Она подхватила лихорадку и месяцами лежала в постели, борясь с заражением. Она даже умерла несколько раз, но Лоркан зарядом магии приводил ее в чувство. Ее не спас бы облик кота.
Сначала она думала, что так было, потому что она не понимала магию. Но потом Лоркан объяснил, что она не была настоящей ведьмой, и ее мир перевернулся.
Неблагой кашлянул, глаза на ее пальцы, обводящие силуэт глаз.
— А это?
Она протянула ладони к огню.
— Это мои цепи.
— Что, прости?
Лоркан дернул хвостом и драматично вздохнул.
— Доказательство ее проклятия.
— Того, что не дает мне видеть твое лицо? — Неблагой встал и быстро оказался на коленях перед ней. Он не касался ее ладоней, но склонил голову и рассматривал их. — Я не узнаю такую магию.
— Потому что она оригинальная, — Айслинг глупо гордилась тому, что носила такое, хоть и презирала проклятие. — Глаза направляют мою силу через чары, что скрывают мое лицо. Почерневшие кончики — оковы, не мешают сломать его.
— Все заклятия можно сломать.
— Потому бабушка и приносила мне все те книги заклинаний фейри. Я всю жизнь искала способ сломать это проклятие. Как только я увидела фейри, я поняла, что хотела, чтобы меня видел твой вид до конца моей жизни.
Он смотрел на нее с чем-то важным во взгляде. Там было невысказанное обещание, от которого стена вокруг ее сердца могла треснуть.
Айслинг кашлянула.
— Жаль, что я не знала тогда тебя. Может, потратила бы меньше времени.
— Ах, я ждал такую реакцию, — пробормотал он, склонился, и ладонь замерла у ее щеки, она ощущала его тепло. — Чары мешают и трогать твое лицо?
Айслинг не знала. Фейри еще не выражали желание коснуться ее или быть еще ближе.
Она подавила желание пожевать губу, радуясь, что он не видел ее лицо. Он заметил бы, что ей неловко, но и интересно. Айслинг редко получала добро, симпатию или что-нибудь еще в этом роде.
От одной мысли, что кто-то коснется ее лица, сердце колотилось. Это было потрясающе, а еще огонь согревал ее ноги и озарял впадину ледяным сиянием.
— А что насчет тебя? — она проигнорировала его вопрос.
— Мое лицо трогать можно.
— Я про твою жизнь. Ты знаешь, как я выросла, и я такая из-за этого. Теперь твоя очередь.
Он выдохнул и опустил руку. Айслинг опечалилась, упустив шанс, но и расслабилась. Ее тревога пропала, когда внимание перешло на мужчину, что хотел ее коснуться.
— Я самый младший сын Неблагих короля и королевы. Так что я наименее важный их ребенок. Мне позволялось делать все, чего я хотел, и у меня было идеальное Неблагое детство.
— Да? — отозвалась она. — Как по мне, если бы ты был счастлив в жизни, ты остался бы в замке, а не проводил бы время, похищая ведьму.
— Я тебя не похищал. Ты прокляла меня.
— И все же ты привел меня сюда.
— Потому что хочу убрать проклятие! Думаешь, есть другая причина? — он фыркнул. — Ты себя переоцениваешь.
— Я права. Поэтому ты так расстроен, да? Ты не был там счастлив.
Она склонилась, искала эмоции в его глазах. Глаз ворона крутился, не хотел смотреть на нее. Айслинг пришла в голову мысль, и она охнула.
— Твой глаз… — начала она.
— Я не расскажу о нем.
— Он может меня видеть, да?
Он глядел на нее, раскрыв рот, оба глаза были большими.
— Это все еще мой глаз. Я бы упомянул, если бы мог тебя видеть.
— Я говорю не с тобой, а с этим, — она указала на его глаз, — потому что он может меня видеть. Я не понимала до этого, но он реагирует. Он не смотрит мне в глаза, и ты слишком легко понимаешь мои эмоции. Ты как-то меня видишь.
Он замешкался, а потом признался:
— В каком-то смысле. Другой глаз лучше в предсказании, чем видении сквозь проклятия. Он все еще не видит твое лицо, но я вижу подобие чего-то. Эмоции, мысли, что делают тебя тобой, а не просто выражения лица.
— Ты всегда так мог?
