— Ненавижу черный цвет твоих волос, — проворчала она, прежде чем взять его руку.
Страйкер рассмеялся над ее капитуляцией и колкостью. Она не сдалась и, не колеблясь, позволила ему узнать об этом. Обхватив ее своей рукой, он забрал ее в Калосис — туда, где правила его власть.
Как только они благополучно прибыли в царство ада, Зефира выхватила свою руку и обернулась, оглядывая темную комнату, где он собирал всех даймонов, которые называли это место своим домом.
— Довольно таки мрачно, нет?
— Меня это устраивает.
Она не прокомментировала, повернувшись к нему лицом.
— Где Медея?
— В моих апартаментах. Пойдем, я отведу тебя к ней.
Война помедлил, материализуясь в задней части коридора особняка, напоминавшего старую греческую виллу. Темно-серые жалюзи были плотно опущены против безжалостного солнца, которое пробивалось сквозь пластинки и освещало продуваемое ветром пространство. На белых стенах висели старые фотографии юного мальчика и очень привлекательной светловолосой женщины со смеющимися голубыми глазами.
Странный звук чужеземной музыки дрейфовал сквозь стены вместе со смехом и гулом транспорта снаружи. Но внутри смеха не было. Все было тихо и спокойно.
Закрыв глаза, Война обыскал дом с помощью своих сил, пока не нашел того, которого был послан убить.
Ник Готье.
Но тот был не один. Вместе с ним в постели лежала женщина. Оба были обнажены. Оба разгорячены после секса.
Века назад Война не колеблясь бы зарезал женщину.
Несомненно, он все равно должен…
Опустив голову, он прошел сквозь стены, пока не вошел в комнату, где кровать с пологом на четырех столбиках приютила обоих любовников. Их обвивали черные шелковые простыни. На прикроватной тумбочке стоял поднос с полупустой бутылкой вина, а вокруг были рассыпаны красные розы, как если бы их подбрасывали.
Мужчина, Ник, лежал на женщине, покусывая ее за ребра, пока она выводила круги у него на спине. Лицо мужчины скрывали каштановые волосы до плеч. Женщина, однако, была прекрасна. Длинные черные волосы рассыпались по подушкам, когда она выгнула спину, держа глаза плотно закрытыми.
Война помедлил при виде ее обнаженного скульптурного тела. Он столетиями не вкушал женщину. Не чувствовал доброй ласки с тех пор…
Всего лишь мысль об этой дряни перевозбудила его. Жаждая крови, он сократил дистанцию между ними. Схватил Ника за горло и швырнул об стену.
— Убирайся, — приказал он женщине, которая с криком подалась назад.
— Уходи, Дженнифер. Немедленно!
Та не колебалась. Обернув вокруг тела простыню, она сползла с огромной кровати и побежала к двери.
Готье выпрямился, пристально глядя на Войну. Его лицо, покрытое трехдневной щетиной, было отмечено знаком в виде двойного лука и стрелы. Символом Артемиды.
Война нахмурился, увидев метку. И осознав ее смысл.
Не то чтобы это имело значение. Он был рожден, чтобы раздражать богов.
— Кто ты, черт возьми, такой? — спросил Ник. Выпрямив руки, он воплотил одежду на свое тело.
Война рассмеялся.
— Зови меня Смерть.
— Без обид, я предпочитаю звать тебя ничтожеством. — Он выбросил вперед руку.
Война поцокал языком, увидев летящие к нему сюрикэны [12].
— Поговорим о ничтожестве.
Он телепортировался через комнату и схватил Готье за горло, в то время как сюрикэны безо всякого для него ущерба вонзились в столбики кровати. Война оторвал его от пола и прижал к стене.
Ник задыхался, пытаясь ослабить хватку мужчины.
— Что ты такое?
— Я говорил тебе. Я — Смерть. А теперь будь хорошим мальчиком, умри.
Дыхание Ника стало более напряженным.
Война три раза ударил его спиной о стену, пытаясь раздавить трахею. Штукатурка на стене потрескалась в виде узора паутины. В результате действий Войны у Готье оказалась рассеченной губа, а у духа разбиты костяшки пальцев на той руке, которой он удерживал Ника, заставляя их кровь смешиваться. Он усилил хватку в ожидании, пока из глаз умирающего мужчины постепенно исчезнет свет.
Но ожидаемое не происходило. Вместо этого в темных зрачках Ника появился красный огонек, окрасивший их в цвет крови, перед тем как распространиться на вихрящиеся серебром радужные оболочки.
Прежде чем Война смог двинуться, Ник сильно ударил его по руке, освобождаясь от хватки.
Шокированный, Война, колеблясь, отступил.
Кожа Ника потемнела на три тона. Часто и тяжело дыша, он посмотрел на Войну.
— Что со мной происходит? Что ты со мной сделал?
Война напал.
Готье блокировал его атаку своей рукой, затем сильно ударил Войну головой.
Тот отшатнулся, осознав невозможное.
Ему вот-вот надерут задницу.
Страйкер с Зефирой успели сделать лишь два шага к его комнате, чтобы освободить Медею, как холл озарил яркий свет. Никто не мог нарушить святость этого зала без его приглашения…
Страйкер, нахмурившись, обернулся, чтобы обнаружить Войну, который выглядел чрезвычайно раздраженным, когда предстал перед ним.
— Что-то не так? — спросил он Войну.
— Что-то не так? — повторил дух. — Ты ведь наверняка не настолько глуп?
— Очевидно так и есть, потому что за исключением смерти Ашерона и Ника я не могу придумать ни одной причины для твоего присутствия здесь.
Война медленно подошел к нему, его ноздри раздувались.
— Смерти? Ты, идиот, неужели ты действительно так глуп?
Страйкер прищурился, его гнев разгорался.
— По крайней мере, я не тот, кто теряет время на многословные оскорбления. Объяснись или убирайся.
— Отлично. Позволь мне сделать это в такой манере, что даже идиот сможет понять. Когда ты призывал меня, то забыл упомянуть пару очень важных фактов. Ашерон не просто бог. Он — хтонианец, защищаемый другим хтонианцем и армией шаронте.
Сложив руки на груди, Страйкер испустил возмущенный вздох. Почему это должно иметь значение для кого-то наподобие Войны? Ведь именно поэтому Страйкер пришел к нему в первую очередь. Если бы Ашерона не было так чертовски трудно убить, он бы сделал это сам еще столетия назад.
— Ты был создан, чтобы убивать хтонианцев. Для тебя это не должно быть проблемой.
— Ты должен был предупредить меня.
Как будто это имело бы значение?
— Незначительные детали. Я думал, что ты можешь с этим справиться.
— Я могу убить его. Просто это займет больше времени.
— И?
— Ты позабыл рассказать о Нике Готье.
— А что с ним? Он — Темный Охотник. Никчемный человечишка, который продал свою душу Артемиде, чтобы служить в ее армии. Наверняка, великий Война не боится подобных ему.
