Разбежался! Прогоню я его… Теперь, когда Леокадии больше нет, наконец‑то он может быть целиком моим. Что я, дура, чтобы от такого отказываться? Одно пугает: я убила. Совершила преступление. Не сама, но сдавать Пина и валить все на него было бы нечестно.
Чем это может для меня обернуться?
Опять я отвлеклась. Взглянула на Конрада, а он сидит весь напряженный и ждет ответа. Думает, я могу его бросить? Не дождется!
Обняла, прижалась, погладила по груди и потерлась носом. Да, совершил мужик ошибку. Что же, его теперь за нее всю жизнь казнить? Он уже свое получил с излишком. А я так рада, что он теперь свободен, никто даже представить себе не может.
Конрад на мои действия отозвался вздохом облегчения. Прижал к груди покрепче, стал целовать макушку, гладить волосы и приговаривать:
— Милая моя, родная девочка, радость моя единственная. Какое счастье, что ты мне встретилась, что мы не разминулись в этой жизни. Знаешь, я долго думал, что узнал тебя слишком поздно, после того, как наделал столько ошибок… А сейчас вижу: в молодости я был не готов принять свое счастье. Еще десять лет назад я бы прошел мимо такого чуда, как ты. Горько, что я столько лет был дураком, да и сейчас не сильно поумнел. Чуть не погубил тебя, мое счастье. Золотинчик мой, одуванчик любимый…
Я чуть не разревелась. Даже если бы я готова была с ним порвать, как это сделать после таких слов? А я к тому же и не собиралась бросать моего Конрада. Наоборот, планировала как можно скорее с ним пожениться.
Нашу идиллию испортил все тот же Пин. Вылез откуда‑то и сообщил:
— Там в коридоре у двери солдат стоит. Час как пришел. А в гостиной вас ждет этот, ректор. Он заявился минуты три как. Так что вставайте, умывайтесь, собирайтесь. Куда завтрак подавать?
Я решила, что, раз уж пришел Рик, завтракать будем с ним вместе. Заодно и поговорим. Пусть объяснит, что значит этот солдат у двери. Меня посадили под домашний арест?
Конрад, услышав про солдата и ректора, нахмурился и сурово сжал губы. Кажется, он тоже готов задать своему другу пару неприятных вопросов.
Бедолага Рихард ждал нас в гостиной, наматывая круги от нервного возбуждения. Знаю я его: до конца надеялся, что удастся все сгладить и всех помирить, даже судьба Гесперия не лишила его оптимизма. А вот теперь он не знает, какую позицию занять. Конрад ему друг, Горан тоже, а Эберхард — брат. Мало того, что он не знает, чью сторону принять, он еще и не ведает, в чем состоит позиция каждого. Как прикажете действовать в такой ситуации? Только нервничать, ждать, когда все прояснится и стараться стрясти с каждого доступную информацию. Авось повезет и он догадается, какой линии придерживаться.
Увидев меня, Рик бросил мотаться без толку, вытаптывая ковер, остановился и спросил:
— Марта, ты как?
— Я в порядке, Рик. Жива, здорова, в своем уме.
— Ну и хорошо, ну и замечательно, — отозвался он, сопроводив свои слова таким облегченным вздохом, что сразу стало ясно: он боялся за мой разум.
Конрад не дал ему развить тему. Указал на уже накрытый Пином стол и предложил позавтракать вместе с нами. Рихард немного помялся, но отказываться не стал, из чего я заключила, что мое положение не так уж плохо.
Поначалу все молча жевали омлет, не решаясь начать разговор по существу. Когда очередь дошла до чая с пирогом, Конрад не выдержал и спросил:
— Что сейчас будет с Мартой?
— А? — Рихард реагировал так, как будто не знал, о чем идет речь, а сам он только что вошел, — С Мартой? О чем ты?
— За дверью стоит солдат, — голосом строгого, но справедливого учителя пояснил Конрад.
Ректор вскинулся:
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, поверь. Так вот, что он там делает?
Конрад говорил спокойно и мягко, но его слова оказывали на Рика такое давление, как будто были огромной каменной плитой. Он робко произнес:
— Ты хочешь спросить…
— Именно. Я хочу спросить, охраняет ли солдат Марту от возможного нападения, или ее поместили под арест, только пока не объявили.
— И то, и другое, — сознался Рихард.
Странная постановка вопроса. По — моему, так быть не может: или одно, или другое. Конрад потребовал пояснений и Рихард изложил ситуацию так, как он ее понимает.
— Я вчера после всего был у короля. Кто‑то должен был ему сообщить, чем закончился кризис в школе. Все были заняты, пришлось мне… А во дворце из‑за Живко уже такой дурдом начался… Все бегают, орут, требуют неизвестно что… Я их успокоил: мол, та, что была причиной ужасных событий, уже никому не причинит зла. Госпожа Марта Аспен ее случайно убила, обороняясь. Думал, все обрадуются, а они по — новой орать начали. Эта дура Живкович громе всех: "Ах, убийца будет учить наших детей!" За ней и другие дамы пошли причитать.
Курицы! Проклятые курицы! Всегда их терпеть не могла, а сейчас вижу: недаром!
Рик продолжил свой рассказ:
— Горан, когда услышал о том, что Леокадии больше нет, обрадовался, а затем от криков придворных дам потерял самообладание и поддался на их вопли. Сказал, что будет лично разбирать это дело и судить тебя, Марта. Позвал Грегорича и велел ему обеспечить стражника у дверей твоей квартиры. Ты уж извини, но это домашний арест. Дамы требовали поместить тебя в тюрьму, но тут мы с королем отбились.
У меня еще оставался вопрос:
— А Эберхард? Он как реагировал? Или его там не было?
Рихард задумался:
— Братец? Он там был… поначалу. Не знаю, как реагировал, не обратил внимание. Одно скажу: вел себя тихо, никаких выкриков, никаких демаршей. А потом… Он ушел до того, как все закончилось. Не стал дожидаться решения короля.
Ой, неспроста это! Если Эберхард промолчал, значит, у него родился очередной коварный план, в который крик попросту не вписывался. Если бы он работал на кого‑то, то я бы могла делать ставки: он побежал запрашивать новые инструкции. Но этот гад работал явно на себя. В лучшем случае на папочку. Это самодеятельность семейки фар Арвиль, носом чую. Не мог же красавчик Берти вести переговоры против интересов Кортала, а действовать в диаметрально противоположном смысле.
А если он убежал, не дождавшись, чем дело кончится, значит, или понесся сообщать папочке последние новости, либо придумал какую‑то гадость и торопился ее осуществить.
Пока я раздумывала над сказанным, Конрад был обеспокоен другими вопросами.
— Рик, а я тоже попал под арест?
— Ты? С какой радости? Ты волен идти куда тебе хочется. Только… Горан сказал, что ты прошляпил кризис в школе и он готов отказаться от твоих услуг. Берти это, кажется, понравилось. Но что бы ни случилось, я на твоей стороне, дружище, так что только скажи, что надо делать…
