Дядя тоже смотрел на нее. А взгляд его и правда напоминал сейчас замерзшее озеро.
Лорд Маккензи, почуявший неладное, озирался по сторонам.
Ладонь леди Тулли, теплая и мягкая, накрыла ладонь Флоренс под столом. Это вдруг придало сил и заставило подступившие было слезы если не исчезнуть совсем, то застыть.
– Простите, сэр. – Флоренс посмотрела на сэра Эдварда прямо. – В этом доме не стоит упоминать моего отца.
На его лице читалось искреннее раскаяние. Он медленно кивнул и приложил руку к груди.
– Я сожалею, мисс Флоренс, – сказал он глухо. – И постараюсь исправить ситуацию, насколько это возможно. А пока позвольте развлечь вас беседой о более приятных вещах.
Глава 6
Ужин закончился мирно и очень поздно. Флоренс к тому моменту мечтала побыстрее сбежать к себе в комнату, снять платье и вытащить все заколки из волос, а потом нырнуть под одеяло. Она устала сидеть с прямой спиной, устала от мельтешащих слуг, а больше всего устала от разговоров.
С ней, правда, почти никто не говорил дольше, чем требовал этикет: с племянницей хозяина дома следовало хотя бы поздороваться и перекинуться парой фраз о погоде или о еде, не интересуясь, впрочем, слишком глубоко ее прошлым. Интересоваться прошлым как раз не подобало, за что Флоренс была невероятно благодарна человеку, придумавшему все эти правила.
Лорд Маккензи подошел к ней сам, когда дамы отправились в чайную комнату, а лорды – в комнату для курения и игры в карты. К тому моменту в парадной столовой они остались едва ли не одни.
– Флоренс Голдфинч, – сказал он и замер, рассматривая ее, высокий и худой, с узким лицом и острым подбородком, который сейчас чуть задирал. – Дочь Томаса Голдфинча, значит.
Флоренс почувствовала, как плечи покрываются мурашками – и совсем не из-за вечерней прохлады. От голоса лорда Маккензи веяло чем-то холодным и затхлым, как из подвала.
– Лорд Маккензи? Вы что-то хотели спросить у моей дорогой кузины? – Теплая рука Бенджамина легла ей на плечо. – Простите Флоренс, она утомилась сегодня.
Лорд Маккензи недобро сощурился и дернул узким ртом. Флоренс подумала, что губы у него такие тонкие, словно он постоянно их поджимал – вот и застыли так навсегда. Глаза под нависшими бровями сверкнули.
– Ничего, – почти выплюнул лорд Маккензи. – Твой отец, малыш Бенджи, хочет слишком много за товар сомнительного качества. Пусть ищет других покупателей.
Он резко развернулся и ушел, чуть сутулясь, – быстро, как беглец. Флоренс обернулась к кузену.
– Это что, я – товар сом… – начала она, запинаясь.
Слова лорда Маккензи, смысл которых дошел до Флоренс не сразу, ощущались как пощечина. Даже щеки начали гореть. Она не знала, не понимала, за что с ней так поступили, и смесь стыда и возмущения затуманила разум.
Бенджамин тоже застыл. То ли все произошло слишком быстро, и он не нашел нужных слов, то ли не решился открыто выступить против отцовского партнера.
– Тсс, Фло, тише! – наконец прошептал он, оглядываясь, не подслушивает ли рядом кто. – Не здесь. Пойдем, золотко, я скажу матушке, что у тебя болит голова, поэтому ты не осталась на чай. Помочь тебе подняться в комнату?
Он говорил еще какую-то ерунду, пока вел ее из столовой через коридор, к лестнице наверх, в жилые покои. По пути он позвал горничную, которой велел принести для мисс Флоренс успокаивающий настой, а также передать леди Кессиди, что племяннице стало плохо.
– Она днем переутомилась в обители, – сказал он с таким сочувствующим видом, что сквозь ярость Флоренс ощутила жалость к той себе, о которой Бенджамин сейчас вдохновенно врал. – И едва не упала в обморок. Так и передай, милая.
Горничная испуганно посмотрела на Флоренс и кивнула. В ее глазах тоже мелькнуло сочувствие.
– Может быть, позвать врача? – спросила она.
– Не стоит его беспокоить, – покачал головой Бенджи. – Тишина и покой, а еще здоровый сон помогут лучше. Пойдем, дорогая кузина!
Наверху он втолкнул ее в комнату и, войдя следом, встал рядом с дверью так, чтобы никто больше не смог войти. Флоренс тяжело дышала. Мысли исчезли, все, кроме одной: лорд Маккензи, партнер ее дяди и один из ее возможных женихов, оскорбил ее. Не прилюдно, к счастью, но почти прилюдно. Очень болезненно. И совсем не понятно почему.
– Фло…
Она обернулась к кузену. В большом зеркале мелькнула незабудковая тень, а еще бледное лицо с горящими алым щеками, как у чахоточной девицы.
