это было? — спросила я и нарвалась на злобный взгляд Лая.
— Моя еда, — сказал, выплевывая каждое слово, парень. — Гоулины питаются именно этим.
— Гоулины?
— Мой народ.
Я только глазами захлопала. Мало того, что парень весьма странный, так он еще и не человек, получается. И что мне теперь делать? Я даже негров-то в жизни не видела, а тут гоулины какие-то…
— А-а-а… Эм-м…
Надо было что-то сказать, но от неожиданного откровения Лая мысли в голове спутались, и я не придумала ничего лучше, чем спросить:
— А гоулиины — это кто? Чем они от людей отличаются?
Глаза Лая нехорошо сузились. Я успела пожалеть, что вообще рот открыла, когда парень, по-прежнему цедя слова сквозь зубы, ответил:
— Теперь уже все равно. Нас почти не осталось.
— Как… как это — не осталось?
— А вот так.
— Э-э… Может, расскажешь? — после долгого молчания, не очень уверенно попросила я.
Парень резко выдохнул. Казалось, он едва сдерживается от того, чтобы нагрубить мне, а может и ударить.
«Но ведь сдерживается», — невесело подумала я. — «Хотя весь белый от напряжения».
Почему-то я была уверена, что ему очень хочется поговорить о своем народе и я — тот единственный слушатель, перед которым он сможет говорить откровенно. Потому что я — чужая здесь. Жители этого мира, кем бы они ни были, к какой бы расе или народу не принадлежали, вызывают у него только злость.
«Почему? Что они ему сделали? Что произошло с его народом?»
И Лай действительно рассказал.
Гоулины — немногочисленный народ долгожителей, населявший раньше в недоступную горную долину. От других рас и эльфов, с которыми они состоят в дальнем родстве, гоулины отличаются всего двумя особенностями: они физически не способны на ложь и они с трудом переносят любую пищу, кроме листьев одного вида дерева, этиама, растущего в их родной долине.
Гоулины всегда жили обособленно, не особо интересуясь делами ближайших, весьма опасных соседей — троллей, имеющих репутацию самой воинственной, кровожадной и беспринципной расы. Гоулины считали, что им ничего не угрожает, ведь в долине не было ничего ценного, ничего, что могло бы привлечь внимание столь опасных соседей… Гоулины ничего не производили, ничего не выращивали, кроме своих деревьев, а те для других рас не представляли особой ценности. Единственное, чем славились гоулины на весь мир — непревзойденное мастерство слова. Можно сказать, это было закономерно, ведь, лишенные возможности лгать, они учились избегать неприятных тем, недоговаривать, прятать за словесными вензелями единственное важное слово. Постепенно необходимость превратилась в игру и гоулины начали соревноваться друг с другом в мастерстве. Но ведь любому поэту и певцу необходимы слушатели!
Кому первому пришло в голову стать певцом-сказителем в людском королевстве? Неизвестно. Но после первого и второй, и третий, и четвертый, и многие сотни других последовали его примеру.
Беда пришла незаметно. В разгар очередной — о, в то время они случались постоянно! — стычки с троллями, придворный бард, чистокровный гоулин, сочинил для своего сюзерена забавную песенку, выставляющую предводителя троллей в самом нелепом свете. Песенка немало повеселила как придворных, так и солдатню, подняла боевой дух всего королевства…
Кто же знал, что она дойдет до ушей того самого тролльего предводителя?
Кто же знал, что он затаит зло на всех гоулинов и однажды решит отомстить за позор, напав на долину?
Почти весь народ был уничтожен за пару дней. Некогда безмятежная долина превратилась в кровавую бойню. Выжили лишь те немногие, кого не было в долине в те страшные часы. Но и этого предводителю троллей показалось мало. Он приказал выжечь долину драконим огнем, чтобы заветные деревья, этиамы, название которых переводилось с древнего языка, как «искрящиеся», никогда больше не смогли расти там.
«Пусть все гоулины сдохнут от голода», — сказал он.
Но не учел одного…
Да, этиамы росли в долине. Здесь о них заботились, здесь была подходящая почва, нужное количество света, нужная магия, питающая их корни… Но вольный ветер никогда не миновал долины. Его порывы срывали легкие семена этиамов и уносили прочь. Недалеко, всего на несколько километров, но этого было достаточно — поискав как следует, вокруг долины можно было найти драгоценные деревья. Да, дикие растения не были такими красивыми, как их сородичи из долины… Да, у них не было таких широких и мясистых листьев, такого изумрудного насыщенного цвета…
Но они были.
И только их существование вот уже сто лет удерживало на самом краю гибели тех несчастных, кто уцелел в той давней резне, и вынужден был теперь скитаться по миру.
Самым ужасным было то, что те редкие уцелевшие деревца, словно в насмешку, росли по большей части не где-нибудь, а на землях троллей. И пусть давно, в очередном бою, умер тот обидчивый троллий правитель, с которого все и началось. И пусть не разделяли тролли ненависти своего правителя к гоулинам, выгоду свою они почуяли сразу. Пытались гоулины договориться с троллями, вернуться в долину, но жестокий, живущий по закону сильного народ остался глух к их просьбам и уговорам… Нет, и в долину пустить, и деревья отдавать тролли согласились, но… за плату. Причем плату установили такую, что и самый богатый король самой богатой страны не смог бы ее выплатить…
Что уж говорить о тех немногих выживших, умевших разве только сказки рассказывать?
Вот так и вышло, что уцелевшие гоулины вынуждены были всеми правдами и неправдами зарабатывать деньги, чтобы выкупить у контрабандистов — которыми чаще всего оказывались именно тролли — хоть маленькую веточку этиама, хоть пару листочков. Через несколько лет после разыгравшейся трагедии имя гоулинов в народе стало почти нарицательным для воров и мошенников.
И все равно, достать хотя бы один листочек заветного дерева удавалось немногим и очень редко. Вот и голодали гоулины, скитаясь по королевствам, влача жалкое, нищенское существование… Кто-то не выдерживал и сводил счеты с жизнью, но остальные продолжали бороться…
Закончив свой невеселый рассказ Лай надолго замолчал. Я тоже молчала, осмысливая услышанное. Казалось невероятным, что из-за глупой шутки был уничтожен целый народ, но не верить Лаю причин не было… Да и сам он сказал, что гоулины обманывать не могут. К тому же во время рассказа лицо парня было очень красноречиво, на нем ясно отражались испытываемые им эмоции: боль, ярость, отчаянье и дикое, звериное упорство, стремление стоять на своем до самого конца.
— Я слышал, что один из наших на эльфийке женился, дочка у них родилась недавно, — едва слышно, самому себе, вдруг сказал Лай.
Я вынырнула из своих мыслей и уставилась на него. Как-то не вязалась
