Сан-Франциско предположительно был более дружелюбным к тем, кто являлся не полностью человеком.
В Нью-Йорке многие гибриды, работавшие в таких местах, попросту не имели выбора.
Он подумал об Уинтер и о том, что это могло означать для них обоих при других обстоятельствах, и осознал, что начинает киснуть от этого района.
Может, стоило всё-таки вернуться в отель.
Добравшись до конца Хейт, Ник принял решение.
Он пересёк Станьон, вошёл в парк и сразу свернул направо.
Он почувствовал, что расслабляется, как только тёмные ветки и стволы скрыли его силуэт из виду с улицы, хотя он знал, что не сможет долго оставаться здесь. Как можно дольше избегая дороги, он прошёл через парк, пока не добрался до Фултон-стрит.
Затем перешёл на другую сторону и направился вниз по Фултон к Вестерн-Аддишен.
Он заметил один из старомодных троллейбусов, когда тот замедлился возле него.
В тот момент Ник преодолел примерно половину спуска по холму.
Увидев, что троллейбус притормозил для него, он пробежал несколько метров и уцепился за вагончик сзади, вспомнив, что когда он жил здесь человеком, никаких троллейбусов тут не было.
Он показал свой штрихкод системе оплаты проезда.
Она взяла с него ноль кредитов, и Ник вспомнил, что будучи государственным служащим, Миднайтом, пусть и из другой Охраняемой Зоны, он имел право на бесплатный проезд.
Он плюхнулся на сиденье.
Глянув в окно, он посильнее натянул капюшон на голову.
Остальную часть вагона он лишь один раз окинул взглядом, чтобы посмотреть на карту.
Gaos. Ему повезло.
Эта чёртова штуковина привезёт его обратно, чуть ли не до самой двери.
Троллейбус ехал от Станьон к Фултон, затем в Ван-Несс, а оттуда к Маркет. Он мог выйти где угодно в той части Маркет или даже доехать до старого Ферри-билдинг и несколько минут пройтись по бухте прежде, чем возвращаться в номер.
Ник нашёл точный адрес своего отеля возле Монтгомери.
Он решит, в каком месте выходить, когда доедет до того района.
Установив в своей гарнитуре сигнал, который сработает, когда троллейбус доберётся до нужной части Маркет, Ник сосредоточился на файлах, присланных Морли.
Он просмотрел базовые сведения о двух мужчинах из Сан-Франциско.
Гордон Мурами, сорок восемь лет. Системный инженер.
Келвин Джонс, двадцать шесть лет. Консультант по искусственной жизни.
Мурами работал в «Виртуальных Системах Сантрод». Джонс — в «Норологе», какой-то компании-производителе оружия, хотя они прославились неким новым полуорганическим чипом, имевшим производительность в несколько раз лучше своего предшественника.
У них не обнаружилось очевидной связи друг с другом.
Работали в разных компаниях.
Жили в разных районах города.
Не имели общих интересов.
Джонс был на двадцать лет моложе. Холост, участвовал в марафонах, активно вращался в клубных кругах и любил нелегальные ингаляторы. В настоящий момент трахался с несколькими людьми, и мужского, и женского пола. Все его партнёры, похоже, не знали друг о друге.
Мурами был семейным человеком, жил со своим партнёром-мужчиной в районе Чайна-бич. Он казался верным, состоял в отношениях, где они оба принесли моногамные клятвы. Его партнёр (муж, по сути), был общественным адвокатом и активистом по имени Алан Риксон.
У Риксона было такое же абсолютно чистое досье.
Пятьдесят два года. Родился в Северо-Восточном Дистрикте. Обучался в Стэнфорде на юриста. Переехал в Сан-Франциско в двадцать с небольшим лет.
Эти двое познакомились через общих друзей, когда Риксону было двадцать девять, а Мурами — двадцать пять.
Теперь у них было трое детей: один мальчик и две девочки, двенадцать, десять и семь лет соответственно.
Ни у кого из пяти жертв не было общих семейных связей.
Никто не казался особенно религиозным или политически активным.
Никто не трудился над проектами, связанными с работой других жертв.
