— А ты не чувствуешь?
Бен покачал головой, но его улыбка не погасла.
— Хотел бы почувствовать, но не могу.
— Прохладно, конечно, но могло быть и хуже.
— Какой сейчас месяц?
— Ноябрь.
— Ох, был бы сейчас октябрь! Это мой любимый месяц. Но и ноябрь не плох. Это начало месяца?
— Сегодня одиннадцатое.
— Если весь год климат был мягким, то сейчас всё ещё могут собирать урожай. Воздух пахнет яблоками?
— Что?
— Мы жили неподалеку от фруктового сада, и осенью, клянусь, этот запах доносился до самого нашего дома. Сейчас воздух пахнет яблоками? Пожалуйста, скажи мне, что он пахнет яблоками!
Нет. Даже близко ничем подобным не пахло. Но Джейсон сказал:
— Конечно, пахнет, глупышка. А как ещё должно пахнуть в ноябре?
Бен радостно рассмеялся.
— Меня даже не волнует, что ты врешь. Это лучшая ложь, которую мне когда-либо говорили за последние полтора столетия!
Знать, что в жизни Бена было так мало поводов для радости, было достаточно, чтобы сердце Джейсона разбилось вдребезги. И всё же Бену, казалось, совсем не было себя жаль. Он вел себя так, словно получил подарок, о котором мечтал всю жизнь. Он медленно повернулся на одном месте, стараясь охватить взглядом всё вокруг, выглядя взволнованнее любого ребенка в магазине сладостей.
Джейсон сунул шар под мышку и потер руки. Может, Бен и не ощущал холода, но вот он определенно его чувствовал. На улице было не так уж холодно, но если стоять на одном месте можно и замерзнуть.
— Не хочешь пройтись? — он указал на деревья на восточном краю поляны. — Где-то там должен быть ручей, который пересекает участок. Я ещё не всё здесь обошел.
— Ручей! — выкрикнул Бен, будто Джейсон сказал ему, что за поворотом их ждет сам Санта Клаус. — Звучит замечательно!
Они двинулись через поляну в сторону леса. Джейсон шел впереди, хотя и не знал точно, куда идет. Он почувствовал бы себя глупо, если бы они заблудились на его собственном участке, но если вдруг что, то они найдут забор и пойдут вдоль него на запад, обратно к подъездной дорожке. Бен шел рядом. Наблюдая за ним, Джейсону снова вспомнилась их первая встреча в гостевой комнате, и то, как шаги Бена, казалось, не совпадали с пройденным расстоянием. Он словно шел по одной из движущихся дорожек в аэропорту, и Джейсона это смущало. Поэтому вместо этого он сосредоточился на лице Бена. Мальчик (а было трудно думать о нем иначе, особенно теперь, когда он знал, что Бену всего двадцать лет) продолжал восхищенно оглядывать лес, пока они шли, а на его лице было выражение сосредоточенности. Его губы шевелились, и Джейсон понял, что не слышит его. Он снова завел шар, прислушиваясь.
По сути, Бен ничего не говорил. По крайней мере, не Джейсону. Он что-то бормотал себе под нос.
— Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…
— Ты считаешь наши шаги?
Бен резко остановился, удивленно вскинув голову, словно забыл о присутствии Джейсона.
— Ох. — Он огляделся вокруг, на деревья, потом на небо, словно что-то искал. — О Боже, я правда считал, да?
— Но зачем?
Бен нервно хохотнул.
— Это своего рода привычка. — Он махнул рукой, как бы отмахиваясь от случившегося. — Я веду себя глупо.
Он снова зашагал, и Джейсон последовал за ним в хвойные заросли, окружающие дом. Джейсон внимательно посмотрел на шар, проверяя, работает ли музыкальная шкатулка, на случай, если Бен заговорит. Но в течение нескольких минут единственным звуком был хруст листьев под ногами Джейсона, щебет птиц и время от времени сердитое цыканье встревоженного бурундука. И в то время как Джейсону часто приходилось раздвигать ветки или пригибать голову, чтобы не врезаться в одну из них, Бен просто шел напролом, позволяя деревьям проходить сквозь его призрачный образ. В солнечном свете его было трудно разглядеть, но в тени он становился отчетливее, что напомнило Джейсону слова Бена о том, как здравомыслие то есть, то исчезает. Это нервировало, и Джейсону было легче сосредоточиться на собственных медленных шагах по лесу, чем наблюдать за Беном.
