вынимает кинжал из живота охранника Фиджассы, рука которого осталась лежать на поясе с метательными ножами. Стало быть, он метил в меня, а парень меня спас, сбив прицел.
Обтерев оружие о рубаху охранника, гильдиец повернулся к нам:
— Я ухожу и вам, милостивые господа, советую сделать то же самое. Вы меня не видели. Я вас не видел. Мы квиты, — и, сделав прощальный жест, он снова вспрыгнул на окно и отвесил шутовской поклон.
Скрипнув зубами, я вынуждена была согласиться и с бессильной яростью наблюдать, как он исчезает в чёрном провале окна, унося за пазухой документы, которые мне, возможно, нужны и самой. Но гильдиец нам помог. Таковы правила. Услуга за услугу.
Проводив взглядом кончик мелькнувшего плаща, я кинулась к разворошённому столу. Порывшись там, я всё-таки нашла то, что искала.
— Надеюсь, ты ищешь чистый лист, чтобы я мог составить завещание? — прервал моё чтение голос Шаэна.
Я оторвалась от документов и с ужасом увидела, что жених зажимает кровоточащий бок. Меня пробил холодный пот. Боги! Владыка меня казнит!
Запихнув бумаги за ворот, я подлетела к Шаэну и, поддерживая его, потащила из кабинета.
— Потерпи, миленький! Нам недалеко! Там тебе помогут!
Наверное, так искренне я молилась всего третий раз в жизни, прося богов за этого обалдуя, подставившегося под удар.
— Возьми у меня артефакт, — умирающим голосом обратился ко мне Шаэн. — Я его чуть не выронил.
— Сейчас это последнее, что меня волнует, — разозлилась я, засовывая протянутую мне реликвию моего рода в карман. — Как же так? Когда ты успел?
Мы уже спустились в погреб, и я слышу, что над головой началась беготня. Видимо, хватились не вернувшегося патрульного.
Шаэн, повисая на мне практически всем весом и еле переставляя ноги, еле слышно признался:
— Когда открывал сейф, ободрался об гвоздь, на котором висела картина, скрывавшая его.
Что???
Я сбросила с плеча его руку и ткнула пальцем ему под ребра, там, где спецкостюм окрасился в красное.
— Щекотно же! — захихикал по-девичьи Шаэн. — Я ревнивый.
Ах ты, зараза!
У меня только что пар из ноздрей не пошел.
Глубоко вдохнула, медленно выдохнула и взяла с деревянной навесной полки кружку. Подошла к ближайшей бочке с надписью «Вино» и налила себе доверху.
— Ну ты чего? Обиделась? — Шаэн почуял, что переборщил.
— Не обиделась, но запомнила, — поставив кружку назад, ответила я. В моем ведомстве служащие знают, что после этой фразы меня нужно остерегаться.
Запиннывая ржущего женишка в подземный ход, я уговаривала себя не убивать его. У меня на него большие планы. Уже скоро я буду отомщена!
Прилично попетляв по сплетению подземных ходов, мы, наконец, добрались до подвалов храма Лаисы. И чем ближе мы подходили, тем ласковее я вела себя с Шаэном, чем его изрядно нервировала, что меня только радовало.
Мой розыгрыш тоже можно считать недобрым, но человеческая жизнь не предмет для шуток. Я слишком многих потеряла на своем веку: и соратников, и друзей, двух мужей, хоть один из них и был настоящей сволочью.
На выходе из подземелья нас уже ждала Хадзима, которая, судя по всему, заняла пост с вечера и уже задремала, сидя на шаткой табуретке. Увидев нашу парочку, она еле сдержала смех, но быстро с собой справилась. Думаю, осознание, что, возможно, это последняя наша с ней встреча, придала ей сил.
— Что ищете вы в храме многоликой Лаисы? — строгим, хорошо поставленным голосом спросила она.
— Защиты и благословения, — протараторила я ритуальную фразу.
Когда-то с этими же словами я за руку привела Хадзиму в этот храм.
— Следуйте за мной, — величественно кивнула жрица в ответ и плавной поступью двинулась вглубь храма, указывая нам путь.
Шаэн даже притих, перестав посмеиваться. Все же насмехаться в доме богини — дело дурное. Хоть и считается, что Лаиса — забытое божество, но кто знает, как часто она заглядывает к тем, кто все еще ей поклоняется.
Хадзима привела нас в просторное гулкое помещение, где находились только несколько каменных алтарей, каждый у ног статуи, изображающей одну из ипостасей богини Лаисы.
— Ярость, страсть или боль терзают страждущие сердца?
Настала очередь выбора. И сделать его должен Шаэн.
Покосившись на меня, он ответил жрице:
— Страсть.
Умничка. Начитанный мальчик.
— Да будет так! — Хадзима взмахнула рукой, и откуда-то из-за колонн появились две послушницы. На вытянутых руках они бережно несли алую ткань, расшитую золотыми узорами. Расстелив ее на одном из алтарей, том, что у ног Лаисы Влюбленной, они подхватили Шаэна под руки и подвели к приготовленному ложу.
Из рук Хадзимы министр принял кубок, украшенный драгоценными камнями.
— Три глотка, — повелела она. — А потом ложись и жди.
Оглянувшись на меня и дождавшись одобрительного кивка, Шаэн последовал инструкции. Мне были понятны его сомнения. Сейчас даже меня, обиженную на богиню за несправедливость в личной жизни, пробирал трепет.
Дождавшись, пока зелье, приготовленное жрицей, подействует, я подошла к жениху. Он еще не спал, но сознание его уже путалось.
— Шаэн, дорогой, — прошептала я. — Когда ритуал завершится, я буду ждать тебя дома.
Он захотел мне ответить, но его взгляд зацепился за что-то на моей шее.
— Ты? — его глаза гневно распахнулись. — Ты обманула меня! Паучиха!
Я прикоснулась к тому месту, куда он смотрел.
Надо же, грим не выдержал сегодняшних приключений. Фальшивая кожа содралась когда-то во время наших мытарств и предъявила миру мою татуировку. Маленького милого паучка, плетущего свою паутину.
— Я тебе не лгала, милый, — прошептала я, уже заснувшему Шаэну.
Ну что ж. Зато, когда министр проснется, он совершенно точно поспешит в дом у площади Независимости. А мне только этого и надо.
— Сколько он проспит? — обернулась я к Хадзиме.
— До утра, — ответила она, и я вздрогнула.
Голос ее был потусторонним, холодным и безэмоциональным. Глаза жрицы светились в полумраке алтарной.
— Мажена, ты бегаешь от предназначения, а обижаешься на меня. Отрекаясь от моего дара, ты жалуешься в сердце на мое неблаговоление. У тебя остался последний шанс.
Я попятилась.
Нет, не хочу ничего слышать.
В растрепанных чувствах я покинула храм.
В ночи я добралась до дома внучки, сняла родовые браслеты Шаэна и оставила их в прихожей, приложив записку: «Мажена, милая! У меня для тебя подарок!»
А теперь самое время забиться в свою нору и пересидеть там денька три, не высовывая носа.
Три дня спустя
Трое суток я отсиживалась в собственном доме, игнорируя штурм, который устроили внучка и Шаэн. Они по очереди приходили к воротам моего особняка, но слугам было запрещено открывать кому бы то