Портрет прекрасного Амадея висел тут же: мужчина с телом бога и лицом ангела — пухлые губы, ровный нос, взгляд… А вот взгляд больше бы подходил демону-искусителю: глубоко посаженные глаза под хищными бровями даже через картину заставляли сердце биться чаще.
— Ты выглядишь как кошка в период течки, — поморщилась императрица-мать, — научись контролировать себя, вид твоего возбуждения просто отвратителен.
Старая карга, она видела во всех лишь свои игрушки, пешки, так забавно и даже самостоятельно перемещающиеся по шахматному полю. Императрица изменяет её сыну? Что же, посмотрим, догадается ли он… Любовник плетёт заговор? И хорошо, хоть какое-то развлечение. А как загорались её посветлевшие за прожитые годы глаза при виде этой грязной бойхайки! Кира могла лишь морщить носик — дикарка оскорбляла её своим присутствием, более того, бойхайка стала женой того, о ком всю жизнь грезила она сама. Мерзкое отродье…
— Уйди, ты мне надоела, — махнула рукой императрица-мать, и служанки тут же открыли дверь. Хмыкнув, Кира покинула покои свекрови, вновь представляя её красное задыхающееся лицо.
Покои хо-кааны Хадаан
Сон, тягучий и такой живой, пугал своей натуральностью. Переживания волной прокатились по телу, которого не существовало в этом мире. Запах алкоголя и трав щекотал нос, знакомый и оттого ещё более отвратительный. Сквозь плотные шторы проникал свет, в его лучах был виден полёт мелких частичек, отлетающих при качании детской кроватки.
— Отойди, — слова доносились будто из другой комнаты, приглушённые и невнятные. — Уйди.
Девочка не пошевелилась. Она с восхищением смотрела на спящего младенца, изучала его черты, наблюдала, как морщится носик при попадании на него яркого лучика света.
— Отойди! — выкрик приобрёл ясность, и девочка отскочила от колыбели, в шоке уставившись на отца.
Он огромными красными глазами смотрел на младенца, его ноздри трепетали, бледное лицо было непривычным, как и эмоции. Девочка не сразу определила гнев. Мужчина в какое-то незаметное мгновение достал из-за пазухи изогнутый нож и кинулся к кроватке.
Сдавленно, почти не слышно, не осознавая своих действий, девочка крикнула: «Нет!» — и прикрыла собой младенца. Острая боль резанула по шее и спине, но она не отстранилась, сжалась, понимая, что отец хотел сделать — он хотел убить ребёнка, забравшего у него жену. Он хотел убить своего наследника, лишь в последний миг замедлив удар...
Лязг отлетевшего в сторону ножа, тяжёлое хриплое дыхание упавшего на колени мужчины.
Эта была грань. Грань, которую пересёк каан, из-за которой он больше не выберется. Ещё один шаг к угасанию, шаг к смерти — теперь он так к ней стремился.
Когда-то сильный, а сейчас полностью сломленный владыка закрыл лицо дрожащими руками и тихо заплакал.
Плакала и девочка, заливая слезами мирно спящего ребёнка.
Хадаан резко села и погладила тонкий шрам на шее. Самое яркое её воспоминание, отпечатавшееся не только в памяти, но и на теле, казалось, будет преследовать её до самой смерти. Воспоминание о дне, когда великий каан Хулан был окончательно сломлен, о дне, когда он умер душой.
Любовь — самое прекрасное чувство? Нет, это чувство разрушения, слабости, загнанности. Истинная любовь похожа на болезнь, смертельную болезнь, и в конце кто-то обязательно будет несчастным. Но люди разменивают эти яркие мгновения счастья на долгие часы страдания, наплевав на всё, живут моментом, не задумываясь о том, каким же будет конец. И Хадаан принимала это; более того, она признавала, что подобная любовь достойна того, чтобы ради неё жертвовали. Это дар, который никогда не бывает бесплатным.
— Вам снилось что-то дурное, госпожа? — аккуратно спросила Диана, до этого мирно посапывающая в угловом кресле.
— Всё нормально, — хо-каана зажмурилась, прогоняя остатки сна. — Сколько я спала?
