— Слушаюсь, милорд, — ответил превор, — а что делать с женщиной?
— Пока пусть посидит в камере. Найдём улики, докажем вину, и я её накажу ПО ЗАКОНУ, — без сожаления и даже равнодушно ответил герцог.
Остин вышел, а герцог вернулся к своему занятию: на столе у него лежала карта, и он внимательно изучал границы поместья Фрейфорд. И его агенты, и сын Марвин докладывали всё чаще о нарушениях границы в этом районе. Оборотни обнаглели, и герцог задумал перекрыть их тайные тропы, тем более, что происходило это на его собственных землях. А в этом случае, всё, что будет перехвачено у контрабандистов делится пополам между казной королевства и казной владельца земель.
Заодно ему вспомнилась и изгнанная жена. Но как-то смутно. Даже напрягая память, Итан не смог описать подробно, как выглядит Мариенна. Да и откуда он её мог помнить, если до обряда они виделись от силы четыре-пять раз, а после обряда — всего один, когда он отправил её во Фрейфорд. Но угрызения совести заставили его признать, что два покушения — это очень много для нищей сиротки. И оба покушения совсем не красят его, как главу безопасности. Покушались-то на ЕГО жену. А он не смог предотвратить эти безобразия. ладно хоть эта несчастная осталась жива, и вся его авантюра с женитьбой не пропала даром.
Оправданием ему служило лишь то, что оба преступления были спонтанными, заранее не готовились и, значит, знать о них заранее тоже никто не мог. Отсюда, и предотвратить их было невозможно. Но гневный взгляд сиротки из-под пушистых ресниц почему-то никак не хотел покидать его сознание. Надо же! Лица не помнит, а этот взгляд засел в памяти. И где-то там, на задворках сознания зрел вопрос: почему тихая послушница ведёт себя не как полагается? Почему герцог постоянно натыкается на необычное поведение девушки? Ещё и участие в драке?! — вспомнил он донесение.
Но все эти сомнения и вопросы только ещё зарождались в глубине его сознания, не осознавались им самим и не влияли на решения герцога, а лишь вызывали внутреннее беспокойство. Усилием воли герцог всё же заставил себя переключиться на другие дела и отвлечься от мыслей о жене. Как бы странно та себя не вела, она ему была не нужна.
ГЛАВА 4
Утром Марина проснулась рано вполне отдохнувшей и бодренькой. «надо же?! — удивилась она про себя. — Всего ничего времени прошло, а я и забыла об отравлении, об ударе и о всех этих передрягах. Как-то быстро всё вылечилось». Особо не задумываясь, Марина списала всё на правильные зелья и местный климат. Ну, а на что ещё?
Перед выходом она всё же позвала Райли, чтобы спросить его мнение о юбке-брюках. Совсем уж шокировать местное население не хотелось.
— Капитер, можно мне в таком виде продолжить путешествие? — спросила Марина и сделала шаг вперёд, чтобы пояснить, что она имеет в виду.
Брючины разошлись, делая её шаг свободнее, а у капитера брови поползли вверх.
— Не знаю, госпожа, — растерялся он. — У меня давно нет женщин, о которых надо заботиться, и я боюсь ошибиться. Но, кажется, женщины у нас носят брюки. Не все, правда.
— Уф-ф, — выдохнула Марина. — Слава Предвечной! Главное, брюки носят, а всё остальное неважно.
Но тут память Марины зацепилась за оговорку Райли: «нет женщин, о которых надо заботиться», и она, не раздумывая спросила:
— У тебя нет семьи, Райли?
— Нет, леди, — скупо ответил наёмник. — Сам я женат не был, но у меня были родители и сестра. У сестры была семья. Все они погибли несколько лет назад во время мора от лихорадки. Маги тогда только и смогли ограничить его двумя деревнями. Наша усадьба была в одной из них. А я в то время был ещё на королевской службе. Так что один я остался.
Неожиданно Марина почувствовала всю горечь одиночества этого мужественного человека. Ясно поняла, что за маской сурового капитера скрывается добрая и ранимая душа. Она буквально «увидела», какие бури сейчас бушуют в душе Райли, потревоженные её неожиданным вопросом и почувствовала непреодолимое желание помочь этому человеку.