Два работника из числа обслуживающего персонала нашли всех пятерых, включая Джонса и Мурами, мёртвыми в Нью-Йорке, после обращения в новорожденных вампиров.
Джонса и Мурами вместе с тремя другими трупами обнаружили на антикварном персидском ковре. Этот ковёр лежал поверх подлинной итальянской плитки из чёрно-белого камня, уложенной на том этаже более трёхсот лет назад. Пять жертв с разодранными и кровоточащими грудями и отсутствующими сердцами лежали, казалось, без какой-либо закономерности, разбросанные перед настоящим, работающим камином с дровами.
Камин с дровами, персидский ковёр, аутентичная итальянская плитка — всё это относилось к Дакоте, чрезвычайно дорогому жилому зданию в районе «Река Золота» на Манхэттене, в нижней западной части парка.
Даже Ник слышал про Дакоту.
Это было одно из поистине известных жилых зданий, оставшихся возле Центрального парка с довоенного периода.
Ник не сомневался, что за годы его отремонтировали, возможно, даже не раз, и скорее всего, обновили от и до. И всё же долговечность делала здание впечатляющим. Это также делало Дакоту поистине ностальгической и культовой достопримечательностью Нью-Йорка.
Чёрт, да на данном этапе оно могло считаться древними руинами.
Оригинал был построен в «Позолоченном веке», где-то в конце 1800-х, если считать по старой, довоенной системе календаря.
Забавно, но Ник запомнил его по совершенно иной причине.
Фасад здания был запечатлён в фильме ужасов, который нравился ему в детстве. «Ребёнок Розмари»… внезапно он вспомнил, как ходил на этот фильм с Даледжемом, тоже в кинотеатре на Кастро… в старших классах это был самый любимый его фильм.
Может, он заставит Уинтер посмотреть этот фильм с ним, когда вернётся в Нью-Йорк.
Однако сейчас Ник начинал раздражаться.
Пока что он не видел то, что заметил Морли.
У него не складывалось «убеждённого мнения» о том, кто или что убило этих людей, как намекнул Морли по сети.
Он чувствовал лишь злость, особенно из-за Мурами.
Трое детей. Муж.
Чёрт подери.
Тот, кто сделал это, разрушил семью.
Кто бы его ни убил, Ник намеревался найти этого мудака.
Глава 8. Тишина и шум
Ник всё ещё изучал файлы, когда его гарнитура издала тихий сигнал.
Ник поднял взгляд. Затем посмотрел по сторонам, выглядывая в окна.
Он уже видел свой отель в окно.
Честно говоря, это поразило его, но с другой стороны, он пялился в данные двух теперь уже мёртвых новорожденных вампов дольше, чем осознавал. И он был практически один в троллейбусе, так что остановок было мало.
Троллейбус привёз его практически прямиком туда.
Он снова подумал, не поехать ли к Ферри-билдинг, затем передумал.
Может, завтра.
Прямо сейчас он хотел больше времени уделить файлам.
Он послал импульс, чтобы остановить троллейбус.
Нежно-голубой вагончик постепенно замедлился и остановился перед отелем Ника. Как только он полностью прекратил движение, огни тепло мигнули, подсвечивая ближайшую к месту Ника дверь.
Он поднялся со скамейки из искусственного дерева и пошёл в сторону выхода.
Через несколько секунд он уже стоял на улице.
Когда троллейбус отъехал, Ник посмотрел в обе стороны по тротуару.
Посильнее натянув капюшон, чтобы скрыть лицо, он сгорбился в дорогой куртке, сунул руки в карманы, чтобы не светить своей белой как мел кожей, и направился к гигантским дверям отеля из органического стекла.
Он думал, что доберётся без инцидентов.
…и тут раздался внезапный, резкий, почти истеричный вопль.
Ник подпрыгнул, оглядываясь по сторонам.
Это было ошибкой.
Сделав это, Ник сразу понял свою оплошность.
Незнакомка кричала не потому, что кто-то пытался её убить, не потому, что ей грозила опасность, и даже не потому, что испугалась. До ужаса юная девушка лет семнадцати смотрела прямиком на Ника.
Её глаза выпучились, лицо озарилось невероятно широкой улыбкой, и она снова закричала.