– Он сказал, что я сомнительный товар!
– Фло. – Бенджамин опустил взгляд. – Он сказал про… наверное, про твое происхождение.
Она скрестила руки на груди:
– Конечно, это все меняет!
На губах Бенджамина мелькнула светлая улыбка.
– Наконец-то я вижу тебя в гневе! – сказал он, но тут же снова стал серьезным. – Флоренс, это не про тебя! Этот человек, он…
Флоренс видела, как Бенджи хмурится, подбирая нужные слова.
– Ему не нужна жена, – продолжил он наконец. – Он совершает сделку. Приобретает товар, за который платит. Мой отец, наверное, попросил за тебя слишком много, вот этот старый хрен… прости, дорогая… Вот лорд Маккензи и ищет повод отказать ему или сбить цену. И к лучшему, если он откажется. – На лице Бенджи мелькнула печаль. – Я попробую пробраться в кабинет и подслушать их… Сядь, пожалуйста, ты вот-вот в обморок упадешь!
Флоренс правда чувствовала, что мир вокруг плывет и начинает вращаться. Она осторожно шагнула к креслу у окна, но, если бы не Бенджи, подхвативший ее, даже не дошла бы: пол решил выскользнуть из-под ног, превращаясь во что-то текучее, изменчивое. Губы задрожали, а дышать стало вдруг тяжело-тяжело, словно Флоренс забыла, как вообще это делать. Внутри нее что-то билось, нарастало, горело огнем, обжигало холодом, сдавливало горло, как рыдания.
– Где твои пилюли?
Сил хватило на то, чтобы махнуть рукой в сторону зеркального столика. Бенджамин действовал быстро. Он поднес к губам Флоренс стакан с водой и сам вложил в них лекарство.
– Все хорошо, Фло, – прошептал он. – Ты в безопасности. Горничная пришла, она поможет тебе переодеться и проследит, чтобы ты легла спать. Попросить ее принести пирожные? Или нет? Ох…
Он встал, а Флоренс не без труда повернула голову ко входу в комнату.
Силуэт леди Кессиди приблизился к ней.
– Милая, что случилось? – Рука в кружевной перчатке коснулась лба Флоренс. – Ледяная совсем. Бенджамин? – К сыну леди Кессиди обратилась требовательно, словно он был виноват и ему объясняться перед ней за все совершенные шалости и разбитые вазы.
– Я расскажу тебе все потом, матушка. Флоренс, скажем, было тревожно…
– Бенджамин, – сухо сказала леди Кессиди. – Я понимаю, что ты беспокоишься о кузине, но тебе не следует находиться в ее комнате наедине с ней. Немедленно выйди вон и постарайся сделать так, чтобы ни одна мышь в доме не посмела говорить о том, что ты был здесь! Ты понял меня?
Руку она не убрала – только сдвинула так, что та сейчас лежала у Флоренс на затылке, довольно теплая, тяжелая. От этого становилось спокойнее. Пахло от леди Кессиди специями, кофе и чем-то уютным. Флоренс почувствовала, как мир вокруг успокаивается, словно озеро после бури.
– Конечно, матушка. – Судя по тону, Бенджи улыбался.
Флоренс посмотрела на него – и кузен подмигнул, а потом поклонился матери и исчез.
– Итак, дорогая. – Леди Кессиди погладила Флоренс по голове. Смотрела она сверху вниз, не как мать, но как добрая тетушка. – Давай приведем тебя в порядок, а ты скажешь мне, что произошло, когда успокоишься.
Флоренс кивнула.
Хотя она предпочла бы не говорить про лорда Маккензи ничего и не вспоминать его никогда.
Бенджамин редко злился на людей дольше пяти минут, хотя, конечно, многие давали для этого повод.
Злость – сильное чувство, способное разрушать. Она портит настроение, сон и цвет лица. Она разъедает душу и заставляет, если увлечься, искать новые и новые причины для того, чтобы злиться. Но и если сдерживаться, ничего хорошего не будет, потому что злость засядет в тебе, как не вытащенная вовремя заноза, и превратится в нарыв.
Поэтому Бенджамин позволял себе злиться – так, чтобы никто его не видел. Наедине с собой и изредка с трубкой или добрым, мудрым другом.
Лорда Маккензи ему хотелось ударить по лицу или вызвать на поединок – будь тот моложе и не таким влиятельным, пожалуй, Бенджамин поступил бы именно так. Подпольные бои – со ставками, с секундантами и студентами-врачами, дежурившими рядом, чтобы зашить рассеченную бровь или вправить челюсть, – были популярны в определенных кругах Логресса. Бенджамин никогда не выходил на ринг, но не раз наблюдал со стороны, потому что на ринге был кто-то свой.
Жаль, лорд Маккензи не из тех, кому можно отомстить вот так.
Бенджамин
