- Моя подруга собиралась замуж за красивого хасэга, - сказала Камайя, подумав. - Он был бы хорош собой, если бы не мерзкая гордыня на красивом лице. Он слишком любил себя, вернее, не любил никого, кроме себя. Но мою подругу выдали замуж за другого. В нашей стране про него говорили «хорошо сложён», потому что у него очень сильное, мощное и бодрое тело, но среди хасэ он выглядит как кусок серого гранита в шкатулке с медными заколками. В нём есть арнайская кровь, его лицо светлее, чем у большинства хасэ, а глаза гораздо шире, и его волосы похожи на мои - такие же мягкие и так же легко путаются. Он берёг её и заступался, и наконец-таки она перестала придираться к его внешности и позволила ему любить её так, как он это умеет - честно, сильно, всем сердцем, и, надеюсь, эти его чувства взаимны. Знаешь, Улхасум, как он трясся над ней? Как она могла этого не видеть?
- Люди слепы, когда дело касается их самих, милая, - рассмеялась Гатэ. - Гордыня многолика, ревность слепа, зависть кровожадна… Если бы люди видели, во что обходится близким их непокорность, были бы они непокорны? К сожалению, они понимают это, лишь когда уже слишком поздно, тогда, когда время не обратить вспять. Знаешь, каким строптивым мальчиком был Аслэг? Он передаёт свой пылкий характер детям, но ты не хочешь слышать об этом, поэтому я не буду говорить. Вы оба умны, но не мудры, и мне отчаянно жаль.
- Уже поздно жалеть, - сказала Камайя, вставая. - Улхасум, я могу что-то сделать для тебя?
- Кроме того, о чём Улхасум попросила госпожу Камайю, больше не требуется ничего, - нарочито торжественно произнесла Гатэ, потом улыбнулась. - Ступай, милая. Пусть Мать Даыл благосклонна будет к твоей судьбе, а Рэх лишь омывает твой путь, но не затрудняет его под голубой ладонью Тан Дан. Пусть любовь направляет твои шаги.
- Спасибо за напутствие, Улхасум. - поклонилась Камайя. - Благодарю от всего сердца.
15. Кам.Соль и перец
Вирсат и Дерре, что ждали за дверью, обернулись к ней. Во взглядах было облегчение и благодарность. Камайя улыбнулась им, кивая.
- Всё хорошо. Просто побеседовали, как обычно.
Растревоженная разговором, Камайя шла через двор Улхасум, вдыхая запахи с её кухни и разглядывая занесённые снегом большие огороженные клумбы, где раньше росли розы. Она пришлёт Гатэ самые чудесные розы из Телара, и наймёт там же садовника, который будет следить за ними. Надо будет поручить этот вопрос людям Руана, когда она вернётся в Ордалл. Самые ароматные, самые великолепные розы для этой чудесной женщины.
- …С невестой, - раздался шёпот из-за угла. - Лымай - такие многочисленные…
- Да уж, - шептал второй голос. - И как…
Камайя резко остановилась. Стены перед ней не было, но удар был очень чувствительным.
- Вирсат, я попрошу тебя об одной вещи. - Пальцы дрожали, чернота плескалась перед глазами. - Предупреди служанок и всех, с кем столкнёшься, что тот, кто хоть слово при мне произнесёт о свадьбах, невестах или Рисэл, очень сильно пожалеет об этом. Очень. Ты поняла?
Вирсат кивнула, слегка бледнея, и опустила голову. В молчании, разбавленном голосами слуг и звоном посуды с кухонь, они дошли до двери в покои Камайи.
- Госпожа, к тебе приходила Тинхэн, - сказала служанка, ожидавшая в коридоре. - Передать ей, что ты принимаешь?
- Да. Пусть приходит.
Ачте был горячим. Тулым села на ковёр у очага, повинуясь жесту, и Камайя в очередной раз поразилась покорности и услужливости местных девушек. Впрочем, в поместье Руана катьонте были разбалованы им же самим. Тут же, под орлиным взором Йерин и прикормленной ею Туруд, особо своеволие не проявишь.
Тинхэн зашла в комнату и оглянулась на Десмаат, взглядом останавливая ту на пороге. Камайя кивнула на второе кресло, а Тулым подала Тинхэн глубокую чашу с ачте.
- Госпожа, да будет твой путь благословлён Матерью Даыл.
- У тебя какое-то дело ко мне, Тинхэн? - спросила Камайя, оглядывая чувственные бёдра девушки, обтянутые тёмно-красным халатом, расшитом птицами по роскошно блестящему фону. - Или новости?
