чанах с горячей водой, прежде эти самые чаны наполнив. Тут была элементарная канализационная система и водоснабжение тоже кой-какое налаженное имелось. Но чтобы вода побежала по трубе вверх, надо было попыхтеть: давить на насос. Тут нужны были силы поболе моих, и руки было жалко — мозоли ухудшают чувствительность. Поэтому я одолжила рукавицы у Гарры, буквально до первой получки, чтобы потом купить себе собственные. Также я носила с собой целую упаковку хирургических перчаток в кармане своего страшного платья. На всякий случай.
А ещё лекарь Еулий Крац запретил таким, как я приближаться к койкам больных. К страждущим имели право подходить только целители и все те, кто дослужился до медсестёр, а до этой ступени, увы, я пока не доросла.
Я стала прачкой и уборщицей, но никак не помощницей лекаря. Идти и жаловаться лестеру Холстену не было никакого желания, да и повода — он просто не примет моих притязаний, ибо, кто я здесь? То-то и оно, что никто, маргинальный человек, без пяти минут шпионка.
То есть как бы мне ни хотелось подойти хоть к кому-нибудь из больных и проверить его состояние, угроза, что меня тут же уволят, и отправят в местные казематы, удерживала от опрометчивого шага. И ещё, казалось, что множество глаз работников следят только за мной одной, хотя таких работниц, как я, было около дюжины человек.
А ещё вот что интересно — врачей женщин не было вовсе. Только медсёстры. Весь состав целителей оказался мужского пола. Выводы напрашивались сами собой.
В общем, первые три дня было тихо, я даже как-то втянулась и трудилась в поте лица, временно решив не заострять внимание на сложившихся неприятных для меня обстоятельствах. Утешала мысль, что год пролетит быстро и я смогу с документами, подтверждающими мою личность, отправиться куда-то и обучиться на лекаря. Мне нужна-то всего первая ступень, с ней уже можно врачевать, а большего мне и не нужно!
Ни разу за все дни я не видела, чтобы кто-то из местных эскулапов провёл хоть одну полноценную операцию. Целители щупали животы больным, затем заглядывали им в рот, назначали разные микстуры и примочки. Иногда вскрывали нарывы на пальцах странными ножичками, похожими больше на шилья. Беременяшки, что удивительно, рожали без особых проблем, как-то видела, как один из лекарей перевернул плод, действуя не совсем правильно, но и не топорно. А это уже очень хорошо.
Моё первое ночное дежурство началось на четвёртые сутки. День и ночь я должна была отработать в ОЛЦ, после чего мне давали передохнуть два дня.
В мои обязанности входило всё то же самое, кроме ночного дежурства. В тёмное время суток мне полагалось сидеть у входа, там, где холодно и встречать страждущих, что являлись на порог лечебницы ночью. Вести их к медсёстрам, а дальше они уже сами. Также следить за тишиной в палатах, заглядывать периодически в помещения — не шумит ли кто, или, может, кому срочно нужна помощь. И звать лекарей, если что-то не так, а врачи обитали в другом крыле здания. Там я была только раз — относила чистое бельё в хозяйственную комнату. И, должна заметить, та часть больницы выглядела куда лучше второй её половины. И теплее было и ремонт свежий.
Свой чудо-чемоданчик я ни разу не брала с собой, боясь, что умыкнут, но в этот раз поступила иначе — отчего-то притащила с собой, прикрыв его старой тряпкой.
Ничего плохого этой ночью я не ждала, но какой-то назойливый червячок сомнения точил и точил об меня свои острые зубки… Хотя всё, что я видела в лечебнице до этого, говорило, что иммунитет у местных был ого-го и даже холод в палатах не мешал им выздоравливать. Не всем, конечно, но многим. А впрочем, я не так часто и присутствовала в палатах, поскольку в основном проводила время в прачечной, а ближе к вечеру перестилала бельё на освободившихся койках. Некогда было глядеть на методы местных эскулапов, самой бы всё успеть.
С приходом сумерек, как я и ожидала, лекари и большая часть медсестёр отправились кто куда. Со мной осталась дежурить Анни, та самая пугливая девчонка, что повстречалась нам в первый день посещения больницы.
— А почему не все ушли? — спросила я её, присаживаясь на лавку в общем холле, рядом со входной дверью. Было холодно, и мы обе кутались в тулупы и шерстяные платки.
— Такмо завсегда так, — удивлённо уставилась она на меня, блестя тёмными бусинками глаз. — Помощницы целителей должны быть на посту.
— А зачем тогда нужны мы? — не понимала я.
— Ну так, в глубокую ночь основная часть люда расходится, и на службу заступаем ты да я.
Я устало вздохнула, начиная немного понимать местные порядки.
— Можешь пойти в подсобку для служек и подремать, — щедро предложила Анни.
— Нет, посижу с тобой.
— А можно, тогда пойду я? — сделала они просящие большие оленьи глаза. — Намедни матушке помогала колоть дрова, потом воду таскала, сил нет. Спать хочу, — жаловалась девушка.
— Иди.
— Ты это, — прежде чем удалиться, предупредила она, — ежели холодных потащат в погреб, не забывай двери открывать, или сама подсоби. Ты ж новенькая, должна везде успевать. Дверь в погреб в конце коридора, вона тама, — ткнула она пальцем, указывая направление.
— Холодные — это умершие? — спросила я.
— Да, они, — понизив голос до шёпота, закивала девушка. — Завсегда после полуночи много их.
Мои глаза расширились, а внутри проскочила неприятная волна дрожи. Чего ещё я не знаю об этом месте? Почему мне никто ничего в подробностях не рассказывает?
— Погоди, Анни, — притормозила я напарницу, — поведай обстоятельнее.
Девушка вздохнула, переступила с ноги на ногу, но потом, вернувшись на лавку, начала очень тихо, едва шевеля губами, рассказывать:
— Ты точна не из энтих мест, странная больно, простых вещей не ведаешь. Как дитё малое, — качала она головой. — Ночью приходит Стуйра и забирает слабых духом с собой. Лекари, конечно, пытаются их спасти, но чаще всего у них не выходит.
Слушая рассказ Гретты, я могла только изумляться дремучести местных. Какая Стуйра? О чём они вообще? Некомпетентность списывать на какой-то ночной злой дух? Бред!
— В общам, много страждущих кончаются за полночь, сама увидишь. Я пойду покемарю маленько.
Девушка ушла, а я, закутавшись с головой в платок Гарры, думала. Надо что-то делать. Каким-то образом прорваться к больным и осмотреть самых тяжёлых. Хотя бы помочь чуток, таблетку дать, тот же парацетамол.
Как задремала — сама не заметила, в таком прохладном помещении неумолимо клонило ко сну. И я не выдержала, сдалась сладкой
