укладывает. Да еще поди в папашу пошел своими потребностями. Вон, пуганный, а глаза-то на ее груди задержались. И ниже, конечно. Не каждый день голые девки во дворах из лягушек простых поднимаются.
Настроение стремительно испортилось. Кто виноват? Естественно, К.А.!
— А подай-ка мне, Илья Кощеевич, вон тот дрын, — указала Лиза на доску с гвоздями, со времен свадьбы на газоне валявшуюся. — Я сейчас тебя сиротой буду делать!
Илья молча снял свое кашемировое пальто, протянул его Лизе. С намеком, конечно, но она девушка понятливая. Не выпендривалась, приняла, пуговки все застегнула, поясок затянула потуже. И тепло, и прилично. Почти. Молча наблюдавший Илья поднял доску с земли и сунул ей в руки.
Беги, Лиза, беги!
Закинула нелегкое орудие убийства на плечо и покинула место своего поражения. Позорно смылась, с трофеями, правда. Пальто было очень красивым.
Глава 11. Сломанное заклятье
Ой зачем, зачем ей доска?
Неужели Лиза осмелится хоть что-то сделать Кощею? Он вообще-то темный колдун невероятной силы. То, что он ведет себя почти прилично, совершенно не значит, что Бессмертный растерял свои навыки. Напротив, вежливого и кроткого Кощея стоит бояться гораздо больше, чем Кощея, изрыгающего проклятья. Если орет, значит всё — клапан сорван. Разрушит что-нибудь, превратит кого-нибудь в лягушку и будет потом веселым и довольным. А если он гневается молча — вот это страшно. Мало ли что ему в голову взбредет!
В общем, по дороге к исполнению мести Лиза действительно простыла. В кабинете Кощея стояла зловещая тишина и царил беспорядок. Впервые за все долгое время знакомства с Бессмертным. Обычно этот тип предельно аккуратен и крайне чистоплотен. Где искать теперь этого злыдня? Лиза прислушалась.
Из спальни доносились странные звуки. Лиза обычно не нарушала личного пространства, но тут выбора не было. Осторожно заглянула туда. Батюшки! Бессмертный обложился подушками и возлег на ковре аки восточный султан. Не хватает только тазика с виноградом и наложниц с опахалом. Впрочем, одна вот пришла. С деревянным готическим веером.
В руках К.А. гитару держал, уныла терзая единственную струну. Гитаристов и прочих музыкантов Елизавета всегда уважала. Музыкальными данными природа ее обделила категорически, ни слуха, ни голоса не отвесила. А потому люди, умеющие извлекать красивые звуки из странных предметов казались ей практически волшебниками. Впрочем, у всех есть свои недостатки. Кроме Лизы, у нее только изюминки.
К.А. на гитаре играть не умел. Не нужно быть музыкантом, чтобы понять очевидное. И слуха у него тоже не было. Зато были страдания. Лиза видела босса всяким: злым, спокойным, веселым, грустным, влюбленным, задумчивым. А вот откровенно потерянным наблюдала впервые. Складывалось пугающее до чертиков ощущение, будто бы величайший колдун современности просто не знает, что делать.
— Все так плохо, да? — сочувственно спросила Елизавета, аккуратно пристраивая доску в угол.
Пригодится еще.
— Все нормально, — равнодушно и пусто ответил Бессмертный. — Как обычно.
И тут же выдумал какую-то работу. Хотя мог бы просто послать.
Стоп, а почему она? А где Сереженька? В худеньком светловолосом юноше, внезапно прибывшем на базу, Лиза быстро разглядела собрата по разуму. Сереженька был очень умным и невероятно упрямым. И совсем чуть-чуть оборотнем. А еще Сереженька был ядовитым, как сколопендра. За словом в карман не лез и никого не боялся. А хамил в ответ на подначки он так, что бойцы в первый же день парня чуть не прибили украдкой. Умильно взирающей на него Елизавете мальчишка напоминал некую токсичную девочку Лизу. Очень похоже.
Сереженька в тайне мечтал быть юристом, а его родители настаивали на медицинском образовании. Дескать, семейные связи. Как можно не замечать в нем таланта и цепкости стряпчего, Елизавета понять не могла. Даже не юрист, а именно стряпчий. Этот мог кому угодно задурить голову, уговорить не просто купить снег зимой, еще и оформив все честь по чести, заставить подписать даже Бессмертного любой документ — словом, обстряпать любое, даже самое серое дельце. Мальчик далеко пойдет, очень далеко. Уже одно то, что без трудового договора, заключенного на своих условиях, он наотрез отказался и пальцем пошевелить, о многом ей говорило.
В общем, "продала" она Сереженьку Кощею, как есть "продала". Пусть отдувается. Будет на кого дела оставить, когда... Когда что? Когда Елизавета вплотную займется своей личной жизнью. Если займется вообще. А пора бы.
Часики, чтоб их, тикают... Какое противное, отвратительное в своей истинности выражение! У Лизы в голове тикает: двадцать восемь, двадцать восемь. Настроение, и без того отвратительное, с каждым днем становилось все хуже.
Двадцать восемь! Твою бабушку целой ротой отпарить березовым веником. Она старая!
С этими скорбными мыслями она пустилась в библиотеку убрать следы Кощеева царственного беспредела и ахнула от возмущения. Ее идеальный порядок! Какой стегозавр здесь ходил? Кто! Кто осмелился передвинуть шкаф и не запереть его дверцу? Кто брал книги и не вернул их на прежнее место, воткнув черти куда перевернутым корешком? Кто-о-о сидел на моем стуле, отодвинув его на полметра?
Лиза открыла рот, набрала воздуха в грудь и заорала привычно:
— Да какого хе-ква? Квааа?
Как ква, опять ква? Твою же праматерь по всей женской линии, ква! Где этот Кощеич, быстро целуй обратно! В это раз выход найти получилось быстрее. Все же из библиотеки можно прямо на улицу выйти.
Илюша тоже нашелся сразу же, сидел тихо на лавочке, грелся на солнышке, никого даже не трогал. Лиза подпрыгала к нему и требовательно заквакала. Илья не впечатлился. Скорее всего, он ее сразу узнал, да только решил, что больше в эти затейливые ролевые игры с брачным подтекстом типа «царевна-лягушка — Илья-дурак» не играет.
— Иди отсюда, жаба унылая, — сказал он. — Речка в той стороне.
И рукой вяло махнул в сторону речки. Для убедительности.
Лиза не без труда запрыгнула на скамейку, уставилась на него пристально. Илья отодвинулся, поправляя свое очередное пальто. Э, дружок? Ты что надумал? Лягушка требовательно постучала по мужскому колену, обтянутому светлыми брюками, лапой. И пронзительно (как ей казалось) в глаза посмотрела. Илья громко вздохнул, осторожно взял в ладони навязчивое земноводное и понес батюшке, то есть Кощею.
— Что это? — спросил Кощей, когда Илья посадил перед ним на стол раздувшуюся от лютой злости лягушку.
— Это я у тебя хотел бы спросить, —
