разводы.* * *
Ишмерай видела бесконечно длинный сон. Она сидела на краю уступа, по-детски болтая ногами, а внизу разверзлась бездонная пропасть. И бушевали в ней чёрные ветры, и кричали люди, погибая под натиском страшного урагана. Разрушались деревни и города. Когда-то горделивый и величественный Кеос лежал в руинах. А Ишмерай с тоскливым безразличием смотрела на погибающий мир и мечтала лишь об одном: о вечном покое.
«Как я могу помочь им?» — спросила она у высокого силуэта, закутанного в чёрный плащ. Он неподвижно стоял рядом с ней с непокрытой капюшоном головой, но девушка не видела ни лица своего спутника, ни цвета волос. На его груди висела лишь цепочка с подвеской в виде семиконечной звезды.
«Зачем тебе помогать им, Дитя? — ответил он. — Они позабыли о тебе, когда ты заблудилась в Далёких Землях. Они забрали у тебя всё, что было тебе дорого. Они погубили твою душу, предали тебя»
«Там мой дом», — не слишком уверенно прошептала Ишмерай, наблюдая, как разрушаются многовековые церкви и гибнут сотни и тысячи людей.
«Твой дом здесь».
«Там моя семья».
«Я твоя семья. Я позабочусь о тебе».
Ишмерай поглядела на своего безликого собеседника и ответила:
«Ты не смог позаботиться о себе, ты бросил брата своего, когда он нуждался в тебе. Ты не сделал ничего, когда его убили. Ты выбрал вечное одиночество в этой чёрной пустыне. А я хочу к свету…»
«Свет — лишь оборотная сторона тьмы, Дитя. И нет в нём ничего спасительного».
Ишмерай увидела, как в долине горит город, услышала, как кричат люди. Она поднялась на ноги и упрямо начала свой спуск в долину, где бушевали черные ветра и смерть.
«Ступай… — вслед ей неслись печальные слова ее собеседника. — Ты идёшь на растерзание. Они распнут тебя, как того, кого вы все называете Спасителем, затем они разорвут твою плоть, раздробят твои кости, разольют по чёрным лугам твою драгоценную кровь. Но душа твоя останется со мной. Они не смогут навредить ей. Ибо я стану твоим Спасителем, и братом твоим, и всем твоим миром…»
Ишмерай проснулась ещё засветло, и тени исчезающего сна ещё окутывали её зловещим крылом. «И как только такая мерзость может сниться на Рождество?..» — подумала она, вглядываясь во тьму окна и цепляясь за обрывки разговора с таинственным собеседником, но они водой утекали сквозь пальцы.
Хозяева и слуги встали раньше обыкновенного. Несмотря на то, что праздничный ужин должен был начаться в пять часов вечера, герцогиня суетилась чуть ли не с рассвета. Атанаис встала вместе с матерью, а затем пришла в комнату Ишмерай и разбудила сестру ласковым пением. Чарующий голос Атанаис взял девушку за руку и мягко вывел её из тяжёлых пут сна. Ишмерай очнулась, сладко потянулась, поднялась, увидела сияющее лицо старшей сестры и почувствовала себя бодрой и свежей. Все в доме не раз отмечали дивные свойства колдовского пения Атанаис: её голос успокаивал муки души, заволакивал печали, дарил радость и беззаботность. Когда отец возвращался из Карнеоласа или с совета хмурым, раздражённым, Атанаис садилась рядом с ним на диванчик в гостиной и тихо пела ему песни, которые сочиняла сама. На герцога снисходило умиротворение, и он, успокоенный, уходил спать.
Акил Рин, как и Атанаис, закончил школу целителей в Орне, а после отец заставлял его работать в больнице. Акил словно чувствовал боль тела, прислушивался и без труда определял болезнь. Был усидчив в учёбе, но иногда мог лениться. А Лорен Рин не ленился строго отчитывать Акила.
Магические способности Ишмерай и Гаспара никак себя не проявили. Однако герцогиня опасалась, что вскоре их принадлежность к роду Рианоров и Шамаша, древнего бога Солнца, даст о себе знать той страшной силой, от которой они с братом в своё время так и не смогли спастись. Благодаря этой силе Акме и Лорен уберегли Архей от гибели двадцать лет назад. Но рианорский дар не приносит ничего хорошего его обладателю.
Поздно ночью в герцогскую резиденцию из Сильвана прибыла Реция Кицвилан, дочь правителя Саарды и супруга сильванского графа Руфина Кицвилана. С Рецией герцогиню связывала многолетняя дружба. Ныне Саарды уже не существовало. Она была завоевана десять лет назад жестоким Шамширом, врагом Беллонского Союза. И теперь считалась территорией Шамшира, непризнанного зараколахонского государства. Граф и графиня Кицвилан с семнадцатилетней дочерью Сагрией жили в Селенаре, столице Сильвана. Там же Ишмерай училась в университете. Сагрия была самой близкой подругой Ишмерай, и в их доме дочь герцога проводила все выходные. Девица Кицвилан закончила литературное направление в Селенарском университете минувшим летом и более не собиралась продолжать обучение.
Ишмерай ворвалась в гостевую комнату, где еще сладко спала Сагрия, уставшая с дороги, прыгнула к ней в кровать и воскликнула:
— Вставай-вставай скорее! Проспишь всё на свете!
— Мы приехали только в три утра… — промямлила медноволосая Сагрия, не открывая глаз.
— Выспишься завтра.
— У меня под глазами будут синяки.
— С каких пор тебя волнует цвет лица? — удивилась Ишмерай, перестала прыгать, нагнулась и поцеловала подругу в щеку. — Я очень рада тебя видеть!
— И я рада, — сонно улыбнулась Сагрия и потянулась. — Я пропустила твой день рождения. Подарок подарю позже, он где-то среди вещей.
— Не беда, — передразнила сонное бормотание подруги Ишмерай. — Но расскажи-ка мне, о каком-таком отвергнутом тобой красавце говорит твоя матушка?
Сагрия закатила глаза и откинулась на подушки.
— Да какой он красавец!.. — фыркнула девушка, кулачками потирая глаза. — Бледный, как призрак. Волосы, как у ангела, такие же золотистые и кучерявые. Как пружинки. Упругие такие, противные… — Сагрия поморщилась. — Глаза голубые, мутные, как у крысёныша. Сам долговязый, вальяжный.
— Госпожа Реция уверяла, что он очень хорош собой, — улыбнулась Ишмерай.
— Многие девицы из моего окружения считают, что он невероятно красив, — Сагрия пожала плечами. — Я видела молодых людей и поприятнее его.
— Он богат?
— Да, постоянно кичится состоянием своей семьи.
— И что же, неужели он действительно сделал тебе предложение?
— Да, — Сагрия бросила это «да», как будто отвечала на вопрос: «Правда ли, что вишнёвый пуддинг ты любишь больше, чем персиковый пирог?». — Я отказала. Отец устроил скандал, отчитал меня, как соплячку,