— Я говорил тебе о том, как застрял в коробке? — прервал тишину Бен.
Это прозвучало как вопрос, поэтому Джейсон ответил:
— Да.
— Ну, я не мог проецировать за пределы шара, а в моей хижине делать особо нечего, и я знал, что начинаю ломаться. Поэтому я начал выходить на прогулки.
— Постой. В твоей хижине? — он знал, что существование Бена каким-то образом связано с шаром, но не думал, что Бен буквально живет там. Что он засыпал каждую ночь — по крайней мере, предположительно — и просыпался каждое утро где-то в мире этого снежного шара. Шли секунды, минуты, десятилетия, и Бен проживал каждую из них. Он почувствовал себя дураком, потому что не сообразил раньше. — Ты живешь в этой хижине? Той, что в шаре?
— Ага.
— И ты можешь выходить наружу? В смысле, из хижины, но будучи внутри шара?
— Именно. Но не так, как сейчас. Это… Ну, это трудно объяснить, но там всё ненастоящее. В том смысле, что есть земля, небо и деревья, но они неправильные. Есть снег, но он совсем не холодный и никогда не тает. И есть деревья, чьи листья не опадают и не меняют цвет. Нет ни птиц, ни оленей, ни мышей. Никого. Лишь дерево за деревом. Но я начал думать, что, может, если хорошенько поискать, я найду… Не знаю… Что-нибудь. Дверь, другой дом или, возможно, дорогу. Что угодно.
— Но не нашел?
— Всё, что я когда-либо находил, была моя хижина, снова и снова. Как бы я ни старался идти прямо и не оборачиваться, я всегда возвращался к своей хижине. Каждый день я выбирал новое направление и шел. И в какой-то момент начал считать шаги, пытаясь разобраться.
— И? — подтолкнул Джейсон.
— Две тысячи шагов. Если я начну с двери, то могу пройти в любом направлении, прежде чем вернусь к дому, хочу я этого или нет.
Думать об этом было слишком удручающе. Он представил себе, как Бен выходит за дверь и стоит перед этой дурацкой маленькой хижиной в снежном шаре…
— Постой. Если ты выйдешь из дома внутри шара, я смогу увидеть тебя?
Бен рассмеялся.
— Не думаю. По крайней мере, насколько я знаю, меня ещё никто не замечал.
— А ты когда-нибудь пробовал?
— Чтобы привлечь внимание людей? Конечно. Особенно сразу после того, как меня забрал солдат. Я пробовал ломать ветки деревьев, но они не ломаются. Даже самые маленькие. И у меня там нет топора или чего-то подобного. Так что, я прошелся по хижине и взял всё, что мог вынести наружу — одеяла, подушки, стул и даже одежду — и попытался выложить слово «ПОМОГИТЕ» на снегу. Но каждое утро, когда я просыпался, всё возвращалось на свои места, а девушка, которой принадлежал шар, казалось, никогда ничего не замечала.
— Но… — у Джейсона голова шла кругом. Во всем этом было столько всего невозможного, нереального. Он не был уверен, с чего начать. — Как ты питаешься? Или…
— Никак. Я ничего из этого не делаю. — Бен опустил голову, его улыбка померкла. Он искоса взглянул на Джейсона. — Я не хочу говорить о шаре. Я знаю, что тебе любопытно, но я провел там сто пятьдесят лет и поверь мне: это скучно.
— Боже, извини меня. Я веду себя как мудак.
— Нет, — Бен снова улыбнулся, качая головой. — Вовсе нет. — Он огляделся вокруг, словно ища новую тему. — Это напоминает мне последний фильм, который мы смотрели. Ощущение, что вот-вот выскочит сумасшедший убийца с топором и начнет нас преследовать.
— Честно говоря, меня больше беспокоят папарацци.
— Кто?
— Не бери в голову. — Джейсон хотел говорить о прессе не больше, чем Бен — о шаре.
— Чего я не могу понять, — продолжал Бен, как будто Джейсон его не перебивал, — так это почему, когда убийца тебя преследовал, ты побежал наверх и спрятался в чулане, откуда не было выхода? Ты не мог убежать к соседям, например? Или взять машину и уехать? И почему вы с друзьями вообще решили разделиться? Разве не было бы разумнее держаться вместе?
— Таковы правила жанра: никогда не работайте группой. Никогда не беги, не споткнувшись. И если ты женщина, никогда не надевай лифчик.