— С детства. Этим изъяном мои родители гордились сильнее всего, ведь я получился слишком нормальным по их меркам.
Она впервые не хотела оскорблять его. Айслинг знала, как жилось с отличиями, и какую боль это могло причинять. Но он для нее казался достаточно странным.
Она попыталась взбодрить его, фыркнув.
— Как тогда выглядел бы их идеальный ребенок? Маленькое мохнатое создание, что бегает по коридорам замка, высекая ногами огонь?
— Поразительное воображение, но нет. Моя семья… — он провел ладонью по пернатой стороне головы и вздохнул. — Странная, лучше не опишешь. Жуткая и пугающая для людей… я даже слышал, что их описывали как кошмары.
Она нахмурилась.
— Почему этим нужно гордиться? Или стремиться к такому?
— Неблагие гордятся тем, что не делает их красивыми. Благие предпочитают придерживаться строгих правил, а мы живем, как хотим. С обоими вариантами приходит искушение в виде жестокости, гордости. Ни один двор не сбросил оковы старого образа жизни, — он отклонился от нее, но сидел ближе к ней. — Хотя дворы постоянно меняются. Они могут изменяться и сейчас.
Она смотрела на огонь, новые знания плясали в разуме. Она не знала, что дворы были такими изменчивыми. Легенды делали их чистыми, ведомыми фейри, которые давно научились искусству политики.
Судя по его словам, они были не такими. Он осуждал фейри за их изъяны и поступки. Что он сказал бы, если бы она поведала ему о своем народе? О стычках, боях, войнах?
Судя по его мнению о людях, он уже знал эти истории.
Она пожала плечами.
— Политика. Я такое никогда не понимала.
— Я тоже.
Айслинг повернулась на бок подальше от огня и путающего фейри, от которого ее ощущения оживали. Она не хотела давать ему слои. Он был помехой, и все.
Он думал о ней как о ведьме, она была лишь средством убрать проклятие. Только поэтому он был рядом, и у нее не было повода верить в иное.
Она сунула ладонь под голову и закрыла глаза. В этом фейри было больше, чем она хотела признавать, и от этого ей было не по себе.
* * *
Они шли еще три дня, и Неблагой поднял руку и остановил их. Айслинг смотрела на его лицо внимательно, и он кашлянул.
— Дальше не надо. Тут нужно оставить сумку. Мы вернемся за ней потом.
— Почему? — спросила она, но все равно сняла сумку.
— Я не поведал тебе всю правду, ведьма. Это очень опасное место, и я не обещаю, что кто-то из нас выживет.
Что-то в ней обрадовалось. Айслинг ощущала, что он что-то скрывал, и ощущение правоты было достойным празднования. Как-то ощущалось неправильным тыкать ему в это, ведь он так старался скрыть это.
И она обдумала слова и пожала плечами.
— Если один из нас умрет, погибнет и другой. Так что мы будем осторожнее, будем заботиться о себе. Звучит неплохо.
Он яростно пронзил ее взглядом.
— Ты не боишься умереть?
— Я никогда не боялась смерти. Мы — старые друзья, — Айслинг опустила сумку под гору листьев у серебряного дерева. — Идем?
— Ведьма…
— Прибереги это для нашего возвращения, — она улыбнулась ему, надеясь, что губы не дрожали.
— Ты — самая странная из всех, кого я встречал, — сказал он, открыл рот, но слова остались на его языке. Он покачал головой и сменил тему. — Мы пройдем в портал в стволе дерева. Это божество священное, безымянное и древнее. Он должен быть один и без оружия.
— Вроде бы ты говорил, что он был мертв.
Неблагой облизнул губы.
— В каком-то смысле.
Айслинг застонала и пошла вперед, топая.
— Проклятые фейри и их искажение правды. Если бы ты просто сказал мне, я смогла бы помочь.
— Я не мог рассказать всю правду об этом.
— Не мог, не можешь или не станешь? — бросила она через плечо. — Результат один. Ты подвергаешь опасности всю эту миссию, не говоря мне всей правды.
— Даже если бы я рассказал, ты не была бы готова к тому, что нас ждет.
— Ты недооцениваешь меня.
Дурацкие идеалы проклятого фейри. Он должен был рассказать ей все, что знал об этом. Проклятие связи влияло и на нее, хотя он явно считал, что страдал только он.
