Евгения Савченко - Пороки

Я лишь покачала головой. Слов не нашлось.

Ещё несколько минут мы просидели в полной тишине, после чего Тод спохватился, ругая наше безделье:

— Она же там, внизу…

— Идем отсюда. — Мне не хотелось уже ничего.

— А как же леска, мы же должны…

— Мы ничего не найдем здесь, Тод. По крайней мере, я так думаю.

Кафельный коридор показался мне ещё более холодным и неприветливым, чем прежде. В комнате на столе Сатира уже лежала, перевернутая на живот. Она тяжело и нервно вздыхала, когда тонкая изогнутая игла пронзала её кожу. Аккуратными, пытливыми стежками Серый Кардинал сшивал рану.

От этого зрелища мы с Тодом снова застыли. На лице Юлия отражался весь ужас, который он испытывал, намеренно причиняя боль любимому человеку. И только руки выдавали его. Было очевидно: Серому Кардиналу не в первый раз приходится на живую зашивать человеческую плоть. Ловкие холодные движения контрастировали со страхом, отражающимся в глазах.

Тод снова стал мертвенно-бледного цвета. На лице проступил пот, губы чуть сжались от приступа дурноты. Кровь настолько отхлынула к сердцу, что кожа его казалась почти прозрачной, впитавшей в себя огромное количество пустых темно-синих нитей-капилляров.

— Мы не смогли найти… — Тод попытался, но так и не смог выдавить из себя уже никому не нужные слова оправдания.

— Леску? — Спросил Серый Кардинал, не отводя сосредоточенного взгляда от раны.

— Ты вернулась, Кнопка, тупица? — Что-то изменилось в настроении Сатиры. Грубость в выражении её лица меня изумила.

— Да, мы не смогли найти леску, — голос Тода упал до слабого шепота.

— Наверное, потому что она лежала в коробке, что я принес с собой, — невозмутимым Юлий оставался только на словах, в этот самый момент он пронзал в очередной раз рваный край кожи, протягивая леску за иглой.

— Если ты знал об этом, — устало спросила я за моего замолкнувшего друга, которому, очевидно, стало совсем плохо: — Если знал, зачем же ты отправил нас искать её?

— Мне нужно было её успокоить, — Серый Кардинал с нежностью провел кончиками пальцев по спине Сатиры: — Она в последнее время так странно на тебя реагирует. Кнопка, у меня есть для тебя вопрос.

— Вернулась, чтобы пожалеть меня? — Сатира не обращала никакого внимания на то, что одновременно с ней говорил Юлий. Она снова стала язвительной, резкой.

Я ничего не смогла ответить, без всяких чувств смотря ей в лицо. Пока мы перебирали пыльные вещи наверху, Серый Кардинал аккуратно потянул за невидимые ниточки, подкрутил винтики на место, подправил извилины в её фарфоровой головке. И вот перед нами снова предстала прежняя Сатира. Ничего, кроме веселящей желчи.

А каким было её лицо до моего ухода… Как она просила, как билась в истерике. Или она знала, что, оставшись наедине со своим хозяином, снова будет вынуждена стать ручной? Ручной, но лишь для него одного.

Только вот мои мысли не были обоснованы. Если бы эта игра надоела Сатире, она просто не стала бы её продолжать. А в её исполнении продолжение было шикарным:

— Давай, Кнопка, я же так нуждаюсь в твоем сочувствии, как думаешь? — Она состроила плаксивую гримасу, игриво хлопая ресницами.

Серый Кардинал внимательно посмотрел на меня:

— Что произошло между Сатирой и тобой?

Между Сатирой и мной… Он даже не сказал: «между вами». Ему и в голову не приходило, что я и его блондинка можем быть в чем-то едины, можем быть вместе, что между нами вообще есть что-то общее. Он лишь смутно чувствует какую-то связь, взаимные реакции.

— Ничего между нами, Юлий.

Он как-то рассеяно кивнул. Не поверил.

— А где твоя Скрепка, девочка? — Сатира вдруг вспомнила о Нике: — Где это странное существо, с которым ты пришла сюда в первый раз? Где же твоя обворожительная сладенькая Никки?..

Я промолчала.

— Она, кажется, больше не хочет тебя видеть, так? Какая неудача, мне жаль тебя, дорогая … — Выражение её глаз говорило обратное. Сатира вздрогнула от того, что Юлий снова пронзил ей кожу иглой.

Мой взгляд остановился на том, как Серый Кардинал делает последний стежок. Как аккуратно, подтягивая леску туже, закрепляет её умелым узелком. Скользкие нити даже не смели выскользнуть из его измазанных кровью рук. Но в тот момент страшным показалось мне не его умение с хирургической аккуратностью делать швы, страшной показалась сама идея пронзать воспаленные края пореза иглой. Сделать множество мелких ран, чтобы закрыть одну большую.

— Что же ты не спрашиваешь меня, в чем причина всех твоих неудач? — Сатира продолжала лежать на столе, подперев подбородок рукой.

— Ну, и в чем же? — Я позволила ей выиграть.

— Всё так просто, — Сатира пожала плечами. — Ты хотела бы быть на моем месте. Не рядом со мной, а именно мной. — Она перевернулась на спину и села, обняв колени руками. — Но твоя проблема в том, что ты не можешь. Ты не можешь быть на моем месте, ты не потянешь. Ты можешь лишь слепо подчиняться, обижаться и громко хлопать незапертой входной дверью. И выкрикивать проклятия, но уже вне стен этого дома. — Она замолчала, потерев лоб рукой.

Юлий поднял Сатиру на руки и заботливо понес к выходу из комнаты:

— Тебе нужно поспать, ты устала. Скажи мне, может, ты хочешь чего-нибудь?

По выражению его лица было понятно: он помчится выполнять любое её желание. Сатира обняла его за шею и, кажется, уже уснула. Едва ли он заметил, что прошел мимо меня и Тода, всё внимание Юлия было посвящено Сатире.

Она не спала, конечно же. Она просто демонстрировала нам, кто из них двоих настоящий Серый Кардинал, невидимый марионеточник.

11 октября

Я наткнулась на Наркомана, едва вошла в Дом, Где Никогда Не Запирается Дверь. Он растянулся у самого порога, прямо на полу. Если бы я не имела привычки смотреть под ноги, то наверняка бы споткнулась об его угловатое тело и тоже оказалась бы на полу.

— Эмм… ррр… — Он произнес свои несвязные возмущения, когда я присела рядом с ним и потрясла его за плечо:

— Что ты здесь делаешь, Наркоман?

Вместо ответа он смахнул мою руку со своего плеча и подтянул колени к подбородку.

— Эй, тебе разве не холодно спать возле самого порога? Здесь же жуткий сквозняк. — Упрямец снова заскулил, отмахиваясь от меня руками и ногами, и я со злостью поднялась:

— Ну и валяйся здесь. Кто-нибудь не заметит тебя и пнёт. Так и покалечиться недолго.

Но он сам же не дал мне уйти. Обхватив мою ногу, Наркоман, не открывая глаз, вяло спросил: