтанчики брызг.
Я долго стояла на берегу, устремив взгляд в горизонт, пока от тела одногруппника не осталась маленькая точечка, которая вскоре совсем исчезла.
Когда на третьи сутки Макс так и не вернулся, возникла необходимость срочно что-то решать. Провиант давно закончился и мы голодали. В лесу ничего съедобного не нашлось. Охотиться никто не умел.
Да и у меня сложилось такое впечатление, что скорее сам лес успешно станет охотиться на нас, чем мы на то, что там обитало.
Со временем преодолеваешь страх. Ничего не поделать, когда на кону стоит твоя жизнь, а умирать совершенно не хочется. Помню, как с ухмылкой удивлялась злой шутке судьбы.
Пять голодных людей на Острове заброшенных душ.
Не знаю, кто подстроил эту ловушку, Бог или дьявол, но ему удалось сделать главное: заставить игроков охотиться друг на друга.
Поначалу мы боролись с самым сильным инстинктом — выжить. Недолго, правда.
Мне казалось, что с каждой проходящей минутой человеческое в нас все больше подавляется звериным. А звериная сущность, та которая впитывается вместе с молоком матери, переходит от поколения к поколению, от начала дней и до исхода, хотела одного — жить. И неважно за чей счет.
Странно, но когда голод переходит все допустимые черты, которые человек в силах вынести, то просто затихает. До поры до времени, конечно.
Зато в определенный момент, когда казалось, что больнее уже невозможно, и я больше не смогу вынести голодные спазмы желудка, все исчезло.
Тогда-то меня и посетила первая безумная мысль, что все наладится.
Теперь же я знаю, стоит телу невыносимо близко подойти к черте смерти, как наступает короткий момент эйфории.
Краски окружающего мира вновь наполняются яркостью, звуки и запахи становятся сочнее, а на самочувствие впервые не хочется жаловаться. Просто потому, что чувствуешь себя великолепно: приятная легкость во всем теле, ясность в голове, а главное — ничего не болит.
Эти три часа фальшивого подъема я не забуду никогда.
Хотелось танцевать, веселиться и… целоваться.
Как только я осознала, чьи губы представляла в непозволительной близости от своих — ужаснулась.
Приложив руку к губам, застыла и огляделась, будто бы они могли без моего ведома рассказать всем о стыде, что пролез в голову.
Мне хотелось Данила.
Впервые я ощутила нечто подобное к отклику на чужое мужское тело.
И это испугало так, что забыла как дышать.
На мое счастье, Данила рядом не оказалось. Иначе возможно я бы не справилась со своим взбесившимся телом и бросилась к парню первой, искать более интимной близости.
Какая дикость!
Пригладив спутавшиеся волосы, я отошла подальше от лагеря, присев на бревно. Неосознанно стала гладить кору, наслаждаясь ощущением шершавости под руками. Это было приятно и… в новинку.
Я — законченный мизантроп в душе, только сейчас осознала, что страдала от невозможности близких прикосновений. Когда мысли и убеждения в твоей голове резко переворачиваются и летят кувырком — понимаешь, что сходишь с ума.
После того, как Макс не вернулся и мы осмыслили, что должны придумать способ выжить самостоятельно вдали от цивилизации — Данил свел наше общение к минимуму.
Даже в те короткие часы, когда они с Димой возвращались с охоты, уставшие после того, как очередная попытка поймать или найти что-то съедобное с треском проваливалась — одногруппник держался в стороне от меня.
Может, я слишком откровенно на него пялилась? И ему это было неприятно?
Но даже со стороны Регины угроз в мою сторону больше не поступало. Значит, я вполне справлялась с ролью замкнутой недотроги.
Что же тогда?
И с чего стоило только поймать настороженно-внимательный взгляд серых глаз Данила, когда все внутри меня вспыхивало и адски жглось?
Период подъема продлился чертовски мало.
Волна энергии прокатилась по телу, пустив дрожь от макушки и до пят. Голод накатился с тройной силой от прежнего, а желудок вновь свернуло в тугой узел от резкого спазма.
Я подтянула колени к животу, пытаясь унять боль, и свалилась с бревна.
Так и осталась лежать на мокрой траве, боясь даже лишний раз пошевелиться. С каждым движением боль только усиливалась. А приемы воды вместо пищи, пресной у нас было навалом от близости проклятого озера, только продолжали пытку.
Потом появились галлюцинации.
Перед глазами все плыло и покачивалось в какой-то безумной пляске. Деревья, трава, облака… Кто-то кричал и смеялся.
Сил, да и желания поднять голову и рассмотреть, кто это был — у меня не нашлось.
До того самого момента, как не пришел он.
— Наконец-то я тебя нашел!
Я подняла голову и с трудом разлепила слипшиеся веки.
— Но как? — проскрипела я, не узнав собственный хриплый с надломом голос.
— Ты моя, Марта, и я никогда тебя не отпущу, — ухмыльнулся Сергей, скользя горячей рукой по моему бедру.
Его прикосновение холодом отозвалось в позвоночнике, заставив вздрогнуть всем телом.
— Я же не разрешал тебе уходить так далеко, правда? — Сергей выдержал паузу, дождавшись моего слабого кивка в знак согласия. — Девочка моя, а что ждет тебя за непослушание?
— Буду наказана.
— Умничка, сладкая моя.
Сергей лег на траву возле меня, сократив расстояние между нами до минимума. Мое сердце подпрыгивало в горло, рвалось наружу. Тошнота горькой слюной собралась во рту. Сергей будто не замечал всего того, что должен был сотворить с моим телом голод, жених лишь шарил по нему жадными руками, стараясь поскорее утолить свой личный сорт жажды.
Его прикосновения рождали во мне такую бурю эмоций, что хотелось сыпать проклятиями.
