я решительно сняла полумесяц с веревочки. – Я тебе верю и не хочу создавать трудности. Вдруг тебе загонят в тупик, а ты не сможешь открыть портал?
– Аня…
– Я верю, что ты меня не бросишь.
Конд не стал спорить. После того как вернул полумесяц к солнцу, вновь занялся завязкой на штанах.
– Поможешь? Этот узел нужно подцепить зубами.
Я выразительно посмотрела на брата.
– Мы не настолько с тобой близки…
– Все, хватит болтать, женщина, раздевайся. Время уходит.
Вздохнув, я стянула с себя платье и две нижние юбки.
– Можно я оставлю монастырскую рубашку? – я стояла на ледяном полу в одних чулках и тянула подол короткой рубашечки вниз, чтобы хоть как–то прикрыть ноги. – Она простая, без вышивки.
За три года я не только отвыкла от земной одежды, но и начала стесняться голых ног. Местная мода не позволяла поддевать под платье ничего, кроме нижних юбок, рубашки и чулок. Причем последние были со швами сзади и завязывались под коленом. И если бы не две, а то и три юбки, положенные зимой, средневековые дамы вовсе вымерзли бы. Панталоны – моя личная прихоть, и я так и не вытащила их из узелка, чему тихо радовалась.
– Нет. Ходить и спать будешь в моем, я приготовил, – брат достал из стоящего в углу обшарпанного сундука чистую одежду и бросил на убогую лежанку. Местный интерьер не отличался изысканностью. – Не бери с собой ничего из того, что могло бы выдать в тебе женщину. Волосы крепко скрути. Даже если ветер сдует капюшон, никто не обратит внимания. У многих тут длинные волосы.
– А почему ты потребовал, чтобы я убрала челку? Мама осудила бы – это же простая отмазка?
– Ты с ней странно выглядела. У нас так стригутся только мужчины. Чтобы волосы из–под шлема не лезли в глаза. Смотри, скручивай пряди так, – Конд повернулся ко мне спиной, и только тогда я заметила на его затылке тугую дулю, которую он тут же распустил. Тряхнув головой, он явил мне копну роскошных, слегка вьющихся волос.
– Я специально отращивал, чтобы тебе не пришлось отрезать свои. Мы с тобой не должны попасться на мелочах.
– Спасибо за заботу, друг. А ничего, что у меня есть грудь? – не без ехидства поинтересовалась я.
– Где? – на полном серьезе переспросил Конд. Осталось только зашипеть и густо покрыться краской. Брат умеет ткнуть в больное место.
Но и я отыгралась, когда он, наконец, справился с узлом и скинул штаны, оставшись в широких трусах длиной до колен.
– О, боксеры! – засмеялась я и обошла брата по кругу, любуясь местным прототипом нижнего белья, сильно смахивающим на семейные трусы на простой резинке. Такие, помнится, носили дедушки. Приплясывающий от холода Конд смотрелся в них ужасно смешно. Настал мой звездный час. – Снимай их! Иначе выдашь себя. У вас женщины такого не носят.
– Зато я знаю, что носят женщины в вашем мире. Твою похабщину я припрятал на память.
– Ты о моем бюстгальтере и трусиках? – мое возмущение было искренним, но недолгим.
Конд, нисколько не стесняясь, скинул «боксеры». Переступил через них и смело посмотрел мне в глаза.
Я не подумала отворачиваться, хотя была шокирована.
– Боже, я видела принца голым, – прошептала я. – Кому скажу, не поверят.
– А кому ты собираешься говорить? – пока я хлопала глазами, он бесцеремонно сдернул с меня рубашку и напялил тепленькую на себя.
Я, светя ягодицами, метнулась к кровати, торопясь расправить белье, выданное мне Кондом.
– М–да, тоже так себе, – произнес он, явно оценивая мою фигуру.
– Я не говорила, что у тебя так себе, – стуча зубами и злясь, что никак не могу попасть в рукав, прошипела я.
– Я о своей красоте уже наслышан. А у тебя не только грудь так себе, но и то, что находится ниже.
– Гад. Нормально у меня все, – не кидаться же в объяснения, что каноны красоты в наших мирах разные? Тут в цене женщины с пышными бедрами, чтобы рожали больше и чаще, а у меня фигура спортивная. Спасибо хорошим генам. – Ты еще маленький, не понимаешь.
– Я маленький?!
Вспомнив, что я видела, сочла не лишним заткнуться.
Когда мы, наконец, переоделись и стояли друг против друга, поправляя такие мелочи, как неправильно застегнутая пуговица на платье или слишком туго завязанная тесемка на «боксерах», удержаться от смеха не сумели. Сначала просто фыркали, потом разошлись так, что повалились на кровать.
Закончилось наше валяние дурака тем, что Конд меня поцеловал.
Я от неожиданности застыла. Он, осмелев, поцеловал еще раз, уже глубже.
– Ты чего? – прошептала я, когда ощутила его ладонь на своей груди.
– Я три года был заперт в монастыре.
– И что? – я боялась дышать: начну вырываться и разбужу охотничий инстинкт, тогда мне девочкой отсюда не уйти.
– Хочу тебя, – его рука поползла вниз и, добравшись до зада, крепче притиснула меня к жесткому мужскому телу.
– Ты забыл? У меня все никакое. И грудь, и попа, – не удержалась напомнить я. – Или тебе все равно с кем?
– Не все равно. Иначе давно сорвался бы. Знаешь ли, здесь и монаха совратят. Армия. Тебе будет проще отбиться.
– От кого? – помня свою принадлежность к слабому полу, брякнула единственное верное: – От рыцарей?
– От распутниц. За армией всегда тянется обоз с доступными женщинами. Кстати, они поспорили, кто быстрее совратит монаха.
– Спасибо, что предупредил, брат.
– Пожалуйста… – прошептал он в мои губы. Шепот, близость мужского тела, поглаживание ягодиц рукой будили во мне ответное желание. Я тоже провела три года в монастыре и из пятнадцатилетнего подростка превратилась в девушку, которой не чуждо познание неизведанного. Конд красивый парень, и получить первый опыт с ним было бы приятно. На сохранении девственности для неизвестно кого я не заморачивалась.
– У тебя уже был кто–то? – «брат» подмял меня под себя и выцеловывал дорожку на шее.
– Нет. Когда? – я, млея, закрыла глаза. Кто знает, как сложится жизнь? Смерть подкарауливает нас на каждом шагу. Я не