— Меньше часа, ваше высочество. Я просила господина Сафмета зайти через час, но он ещё не заходил…
— Поняла, — девушка встала с постели. После тяжёлого сна она чувствовала себя подавленной, и «воскресные танцы» — последнее место, где бы она хотела сейчас находиться. Но обязанности есть обязанности, а потому: — Давай собираться. Сафмет ушёл в казармы?
— Как вы и приказывали, ваше высочество, — кивнула служанка.
Радостная из-за предстоящего «веселья» госпожи даже больше, чем сама госпожа, Диана, пританцовывая, вынесла платье.
— Как вам, ваше высочество? — она провела пальчиками по искусной вышивке, но принцесса только дёрнула плечом.
— К этим юбкам мне ещё привыкать и привыкать. В наших одеждах они не сильно путаются в ногах — ткани другие.
— А какие?
— Лёгкие? Не знаю даже, но ваш шёлк очень уж тяжёлый, будто мокрая ткань, к ногам так и липнет.
— Сейчас в моде несколько юбок, нижние – воздушные, но вы ведь отказались...
— Несколько юбок и того хуже.
В двери постучались, и Диана, аккуратно положив платье на постель, побежала проверять.
— Там кай Улам, сегодня он будет вместо Сафмета.
— Хорошо… — Хадаан задумчиво посмотрела на корсет, а после вдруг коварно улыбнулась и подмигнула служанке.
— Ой, принцу может не понравиться… — догадалась о задумке госпожи девушка.
— В том и смысл, Диана.
Она скинула одежду и дождалась, когда на неё наденут платье. Прохладная скользкая ткань приятно обхватило тело, а хо-каана только прикусила губы в улыбке. О да, неприкрытая корсетом грудь выглядела хоть и прилично, но куда более соблазнительно, чем если бы её сдавил плотный корсет.
— Ваше высочество, позвольте сказать… Вы коварная женщина.
— Мстительная, Диана, мстительная.
— О темпераменте его высочества судачат даже на кухнях…
— Я думаю, и о моём характере там можно услышать пару ласковых.
— Что вы, ваше высочество!
— Да ладно, что уж там. В сплетнях нет ничего необычного, прекрати краснеть и займись моими волосами.
Амадей замер у двери покоев жены и переглянулся с двумя бойхайцами. Имперские стражники послушно стояли в стороне, а под взглядом своего главного начальника только головы опустили.
— Встали непосредственно у двери, — раздражённо приказал он и зашёл в комнату.
— Ваше высочество! — служанка подскочила, отложив вышивку.
— Где принцесса?
— Уже ушла…
— С императором? — процедил Амадей, заранее злой до невозможности.
— Конечно нет! Император с императрицей, а её высочество ушла со стражником.
— Ах со стра-ажником?
— Я не то… — девушка в ужасе вытаращилась на принца, позабыв обо всех правилах.
— Я тебя понял, — он развернулся шесть часов и строевым шагом вышел из комнаты. — И что с этими бойхайцами не так?
— Всё в порядке, ваше высочество, — улыбнулся один из стражников-дикарей, а Амадей только передёрнул плечами. Раздражает — бойхайцы понимают их язык, а они бойхайский — нет. Надо будет поймать старушку Бертэ и попросить подучить его в данной области. Тогда уж он точно будет знать, о чём говорит жена с другими дикарями.
— Говорить приказа не было! — с этими словами Амадей ушёл.
Хадаан нашлась прямо у входа в залу, облокотившись о стену, она мило общалась с одним из своих кай-ли и на появившегося мужа даже не глянула.
— Хадаан, сюда!
Тон не понравился даже имперцам, но, в отличие от бойхайских друзей, они давно привыкли к этой стороне своего принца.
— Нато, [не надо] — принцесса за руку остановила подобравшегося дикаря. — Дорогой муж, вы опаздываете.
— Задерживаюсь. Я хотел забрать тебя из покоев, но тебя там не оказалось.
— Я не сразу поняла, что моя одинокая персона на балу будет выглядеть несколько странно, — она приняла руку принца и поправила волосы, откидывая их назад.
— Дорогая супруга, какого дьявола? — взгляд Амадея застыл на нужном месте.
— О чём вы?
Выдохнув сквозь зубы, он наклонился к уху жены и процедил:
