***
Я сняла «люкс» в лучшем санатории, недалеко от аэропорта.
Дилан открыл глаза спустя четыре дня после сеанса исцеления. Несколько минут он прислушивался к собственным ощущениям и пытался понять, что к чему. Однако рассеянное сознание было неподатливо на здравые умозаключения.
«Эй? Привет, — улыбнулась я. — Всё закончилось, скоро мы сможем уехать. Хочешь чего-нибудь?»
«Нет», — дышал он тяжело, а чувствовал себя так же плохо, как до сеанса госпожи Морено.
«Тогда у меня к тебе будет просьба, — я проколола ногтем вену на запястье. — Сделай пару глотков.»
«Может, не будем зря тратить твою кровь?» — с интонацией умирающего калеки спросил он.
«Зря не будем. Нам нужно, чтобы твоя рана на животе затянулась как можно скорее.»
Он сделал, как я просила, спустя пару минут его взгляд стал немного яснее. После капельницы и пакета внутривенного питания мне удалось немного покормить его мясным бульоном, заказанным в ресторане.
«Молодец! Такими темпами ты за неделю придёшь в норму. Сейчас сделаю тебе массаж и обтирание, потом дам поспать пару часов.»
«А ты?»
«Я буду здесь, с тобой. Посмотри, какой у нас номер: вид на море, окна во всю стену, кондиционеры и горячая вода! Я выбрала лучший номер в лучшем отеле. Здесь нам будет комфортно.»
«Хорошо. Ты только не уходи…» — попросил он, закрывая глаза.
После проведённых процедур мне показалось, что его прозрачная кожа, похожая на бумагу, слегка порозовела и что дыхание стало не таким тяжёлым. Дилан мгновенно уснул и спал до тех пор, пока я не разбудила его. На этот раз вместо бульона была кровь какого-то донора, и я надеялась, что так нам удастся форсировать восстановление организма после болезни.
Увы, не только Дилану требовалось глубокое и комплексное восстановление: я сама была похожа на жертву блокады или пленницу концлагеря. Постоянное напряжение, переливания крови, отсутствие нормального сна, работа, контакт с информационным полем и стрессы лишили меня возможности держать собственное тело в форме.
За последний год я трижды стриглась под 0,5. Короткие волосы мне были абсолютно не к лицу, но ухаживать за ними попросту не оставалось сил.
О месяцах нашего пребывания на Филиппинах мне было откровенно страшно вспоминать. Ежедневная ручная стирка, гигиенические и лечебные процедуры для Дилана, приготовление пищи, заказ и получение медикаментов… Держать в голове такую прорву мелких и важных дел в моём измученном состоянии было тяжело. И при этом я ещё как-то умудрялась погружаться в информационное поле и раздавать задания подчинённым.
Мне очень хотелось нанять помощника, но на территории госпожи Морено делегация своих обязанностей была строги запрещена. Да и лишняя любопытная пара глаз могла стать свидетелем смерти Дилана. Так что пришлось обойтись без слуг.
А теперь нас ждал менее тяжёлый, но тоже непростой период: восстановление, адаптация и укрепление позиции в клане. Назрели серьёзные проблемы с нашей репутацией. Появились отступники, из старожилов. Раньше, за неимением возможности, я вынужденно закрывала на предательство глаза и выжидала, когда смогу решить проблему.
Дилан больше всего боялся остаться в моих глазах немощным калекой. Состояние и вид собственного тела вызывали у него чувство омерзения. Мою нежность он принимал за жалость и сострадание. Увы, я знала, что депрессия неизбежна.
Звонил Максим, он почему-то думал, что мы уже вылетели в Москву. Он огорчился, когда узнал, что мы собираемся остаться на Филиппинах ещё на неделю, пока Дилану не станет лучше.
— Ты что-то скрываешь, Максим? — спросила я.
— Нет, мам, просто хочу, чтобы всё, наконец, вернулось на круги своя, — ответил сын.
— Мы тоже очень хотим этого. Скоро увидимся, не переживай.
— Как там отец?
— Он пока очень слаб, почти не приходит в себя.
— Ты уверена, что эта целительница помогла?
— Да, без сомнения. Теперь осталось только отъедаться и спать.
— Ты про себя тоже не забывай.
