не любят, вопреки инквизиторским выдумкам.
У меня от него мурашки по коже бегали. А папенька ходил виноватый и в глаза не смотрел. Розы же, которые тетя в тот день выбросила, появились в вазе на столе в гостиной. Их я тоже старательно избегала. И в гостиную ту старалась не входить.
Захватив яблок и томик стихов, я опять отправилась в сад. Рауль с утра уехал и все еще не возвращался. Нет, не мог он целые дни проводить в борделе. Даже я это понимала.
А день выдался зловещим, грозовым. Птицы летали низко и тревожно кричали. Особенно выделялся золотистый ястреб, круживший над домом. Никогда не видела, чтобы они так опускались к земле. Может, охотничий и улетел от хозяина?
Тетушка с поклонниками с потеплением также переместились в сад. Но выбирали они всегда места тенистые и темные. Понятно, по какой причине. К моему удивлению, сегодня они тоже прогуливались, хоть все и шло к дождю. Меня-то дождь волновал мало – пересижу в беседке, – а эти с чего сорвались с насиженной кушетки? Особенно веселилась тетушка, а кавалеры резвились вокруг. Сумасшедшие.
В беседке я встретила папеньку. Он явно специально поджидал меня. Я села рядом и взяла его за руку.
– Что происходит, расскажите мне. Больше сил нету терпеть ваши страдания, а вы не делитесь.
– Лили, Ботрел просит твоей руки.
Я опустила голову. Ведь предупреждала нянечка.
– Я не согласна. Передайте ему мой отказ.
Папенька тяжело вздохнул.
– Конечно же я передам. Не беспокойся. – Он поцеловал меня в лоб и медленно встав со скамьи, вышел.
Но его вид мне не понравился. Папенька будто сразу лет на сто состарился и сгорбился весь. Мне стало жутко и страшно и я выбежала из беседки вслед за ним.
С неба упали первые тяжелые капли дождя. И донесшийся издалека смех тетушки, прозвучал почему-то крайне нелепо.
Вокруг враз потемнело и фигура отца странно ускорилась и исчезла впереди. И ливень наконец хлынул...
Я побежала к дому и опять наткнулась на этих тетушкиных клоунов... Они окружили меня и не давали пройти, а темные волосы тети свисали мокрыми прядями. Лица как маски – белые, с комками потекшей пудры и краски.
Я закричала и, с трудом прорвавшись сквозь них, убежала прочь. Навстречу мне уже неслась няня, тяжело пыхтя. Она обхватила меня за плечи и повела в дом. В гуще кустов белела мраморная статуя и я крепко зажмурилась. Откуда она здесь? Ведь папенька все статуи сволок в летний домик, потому что я их жутко боюсь.
– Няня Милисент, я сплю! Мне снится кошмар, разбудите меня! – я заплакала.
– Не сон это, деточка. Это Роланд-Демон колдует. Пойдем быстрее в дом, пока беды не случилось.
Выглядела няня озабоченно и я с возмущением вспомнила, как она мне его сватала.
Мы, отряхиваясь, вбежали в холл и морок спал. Я облегченно выдохнула.
– Няня, и вы хотели, чтобы я за это чудовище вышла замуж?!
Няня пожала плечами.
– А почему бы и нет? Он человек неплохой, колдун просто.
– Темный колдун! Чернокнижник.
Произнеся эти страшные слова, я закрыла рот ладонями.
– Их же Инквизиторы в горгулий превращают, – продолжила я уже шепотом.
– А тут Инквизиторов нету, – спокойно ответила няня. – Но, если не хотите, к демонам его. Найдем другого.
– Няня Милисент...
– Но только не этого паршивого виконта! – Няня страшно зыркнула глазом и до меня наконец дошло.
Она же гоблиниха! Вот и симпатии к Ботрелу сразу объяснились. Нелюди к нелюдям тянутся. Хотя, нет. Ботрел – нежить. Ну значит нелюди к нежити тянутся. Может и правда расспросить преподобного Сент-Луиса? А то я совсем запуталась.
– Да вы же простыните, – взревела няня и, схватив меня за руку, потащила наверх. – Где это видано, в марте в мокром платье разгуливать?!
Я хотела ответить, что вовсе и не разгуливаю, но дверь внизу хлопнула и я, обернувшись, успела увидеть Рауля. Осунувшегося и мокрого. И очень злого.
Нинелль давно не выезжала из столицы и даже не могла предположить, что в деревню придется плестись столько времени. Инквизитор отказался брать карету, чтобы не привлекать к ним лишнего внимания, и отправились они в дилижансе.
Но, возможно, он просто не любил роскошь. Все говорило об этом. И его скромная полупустая комната во дворце, – Нинелль проверяла, – и аскетический образ жизни. Больше всего времени он проводил в бибилиотеке и на судах над ведьмами и некромантами. И, как говорят, был весьма строг и непреклонен в суждениях.
Нинелль в дилижансах никогда не путешествовала и потому получала в поездке массу новых ощущений, и далеко не всегда волшебных. Скорее пахучих и шумных. Именно так она воспринимала попутчиков.
Вдобавок еще и голова разболелась. Но применять магию при Инквизиторе Нинелль побоялась. Потому пришлось терпеть.
Он же сидел напротив нее совершенно спокойно и на окружающие безобразия не реагировал. Железный какой-то человек. Наверное святость натуры его поддерживает. Она слыхала о подобном от матушки.
Он переоделся и сменил сутану на темный светский костюм. Весьма скромный и неприметный. Но холодное, классически прекрасное лицо не скроешь и попутчики с любопытством на него поглядывали, чуя чужака.
Нинелль совсем расстроилась и засомневалась. А вдруг не удастся его затащить в постель? Может она напрасно надеется?
И еще оказалось, что ехать надо неделю. Она-то привыкла на метле. И быстро, и ненакладно. Матушка правда пользоваться метлой запретила, но Нинелль ее в подробности своей магической жизни не посвящает. Совсем старушка мхом поросла, стала почти как обычные люди.
Дилижанс трясло. И пыль попадала в окно. Снаружи тянулся и не кончался однообразный пейзаж – все поля, поля, виноградники и опять поля.
А Инквизитор вдруг проявил качества живого человека.
Во-первых, выяснилось, что он испытывает голод. И ест. Причем с аппетитом, откусывая большие куски от мясного пирога и, запивая дешевым вином. Во-вторых, он щурится на солнце, как мальчишка и чихает от пыли, попавшей в нос.
Эти новые свойства его проявились весьма неожиданно на привале, пока меняли лошадей.
И пахло от него тоже не благовониями или, чем там пахнут небожители, а вполне себе человеческим телом.
Нинелль не знала, как на это реагировать. Ведь он был мечтой, за которой она наблюдала издалека, следила за ним в библиотеке, шпионила в
