— У-у-у… — Я так выразительно вздохнула и посмотрела на Маирис, что та даже немного вроде бы смутилась. А может, мне показалось, потому что всего через мгновение она пожала плечами и презрительно поджала губы.
— На твоем месте я не стала бы лечить такого тупого и упрямого шадага. Но раз уж у тебя все равно сегодня практическое занятие, будем считать, что его глупость пошла тебе на пользу. Жаль только, Сириан огорчится.
— Сириан? — не поняла я, а потом вспомнила оговорку Маирис — о том, что Лильрина на тренировочной площадке поймал капитан стражей. Я сначала подумала, что это был наш капитан — серьезный мужчина с проседью в волосах и холодными серыми глазами. А получается…
— Ну да, племянник сегодня здесь, потому что он рассчитывал пройти в крепости какое-то серьезное испытание на очередной боевой ранг, после которого всегда надо сдаваться целителям. И он хотел, чтобы…
— Чтобы его осмотрела я, понятно. Но Лильрин ему помешал, и…
— И Сириан все сделал правильно!
— Ну да, ну да… — пробормотала я себе под нос и тут встретилась глазами с обсуждаемым объектом. Оказывается, мой шадаг уже пришел в себя и нагло подслушивает. И подсматривает недобрым взглядом, впрочем как всегда.
Он явно собирался что-то сказать, но ему помешал второй герой сегодняшнего происшествия. На пороге возник Сириан собственной персоной.
— Прекрасные эссы, вы позволите?
Глава 19
— Входи, дорогой, — тут же улыбнулась ему Маирис, стягивая потоки и вставая навстречу племяннику. А вот я вставать не стала и лечение не прекратила. Конечно, наставница уже почти закончила то, что начала по собственной инициативе, но мне все равно было очень неприятно. Потому что… потому что если ты целитель — то будь им до конца и не дели пациентов на достойных помощи и тех, на кого ты можешь и наплевать.
— Я все же рассчитываю на внимание целителя в этой коллегии. — Сириан, величественно проигнорировав лежащего Лильрина, улыбнулся разбитыми губами именно мне, хотя от родственного поцелуя в щеку от тетушки уклоняться не стал.
Ага, значит, мой шадаг его таки достал. Если присмотреться, ребра у него тоже помяты, и не только. Скорее всего, он был первым противником Лильрина, когда тот еще не был так избит и утомлен. Ну… где-то в глубине души я считаю, что обоим им так и надо. Но почему-то вне всякой логики Лильрина мне жальче. Вот казалось бы! Сам нарвался. А все равно.
Поэтому я очень скупо ответила на улыбку Сириана и снова вернула все свое внимание пациенту. И конечно, дождалась много-много благодарности: судя по зло прищуренным глазам, даже взгляд в сторону золотоволосого капитана расценивался моим личным несчастьем как преступление. Ну что ты будешь делать?.. А с другой стороны — какая мне-то разница? Почему меня это так задевает? Мне ведь наплевать на чувства этого упрямца.
Наверное, это все то же детское ощущение несправедливости. Когда тебя обвиняют ложно, когда никак и никому не доказать ничего, это больно, это как-то словно ломает твой мир. Да, сейчас я уже никому не хочу ничего доказывать. Но те обломки — они все равно болят.
— Милая эсса, возможно, когда вы освободитесь, я могу рассчитывать на вашу профессиональную помощь? — ворвался в мои мысли голос Сириана.
— Спасибо за доверие, лорд Сириан, но я сейчас занята. — Голос мой прозвучал спокойно и нейтрально, но что интересно: перекосило обоих козлов почти одинаково. Одному не понравилось, что я вообще разговариваю с «посторонним мужчиной», а второму — что я вожусь с недостойным недобитым шадагом.
Гордо вздернув подбородок, я подхватила Лильрина за плечи и за талию и, применив целительские приемы еще из обители, шустро перевернула его носом и взглядом в циновку, а задом кверху. Надо было закончить с почками и кое-что поправить в позвоночнике. И сразу благодать такая настала — пусть он там хоть пол взглядами прожигает, мне уже не видно, а значит, не мешает.