— Тчш-шь, — успокаивающе положила она руку на грудь капитера. — Тчш-шь… Всё хорошо, Райли. Всё хорошо… Это память, я понимаю… Она болит… А мы вот так…
Интуитивно Марина начала совершать круговые пассы, как бы разгоняя тёмные сполохи, которые «видела» вокруг Райли, не осознавая ещё, что она видит ауру капитера. Сам Райли на это реагировал слабо. Казалось, он застыл в этом воспоминании и никак не мог покинуть его. Осознание своей вины держало его сердце в клещах и не отпускало, дыхание сбилось, а сердце сорвалось в немыслимый бег. Странно было то, что Марина понимала это со всей ясностью и также понимала, ЧТО нужно сделать, чтобы освободить Райли от тяжелого воспоминания и от чувства надуманной вины.
«Это же он всю жизнь казнит себя за то, что не был тогда рядом с ними!» — ужаснулась Марина. Она продолжала крутить пассы. Желая всей душой помочь мужчине, и неожиданно увидела, как от её рук потянулись бело — золотистые лучи, которые окружали тёмные сполохи в ауре капитера и схлопывали их, очищая его ауру.
— Вот так, — приговаривала Марина, радуясь успеху. — Вот так…
Через несколько минут всё было закончено, Райли взбодрился и даже улыбнулся:
— Благодарю, госпожа. Предвечная благословила вас своим даром. Это редка удача. Это хорошо, госпожа.
— Я ничего такого не сделала, Райли. Просто хотела снять твою душевную боль. Я же сама своим вопросом пробудила её. Прости, — ответила Марина, устало опираясь на спинку стула.
У неё сейчас было такое ощущение, что она пахала, как лошадь, целый день.
— Ничего, госпожа. Всё правильно: нельзя всю жизнь горевать о прошлом. Вы помогли мне избавиться от чувства вины. Я не забуду родных, но буду жить уже настоящим и будущим. Спасибо вам. Что касается вашего дара, то, скорее всего, вы получили его во время обряда. Но об этом лучше спросить Марвина. Парень специально изучал этот вопрос. Очень хотел стать магом. Пойдёмте, госпожа. Отряд уже давно ждёт нас. Опирайтесь на меня, а то вы, видать, много сил потратили на лечение. Но ничего, сейчас позавтракаем и силы восстановятся. У вас пока опыта нет, вот вы и выложились.
Они спустились в обеденный зал и быстро позавтракали, так как их отряд уже был на улице, готовясь к отъезду. Марина и на самом деле почувствовала себя гораздо лучше и мысли о своём неожиданном даре отложила на потом.
Она невольно поглядывала в окно, так как во дворе наблюдалась беготня и суматоха, создаваемая дородной поварихой, в руке которой угрожающе мелькала мокрая тряпка.
— Вот я тебе сейчас, паршивец! А, ну, стой! Ах, ты, босота чумазая! — гневные женские крики разносились по двору, и Марина с Райли поторопились выйти на крыльцо.
Объект негодования стряпухи спрятался под стоящей в углу двора старой арбой и затаился, посверкивая оттуда живыми, испуганными глазёнками.
Женщина достать своего вражонка оттуда не могла и теперь голосила на весь двор, призывая себе помощников.
— Нет, вы посмотрите на него! Который день тут отирается, а сегодня две булки у меня спёр! Только что испекла! Где эти превоторы, когда они нужны?! — риторически вопрошала бабища, не шутя угрожая пацанёнку суровой расправой.
Люди во дворе в сторону парнишки поглядывали с сочувствием, но заступаться никто не спешил: всё же кража не то действие, которое стоит поощрять и прощать. Марине неудачливого воришку стало жалко, и она, взяв мелочь у капитера, просто заплатила женщине за две несчастные булки. А затем сразу же направилась к старой арбе: парнишку она захотела взять с собой. Видно, живётся ему несладко, раз решился на кражу и, может быть, не впервой. Побудило её это сделать и то, что пацан не кричал, не ругался, не огрызался, как это обычно делают уличные босяки, а молча убегал и надеялся, видимо, незаметно скрыться. Да не получилось.
— Ну, вылезай, знакомиться будем, — сообщила она пацану, заглянув под арбу.
Тот молча покрутил головой, оглядел внимательно саму Марину и отряд наёмников, задержался взглядом на капитере и только потом нехотя покинул своё убежище, не подходя, однако, ближе нескольких шагов.