— Стараюсь. Мы перебрались в пятизвёздочный отель, здесь есть даже джакузи с горячей водой и ресторан внизу.
— Это здорово. Ладно, мама, я ещё позвоню тебе завтра, пока!
Весь вечер я провела возле Дилана, даже не выходила на балкон, чтобы полюбоваться закатом. Рана у него на животе начала затягиваться тонкой плёнкой кожи. От радости я прослезилась и ещё раз накапала ему в рот своей крови. Мне так не терпелось дождаться завтрашнего дня, что я рано легла спать.
Ночью Дилана снова лихорадило, пришлось дать ему стакан горячего молока и сделать массаж, и только тогда он успокоился. Зато утром мы проснулись не в шесть как обычно, а ближе к девяти, и Дилан впервые за долгое время смог улыбнуться, ему полегчало.
«Доброе утро, любимый! Выглядишь гораздо лучше. Минут через десять принесут завтрак. Давай снимем с тебя все трубки. Надеюсь, они тебе больше не пригодятся, — сказала я, имея в виду кало- и мочесборники. — После завтрака наберём полную ванну тёплой воды и смоем с тебя остатки болезни.»
«Боюсь, я ещё слишком слаб…»
«Ничего подобного! Тем более, мы с тобой только тем и занимаемся, что набираемся сил», — я старалась его подбодрить, чтобы у него голове, наконец, появилось осознание, что всё самое худшее позади.
Я заставила его выпить донорской крови перед едой, затем мы расправились с завтраком, который нам принесли.
Целый день мы ели, пили и валялись в постели. Я хотела посадить Дилана в кресло и выйти на прогулку, но он наотрез отказался, сослался на слабость и сонливость, а бродить по пляжу в одиночку у меня не было желания.
Мои попытки поговорить с ним тоже не увенчались успехом в тот день. Несмотря на видимые улучшения, он был в подавленном настроении, возможно, всё ещё не верил в собственное выздоровление.
Вторая ночь в отеле прошла спокойней, чем прошлая: обошлось без лихорадки и головной боли, а утром мы завтракали, сидя за столом в гостиной.
Но и в этот раз Дилан отказался покидать номер. Оказалось, ему просто не хотелось, чтобы на него показывали пальцем из-за пугающей худобы. Увы, даже бессмертный организм не может быстро восстановиться после подобных потрясений, поэтому нам следовало запастись терпением и принять данность.
Но у Дилана вид собственного тела вызывал истерику и бурную реакцию отвращения, пришлось даже шлёпнуть его пару раз по щеке, чтобы привести в чувства. Больше всего его уязвляла немощность: он не мог есть ложкой или вилкой. Рука тряслась и не хотела держать предмет. Пил он тоже только с моей помощью. Было, из-за чего переживать, и всё же я находила в себе силы радоваться.
***
Мы провели в отеле ровно неделю и остались бы на более долгий срок, если бы не Полина, которая появилась в нашем сне и попросила приехать, как только сможем. Она сообщила новость: скоро она должна стать мамой, родить сына, и ей очень нужна была моя помощь в некоторых вопросах.
Я пообещала приехать, даже назвала дату. Полина ответила, что тоже будет в Краснодаре в этот день, остановится у Максима.
Раньше она никогда не появлялась в наших с Диланом снах. Я знала, что это был не просто сон, поэтому перезвонила Максиму и предупредила его о наших ближайших планах. Он был крайне удивлён, потому что не подозревал о беременности сестры, но сказал, что отправит Машу с ребёнком к её родителям, чтобы мы не мешали друг другу.
В последний перед отлётом вечер я всё-таки уговорила Дилана пойти на пляж. Дилан даже согласился надеть шорты и футболку с коротким рукавом, чтобы не выглядеть совсем уж неуместно.
Я катила его в инвалидном кресле, так как прогулка по пляжу была бы для него пока слишком тяжёлым испытанием. Но он смог встать и сделать несколько шагов по морской отмели. Дневная жара уже начала спадать, солнце клонилось к закату и окрасило всё вокруг в яркие тёплые цвета. Мы стояли по щиколотку в воде и держались за руки, Дилан улыбался.
«Я счастлива, что у нас всё получилось. Наконец-то мы возвращаемся домой…»
