— Выпейте, хлопчики! Только не торопитесь. Потом расскажете, что случилось.
Братья взяли кружки и стало видно, как дрожат их руки. Дождавшись, когда пустые посудины окажутся на столе, бабуля кивнула:
— Пахом, начинай.
Он был старше Тараса всего на полчаса, но являлся главным заводилой.
— Мама из района не вернулась! — посмотрел несчастными глазами.
— А когда ушла? И на собрании ее не видела, — забеспокоилась бабуля. Мама близнецов работала заведующей сельпо, того самого магазина, в котором проводилась ревизия. Доклад о запасах принесла продавщица, Галкина мама.
Мальчишки переглянулись.
— Вчера рано утром. Очень переживала, что денег много скопилось, а из района не приехали. Вот и повезла. Заодно узнать хотела, что случилось. Нас просила никому не говорить, за деньги переживала.
— Сколько денег было?
— Две сумки. Она их в мешки зашила, чтобы не видно было, что везет.
— И как увезла?
— На лошади, — Пахом вздохнул, — обещала не позднее шести дома быть.
Вот это да! Что скажет теперь Иван?
Бабушка взяла школьную тетрадку и вывела в ней «Радько Олеся. Выехала в район 10 июля 1941 года с двумя мешками денег и не вернулась».
Потом мы пошли к Ивану. Тот уже спал, дверь открыла жена, но узнав в чем дело, разбудила.
— Так, ребята, сейчас вы напишите заявление, что гражданка Радько самовольно покинула объект с большой суммой денег. Когда из района приедет комиссия, разберется куда пропали деньги.
— А искать маму будем? — хором спросили близнецы.
— Нет, нас никто не уполномочивал, не будем заниматься не своим делом, мы не милиция, — аккуратно собрав исписанные под диктовку листочки, сложил их в кожаную папку.
Так, не солоно хлебавши, мы покинули дом председателя поселкового совета.
Это был первый зафиксированный случай пропажи, кроме козы, конечно.
Шли дни, записи в тетрадке пополнялись. Хотя все были предупреждены, но находились не верящие в опасность или случайные нарушители границы. На глазах у соседей вошла в реку и пропала в белом мареве женщина, полоскавшая белье и упустившая сорочку. Ниже по течению, где туман отступал, женщина не появилась. Двое подростков на спор забежали в него, ни один не вернулся. Правда были и курьезные случаи, когда панику подняла жена аккордеониста, но он вскоре был обнаружен спящим в палисаднике у соседей, от него разило самогоном.
Люди все чаще стали собираться у нашего дома, интересоваться нет ли новых пропавших, не поменял ли туман свои границы, долго ли всем сидеть на усеченном пайке. Туман не распространялся, но и не уходил. Самое неприятное было то, что солнце так и не появилось. Днем, конечно, было светло, но серость никуда не делась. Природа словно застыла. Птицы постепенно стали исчезать. Над морем не летало ни одной чайки. Благо рыбы было достаточно, и наш снабженческий отряд каждый день пополнял запасы. У смелых умов родилось предположение, что можно покинуть поселок под водой, но никто не решился это проверить.
Было страшно, но человек не может долго находиться в напряжении, и жизнь брала свое. Мы приспосабливались к ограниченному пространству. Даже начались танцы. Сначала собирались у дома аккордеониста, пели песни, а потом стали танцевать. Это помогало забыться на некоторое время.
Множились слухи и нелепицы. Старики утверждали, что мы прокляты, за то, что свергли царя. Но никто из жителей поселка в этом не участвовал, поэтому гипотезу отмели. Некоторые бабки вспомнили сказку о кузнеце-ведьмаке и стали детей да девиц впечатлительных пугать проделками черта. Но это сразу было пресечено, как вредный пережиток прошлого. Аккордеонист предположил, что врагами создан новый вид оружия и теперь он испытывается на нашем поселке, а мы как подопытные мыши под колпаком. Многие верили, что такое может быть. Председатель утверждал, что начался какой-то природный катаклизм, но в Москве разберутся, и скоро придет помощь, нас всех вызволят.
Я активно участвовала в жизни поселка, ходила протягивать веревки от колышка к колышку, обозначая границы тумана, а после того, как на суше работы были закончены, каждое утро делала контрольные замеры его распространения с обязательной записью данных в блокнот. Но туман не проявлял особую активность, можно сказать, не двигался, просто клубился, меняя форму. То он был как облако, то стелился пером по земле, то принимал причудливые формы.
В оставшееся время помогала бабуле по дому и при необходимости в делах штаба, отвечала на вопросы людей, собирала или распространяла необходимые сведения.
Но каждое утро в пять часов я была в беседке у моря. Это стало привычкой, неизменным ритуалом. В этом ритуале участвовал еще Его пес — Дик. Когда бы не пришла, он был там. Марта рассказывала, что собака один раз в сутки появлялась у дома, обходила его по периметру, ел и опять убегала.
В беседке мы всегда оставались вдвоем, если кто-то проходил, обычно это были рыбаки, пес устрашающе рычал и лаял. Дик ложился у моих ног и мы молча смотрели на море. Мы ждали. Он обещал и мы ждали. Не знаю, как объяснить, но была уверенна, что непременно нужно находиться здесь, сколько бы дней не прошло.
Однажды в наш дом постучала Галкина мама. Екатерина была вдовой. Оставшись без средств существования, вернулась с дочкой в поселок в пустовавший родительский дом, и устроилась продавщицей в магазин. Приезжие хахали заглядывались на красивую женщину, но Екатерина не хотела обременять себя дачными романами, а серьезных кандидатур не находилось, так и жили вдвоем. Дочь отличалась от матери, как день от ночи. Черная галка и белая чайка. Чувствовалась в Екатерине какая-то беззащитность, хрупкость, ей хотелось помочь, поддержать.
Когда я открыла дверь, она почему-то шепотом спросила, может ли поговорить с бабушкой. Сильно нервничала, это было видно по движению рук. Женщина то потирала ладонью о ладонь, то скрещивала руки, будто было зябко. Бабушка провела ее на кухню и налила горячий отвар шиповника.
Екатерина, отпив маленький глоточек, поставила чашку на стол, подняла на бабушку глаза и тихо произнесла:
— Я долго не решалась придти, но скрывать эту тайну больше не могу. Мне страшно.
Чтобы там ни было, а я боюсь данайцев, даже и дары приносящих
Вергилий
— Пожалуйста, Пелагея Петровна, не примите за сумасшедшую, когда услышите мой рассказ. Но могу доказать каждое слово. Вам решать, что делать с этим знанием.
Мы с бабушкой переглянулись.
Стало не по себе.
— Не могу точно сказать, когда это началось, — продолжила Екатерина, — предполагаю, сразу после взрыва, но заметила неладное дней десять назад. Когда с вашими штабными провела ревизию в магазине, обратила внимание, что остатки товара по бухгалтерским книгам не бьются. Его было больше, чем должно быть по бумагам. Спросить было не у кого, заведующая уехала в район и не вернулась, поэтому завела новую книгу и тщательно туда переписала правильные цифры. Все дни, продавая продукты жителям, вела учет в этой книге. Так как осталась одна, то решила, буду сводить баланс раз в неделю. В назначенный день утром, еще до открытия магазина села считать. Представьте мое удивление, когда обнаружилось, что товара не убавилось. Я не поверила своим глазам. Еще раз пересчитала. Опять те же цифры. Как такое могло быть? Перепроверила, например, количество хозяйственного мыла. У меня было сто пятьдесят шесть брусков на день ревизии. За неделю было выдано пять брусков, значит должен остаться сто пятьдесят один. Правильно?
