перед которым мне, боюсь, никогда не загладить, я искренне надеялся, что Дин сможет порадовать меня более оптимистичными сведениями.
– Элиза тебя любит, хотя и переживает из-за того, что ты в последнее время стал слишком жесток, капризен и высокомерен, уж извини, – выдал первую порцию сведений Дин, и я, не скрывая, перевёл дух: значит, хотя бы сестрицу я не успел против себя уж слишком настроить, уже хорошо.
– Это не я, это Эдвард, – пояснил я и поторопился объяснить обалдевшему Дину, – мы с лордом Джонатаном договорились того меня, который был тут раньше, называть Эдвардом: и похоже, и можно различить. Но знаем об этом ты, я и он, так как информация, как ты понимаешь, абсолютно секретная. Можно угодить в Башню, хотя ты, наверное, пока ещё не знаешь, что это такое. Это, – продолжил я, увидев, как Дин отрицательно покачал головой, – странное место, куда можно войти, но нельзя выйти, и я, который Эдвард, отправляю туда всех, кто мне так или иначе мешает, но официального повода для опалы вроде как нет. Объявляю безумцем, и всё – дверь захлопнулась, как крышка гроба, причём, насколько я понял, в самом прямом смысле этого слова.
– Удобно, – подумав, прокомментировал Дин, – и много ты, который Эдвард, успел туда народу спровадить?
– Немало, – нахмурился я, снова вспомнив полные ненависти глаза лорда Леонарда, – в том числе младшего сына старика Рангера.
– Ого! – Дин обеспокоенно взглянул мне в глаза. – А его за что? На какую мозоль тебе этот абсолютно, насколько я помню, безобидный юноша, пишущий совершенно бесталанные, но невероятно трогательные стихи, наступил?
– Эдвард решил, что он оказывает слишком откровенные знаки внимания леди Флоренс, – и, не дожидаясь вопроса, пояснил, – это, кстати, моя последняя фаворитка.
Дин не успел ничего мне ответить, так как за окном послышались громкие, но не слишком искренние приветственные крики, и я понял, что мы прибыли к месту проведения ритуала. Шепнув Дину, что всё обсудим вечером (если доживём) и получив ободряющий хлопок по плечу, я вышел из кареты и оказался на знакомой мне и по моему миру главной площади Руаллы, собственно, столицы нашей замечательной империи. Всё обозримое пространство было заполнено народом, который совершенно без энтузиазма подбрасывал в воздух шляпы и уныло выкрикивал приветственные лозунги. На балконах толпились любопытные горожане побогаче, но особой любви и в их взглядах я как-то не заметил. Ну да ладно, с этим будем разбираться позже.
Я поднялся по широким белоснежным ступеням к седому старику в ярко-синей хламиде со знаком Странника на груди. Судя по всему, именно он будет распорядителем в предстоящем мероприятии. Старик почтительно склонил голову, но в глубоком поклоне сгибаться не стал, видимо, имея достаточно для этого высокий статус. Я ответил вежливым кивком, чем вызвал удивлённый взгляд и недоверчивое хмыканье. Нда, судя по всему, Эдвард даже элементарной вежливостью себя не слишком утруждал. Тем временем рядом со мной возник, как луч света в тёмном царстве неизвестности, лорд Джонатан, который произнёс прочувствованную речь о том, как рад он, как рад я, как рады все, что сегодня, наконец-то, во имя процветания империи, всем на радость и так далее…и тому подобное…Говорил лорд управляющий долго и красиво, а в итоге своего торжественного монолога сообщил, что сегодня Шар Судьбы назовёт имена десяти счастливиц, которые примут участие в традиционном Отборе невест для императора, то есть – для меня, любимого. А сам Отбор, как сообщил всё тот же лорд Джонатан, начнётся пятого июня, то есть меньше, чем через две недели, и продлится месяц, если, конечно, я не определюсь с выбором супруги раньше.
После этого лорд Джонатан вместе с по-прежнему неизвестным мне старцем в синем совершили какие-то загадочные пассы руками, при этом трудился в основном именно старик, и на площадке возник, словно ниоткуда, здоровенный шар жизнерадостного оранжевого цвета, напоминающий апельсин-переросток.
– Ну что, – бодро обратился ко мне Шар, – это тебе что ли невесту выбирать будем?
Я ошарашенно промолчал, так как искренне пытался понять, каким образом этот Шар говорит, если ничего, хотя бы отдалённо напоминающего рот, я, как ни старался, увидеть не смог. Такой научно-исследовательский интерес, видимо, Шару был непривычен, так как он, немного помолчав, повторил:
– Эй, ты, который в короне, ты что ли жених будешь?
Лишь чувствительный толчок локтем в бок от вставшего рядом и по-прежнему широко улыбающегося толпе лорда Джонатана привёл меня в чувство.
– Ваше величество, вы же знаете, что нужно сделать, – негромко проговорил барон, слегка выделяя голосом слово «знаете», – вот и не медлите, идите и приложите ладонь к Шару. Посмотрите, ваши подданные в нетерпении ждут начала церемонии, не стоит их…удивлять.
– Да, конечно, спасибо, лорд Флетчер, – благодарно кивнул я, заработав очередной недоумевающий взгляд от старика в синем, и тихонько шепнул, – в любом месте прикладывать или тоже есть правила?
– В любом, – успокоил меня лорд Джонатан и слегка подтолкнул в сторону загадочного Шара, который во время нашего с бароном короткого разговора крутился на месте, что-то негромко бормоча.
Когда я подошёл к нему, он замер и, как мне показалось, настороженно посмотрел на меня. И не важно, что смотреть ему, как и говорить, было нечем от слова совсем.
– Здравствуйте, – зачем-то вежливо поздоровался я с Шаром Судьбы, чем, судя по всему, поверг его в состояние культурного шока.
– И тебе не болеть, – растерянно кашлянув, проговорил он, – а ты чего такой вежливый? Я про тебя другое слышал…Если ты думаешь меня такими приёмчиками подкупить, то ты не угадал, я абсолютно неподкупен.
– Никаких коварных планов, я просто недавно полностью перевоспитался, – я прижал руку к сердцу и постарался добавить в голос побольше убеждённости, – вышел, так сказать, на светлый путь исправления.
– Нда? – в голосе Шара послышалось явное сомнение, но, к счастью, развивать эту тему он не стал, а велел. – Ну давай, исправившийся наш, прикладывай ладошку-то, чего стоишь?
Понимая, что рано или поздно это всё равно придётся сделать, я глубоко вздохнул, шагнул к Шару и прижал ладонь где-то посередине. Шар на ощупь был на удивление приятный: тёплый, слегка шершавый и какой-то очень живой, настоящий. Ладонь чуть ощутимо покалывало, но, наверное, так было нужно, поэтому я стоял насколько мог спокойно и не дёргался. Тем временем Шар еле слышно загудел, словно внутри у него был некий механизм, слегка завибрировал, но вскоре затих и, как мне показалось, глубоко задумался.
– Ого! – неожиданно выдал Шар, и мы все вздрогнули от неожиданности: и лорд Джонатан, и старик в синей хламиде и, разумеется, я. – Ну ничего ж себе! Вот это да! Офигеть! – и, уже,