- Госпожа, не изволь гневаться. Я пришла засвидетельствовать своё почтение. Твои покои восхитительны.
Камайя с любопытством склонила голову набок, разглядывая лицо Тинхэн. Она чем-то напоминала Рисэл, но повзрослевшую лет на восемь-десять. Похожий мягкий овал лица, по-детски пухлые губы, тонкие брови. Улхасум Гатэ сказала не отвергать тех, кто придёт искать мира, но мира ли ищет Тинхэн?
- Спасибо. Это всё?
Тинхэн молчала, опустив взгляд и неловко моргая, потом подняла глаза.
-Нет, госпожа. Я хотела, чтобы ты знала, что я на твоей стороне.
- На моей стороне против кого? - удивлённо подняла бровь Камайя.
- Йерин.
Молчание было наполнено треском дров в камине и шорохом длинных метёлок, которыми служанки выметали снег со двора. Камайя хмыкнула, потом посмотрела на наложницу.
- Я думала, у тебя с ней ровные отношения.
- Я кое-что сделала… Это было несколько лет назад, и я живу в постоянном страхе. Госпожа, я прошу твоей защиты.
- Защиты?
- Да. Йерин может сказать про меня такое, за что я могу лишиться жизни.
- И что же ты натворила такого? Ты же самая дружелюбная из всех, Тинхэн!
- Я не могу рассказать, пока госпожа не пообещает мне своё покровительство.
- Да ты та ещё лиса, - удивилась Камайя. - Скажи хотя бы, с чем это связано. Я же должна знать, во что впутываюсь. Может, ты убила кого-то...
- Я не убивала… Это касается наложниц господина Аслэга.
- Понятно. Хорошо. Я постараюсь не дать тебя в обиду. Но что тебе может сделать Йерин? И в чём, собственно, дело?
- Госпожа, она ведь негласная глава гарема… Теперь, после свадьбы, господин Аслэг… - Тинхэн побледнела и зажала рот рукой. - Прости… Прости меня! Прошу прощения, госпожа Камайя! Я не повторю ошибки! Я забыла!
- Госпожа Камайя, господин идёт к тебе, - сказал Дерре из-за двери.
Тинхэн вскочила и метнулась к двери, низко склоняя голову и скромно складывая руки. Аслэг вошёл, покосился на неё, взмахом пальцев показал ей на дверь и повернулся к Камайе, которая сидела на кресле, потягивая ачте.
- Ты непочтительно приветствуешь меня, - сказал он, когда дверь за Тинхэн закрылась. - Ты видела, как это нужно делать?
Камайя задрала бровь и сделала ещё пару глотков, потом не спеша поставила чашку на столик, плавно встала, подошла к Аслэгу и остановилась в полутора шагах от него.
- Здравствуй, здравствуй, господин, - едко произнесла она, всматриваясь в его красные глаза. - Смотрю, эту ночь ты провёл без сна.
Он устало поднял руку, пытаясь коснуться её, но Камайя гибко увернулась и шагнула в сторону, пытаясь не дышать, потому что ярость смешивалась с нарастающим, неуместным теперь желанием, а ещё с лютой жаждой его крови.
- Да. Лишь к утру уснул ненадолго. - Аслэг подошёл к столику и допил ачте из её чашки. - Потом зашёл к матери.
- Я была у неё. Она просила не портить твою репутацию. Только поэтому я всё ещё здесь. - Камайя подошла ближе, принюхиваясь, потому что к запаху мускуса примешивался какой-то другой, новый, и он травил душу, сжимая горло. - Новые травы?
- А. Да. Средство от боли.
- Много ты знаешь о боли, господин Аслэг, - пробормотала Камайя, сжимая челюсти. - Только и умеешь, что причинять её другим.
- А тебе, как видно, знакомо и одно, и другое, - резко сказал Аслэг, шагая к ней. - Смотри на меня!
Он схватил её за талию, но Камайя вывернулась, отступая, поджимая губы и морщась от боли в рёбрах. Аслэг распахнул глаза и в тревоге схватил её руки, но она полоснула его взглядом, и он отстранился, нахмуриваясь.
- Это - не больно, - процедила она, отворачиваясь к окну.
Она стояла, зажмурившись, пылая гневом, и вдруг его запах окутал её. Аслэг резко развернул её к себе и яростно поцеловал, впившись пальцами в затылок.
- Ах ты кетерма! - крикнула она и мелко попятилась, пытаясь вырвать запястья, которые он перехватил, не давая ей ударить его. - Отпусти!
