Но каана не соврала, она никогда не врала дочери, меч в руке девочки так красиво лежал, учителя рассказывали невероятные истории, которые она вмиг запоминала, а за пределами дворца было столько всего...
Эти люди тоже были одеты иначе - у них не было таких же мехов, как у принцессы, они не носили красивые вышитые сапоги, они были другого телосложения, будто бы в них было мало влаги - худые, как быстро разобралась Хадаан. Они иногда даже были голодными, и она, наблюдая за ними с высоты своего коня, совсем не понимала - как же так? Удивлённо смотрела на отца, а он лишь гладил её по голове, посмеиваясь. Но почему у них нет всего того, что есть у Хадаан? Они ведь точно такие же — две руки, две ноги, голова...
Потом она уже знала, что тот год был засушливыми и неурожайным, степняки, подгоняемые голодом, обкрадывали окраинные селения каганата, и жители были вынуждены бежать ближе к столице, в поисках крова, защиты и справедливости. И тогда жена каана приказала строить дома для обделённых, где бы их кормили и давали им ночлег, чтобы не было в каганате бедности и несчастий.
«Святая», - так о ней говорил народ, а потому никто не смел настаивать на появлении наследника-мальчика.
— Сколько вам было лет? — спросил Самор, а Хадаан поняла, что несколько увлеклась рассказом.
— Пять?.. Где-то так, и всё это свалилось на меня огромной кучей. А потом, когда погиб каан… Вспомните как умер ваш отец. Вы ведь наверняка подумали, что вам сильно не хватает знаний и опыта, я права? И вы ведь тоже не бессмертный, уж извините, и никто не знает, что ждёт в будущем. Вы действительно хотите обречь своего сына на те же страдания, что испытывали вы, когда власть перешла к вам? Этот страх, непонимание, люди, которым вы не можете доверять…
— А как пережили смерть отца вы? — перевёл разговор император, и Хадаан внутри вздрогнула, при этом внешне оставаясь совершенно спокойной, лишь машинально погладила шрам на шее.
— Мне было тяжело, но я быстро взяла всё в свои руки, отодвинув даже дядю. Меня готовили, и готовили хорошо. Да и не сравнивайте, мне было только пятнадцать, до этого в родах умерла моя мать, ко всему прочему формировался заговор. Явно другие условия, не находите?
— Мне было около двадцати пяти, и я был в панике, — признался Самор, проникшись к бойхайке ещё большим уважением.
— А откуда шрам на шее? — напомнил о себе Амадей, и девушка вновь машинально коснулась следа, спрятанного под волосами.
— Я не должна лгать, а потому не буду рассказывать…
— Тебя кто-то обидел? — неожиданно разозлился принц, но ответила ему вовсе не Хадаан.
— Великую хо-каану никто не мочь обидеть, — Сафмет подошёл совсем неслышно, грубо влезая в разговор. — Владычица, донесение из каганата.
— Озвучь, — памятуя приказ госпожи, кай говорил на языке империи:
— Второй сын хо-каана Чирхая покинул столицу и намерен приехать в Раванну к вашему дню рождения. С самого отъезда госпожи, он быть взвинчен и зол...
— Это тот, что хитрый змей? — припомнил император, и девушка кивнула.
— Не нравится мне это… С ним кто-то ещё?
— Нет. Он обойти приказ Чирхая и взять только своих людей.
— Странно…
— Когда-то я говорил вам, что взгляд Хасара горяч, а сам он заботлив, — хмыкнул Сафмет.
— Что?! — возмутился Амадей, поняв намёк. — Что за Хасар?
— Второй сын дяди Хадаан, — пояснил Самор.
— Дорогая супруга, а у вас разрешены браки с двоюродными родственниками? — принц прищурился.
— Да, а у вас?
— Не ближе троюродных, — ответил император, так как его брат подозрительно замолчал.
— Дальше, Сафмет.
— Наши кай-ли подбираться к вверенная территория империи, чтобы защитить границы, два набега степняков подавлены, Лес также молчит.
— Лес молчит?
— Не было нашествий, — пояснила Хадаан, — в этом году хищники сыты.
— Пока не зима, — качнул головой Сафмет.
— Что каан?
— Сэнид день и ночь рядом с ним, каан здоров и полон сил, он также передал вам послание, — кай протянул девушке письмо, и она тут же его просмотрела, любуясь ещё кривоватыми, но вполне уверенными иероглифами брата. — Каягар видел войско империи и понять, кому они подчиняться. Он передаёт, что чаша весов накренилась, пока его слово за хо-кааной Хадаан.
Девушка самодовольно улыбнулась: великий каягар Амас выбрал верную сторону, а значит, и Хасар не будет помогать отцу в его планах. Два сильных союзника, или же пока рано об этом говорить?
— Спасибо, Сафмет. За эти дни твой язык стал лучше, я очень горжусь тобой.
Мужчина склонился, прижал кулак к груди, принимая похвалу, и скрылся из глаз.
— Тётя, — прошептал Валентин, заглянув в беседку через балясины, — вы сказали, что делали с братом лук. А с нами сделаете?
— Конечно, — она улыбнулась ребёнку и приступила к чтению письма.
Брат писал так высокопарно и вежливо, по-взрослому, обращаясь к сестре с величайшим уважением, он расписал ей свои успехи в обучении языков, рассказал новости, пожаловался на свою невесту, которая только и делает, что «плачет и какает», посетовал на то, что слишком долго она остаётся маленькой, и вдруг она не вырастет, справился о самочувствии самой Хадаан, и очень грозно спросил про новоявленного мужа.
— Вы сейчас очень красиво улыбаетесь, — сделал комплемент Самор, проигнорировав прищуренный взгляд Амадея.
— Рада новостям от брата.
— В его свиту отправлено несколько наших людей, они усилят защиту, — напомнил император, за что Хадаан со всей искренностью поблагодарила.
Амадей слушал разговор этих двоих и мысленно возмущался. Мало того, что жена его игнорирует, так ещё и заигрывает с его братом! И с чего бы вдруг она стала такой отстранённой, если не далее, чем вчера, она была вполне себе разговорчивой и открытой? Или её обидело то, что он так и не навестил её? Кто вообще поймёт этих женщин?..
Как настроение? Как герои?Если вас заинтересовала история, нажмите звёздочку, буду очень благодарна!
С любовью,
Ваша Лика
Глава 7
Покои императрицы-матери Августины Дементий Исоры
В свои двадцать четыре года Кира считалась дамой зрелой, однако её поведение, её отношение к миру просто-таки кричали о том, что она девчонка, обиженная на всех на свете и застрявшая в периоде «хочу». Всё жеманство, рисовки выглядели картонно, как если бы она играла роль на чаепитии с любимыми куклами, и понять это можно было просто пообщавшись с женщиной более получаса. Вот и сейчас, поднимая чашечку с модным сейчас при дворе, но абсолютно отвратительным на вкус кофе, она посматривала на свекровь с не особо прикрытой неприязнью.
Августина её игнорировала. Она чувствовала взгляд невестки, чувствовала исходящую от неё ненависть, но ей было смешно: что эта сопливая недалёкая девчонка может сделать императрице-матери? О-о, Августина разменяла пятое десятилетие, повидав в жизни столько, сколько Кира и представить себе не могла. А сколько же всего она натворила…
— Прекрати убивать меня взглядом, дорогая, это начинает быть скучным.
— Что вы-что вы, матушка, как я смею… — запричитала Кира, представляя, что в чае императрицы заботливо подмешан яд. Этой женщине бы очень пошла такая смерть, подходит её характеру, да и предпочтениям… Скольких, интересно, отравила великая мать императора?
— Ты отвратительна, — хмыкнула Августина. С Кирой ей не нужно было скрываться, они стоили друг друга — женщины, любящие только себя.
— Мы похожи.
Женщина задумчиво перевела взгляд на портреты своих сыновей, и злость вновь охватила её, как и всегда, когда она видела такие похожие на отца лица. Эти двое — вынужденная мера, наследник и «запасной», забравшие не только её фигуру, но и молодость. Двадцать четыре, а уже двое взрослых сыновей, она сама начинала чувствовать себя матроной. А так хотелось бы лёгкости, свежести, страсти…
Кира прикусила вдруг пересохшую губу. Страсти… С детства она мечтала, чтобы сотни — нет, тысячи! — мужчин желали её, целовали её ноги, молили удостоить их хотя бы взглядом. Она смотрела, как мать развлекается с любовниками и представляла себя на её месте, только бы вырасти… И мужчины были, страстные и горячие, вот только досталась она самому отвратительному из всех — куску льда, императору Марку Самору. И как хорошо, что девственность дело восстанавливаемое. Впрочем, супруг — не повод отказываться от увлечений, скрытность даже прибавляет остроты в унылые будни. Спасибо его фаворитке, что так старательно перетягивает на себя его внимание: отвлеченный ею, Самор совсем не интересуется посетителями жены.