— Шадагу стоило знать свое место, — сказал у меня над головой Сириан, и мне пришлось буквально силой придавить дернувшегося Лильрина к полу. — Хотя должен отдать ему должное. — Тут голос капитана изменился, и я не совсем уловила, что в нем такого прозвучало: досада? невольное уважение? Нет, первого все же больше. — Драться он умеет. Но тем опаснее. Он шадаг. В его душе есть червоточина. Он ненадежен. Он не контролирует свою силу. И пока он сам не избудет свой яд, давать оружие в его руки нельзя. Просто потому, что он не умеет им правильно распорядиться. Он может навредить и себе, и людям вокруг.
Интересно, кому он все это объясняет? Мне или Лильрину? Я не могу разобраться, смотрит вроде на меня, но… но.
— Поэтому никаких тренировок, иначе каждая будет заканчиваться как сегодня, — жестко закончил золотоволосый, и я от неожиданности подняла на него глаза. Галантный кавалер на секунду исчез, и в красивых, все еще непривычно больших глазах мелькнула сталь.
— И что мне делать? — Вот я-то почему спрашиваю? Почему продолжаю заботиться об идиоте и упрямце? Я же понимаю, что эта его принадлежность к воинской касте — всего лишь гордыня. Доказательство, что он не… не зависимое существо. Что он сильный и… ну да. Для такого, как Лильрин, оказаться в положении человека, не контролирующего свою судьбу, — хуже смерти.
Я бы даже посочувствовала. Если бы не жила так сама еще недавно. Если бы не знала, что даже в этом положении можно не биться головой о стену, а искать более умные пути. Если бы не научилась приспосабливаться к любым условиям и оборачивать их в свою пользу.
Слабость иногда учит нас лучше, чем сила и успех. А значит… я пока не буду мешать Лильрину постигать его уроки.
— Вы можете приказать ему не приближаться к тренировочной площадке, а можете каждый день лечить его тело. — Сириан улыбнулся мне, но как-то грустно.
— Все, теперь пусть отлежится, и к вечеру будет полностью здоров, — прервала нас Маирис, которая все это время, как выяснилось, внимательно наблюдала за моей работой. — Прикажи ему перейти вон туда. — Она ткнула подбородком на циновки у стены, на небольшом возвышении. Там у нас обычно после сеансов целительства отлеживались пациенты. Под полом в том месте проходили трубы от общих печей, и поэтому лежанки всегда были приятно теплыми. — Я проконтролирую, и, как только уровень его Цы восстановится, пусть идет и работает. А ты, детка, тоже займись своими прямыми обязанностями, тем более что после тренировки на шадаге мне не страшно доверить тебе своего племянника.
— Только надо будет принести ему поесть, — напомнила я скорее самой себе, глядя, как Лильрин с некоторым еще трудом встает и поправляет одежду. Да, я ответственный человек и помню, что слуг надо не только заставлять работать, но еще и вовремя кормить. И вообще.
— Иди и ложись куда сказано.
Это я добавила, обращаясь уже непосредственно к Лильрину, потому что он застыл на месте как истукан и очень заметно было, что он на том же упрямстве пойдет мести двор прямо сейчас, сводя к цаплиной скорлупе все мои старания. А так — прямого приказа ослушаться он не мог, поэтому сжал зубы, выдал дежурное «да, госпожа» и отправился на лежанку.
— Сейчас сменю циновку. — Маирис проворно метнулась в угол и действительно постелила на пол свежее плетеное полотно. В целом это была обычная процедура — после каждого пациента подстилку меняют, но сейчас оно выглядело так, словно целительница не могла позволить, чтобы ее племянник даже прикасался к тому месту, где лежал «нечистый шадаг».
Сириан улыбнулся и стал снимать камзол. Я вздохнула. Почему у меня впечатление, что я попала не в верхний мир, а в детский стишок про двух упрямых рогатых дураков?
«В этой речке утром рано утонули два барана».
Может, потому, что заметила быстрый обмен взглядами и мне почудился в них лязг стальных клинков?
Глава 20
Что интересно, с Лильрина я только рубашку стащила, когда принималась за лечение, штанов не трогала. А вот Сириан раздевался как положено — до набедренной повязки, которая в этом мире была странная — такие очень-очень короткие облегающие штанишки из мягкой эластичной ткани. Я сама такие здесь научилась носить, это оказалось безумно удобно, как и такая же короткая кофточка на грудь с затейливыми вытачками и утяжками. То есть мне-то пока поддерживать особо нечего, а у многих девиц тут молочные плоды о-го-го еще до рождения детей, так без этой штуки совсем бы беда.