— У вас плохие отношения?
— Ну… — замялся он и оглянулся на нашу дверь. — Это мама вечно прощала его. Они даже разводились, потом снова сошлись, но даже рождение Полины не сделало нас нормальной семьёй.
Я напряглась, готовая срочно прервать разговор, в котором Максим вот-вот может ляпнуть лишнее.
— Полина — это твоя сестра?
— Да.
— Почему она не приехала с тобой?
— Она… как бы тебе сказать… не совсем… хм… — он замялся. — То ещё исчадье ада. Ни одного хорошего слова за всю жизнь от неё не слышал. То есть это хорошо, что её здесь нет.
— Странно… — удивлённо протянула Надя.
— Она родилась больная. Маме даже пришлось уволиться с работы, чтобы сидеть с ребёнком-инвалидом. Мама оставила свою карьеру… А отцу было не до нас, мы его почти не видели. А когда видели, то хотелось, чтобы он поскорее убрался.
— А сейчас у твоей сестры всё хорошо?
— Да, муж как-то терпит её. И пускай. Все там пляшут под её дудку.
— А разве с родителями она не общается?
— Ну…
Мне не хотелось, чтобы они и дальше разворачивали эту тему, поэтому я вышла:
— О чём это вы тут секретничаете?
— Да так… — пожал плечами Максим.
— Я всё слышала, можешь не сочинять. Мог бы и промолчать о некоторых вещах. Дилан сейчас в тяжёлом состоянии, и мне очень нелегко поддерживать это хрупкое равновесие.
— Прости, мам, — буркнул он.
— Я лучше пойду, — сказала Надя, чувствуя, что кое-кого ждёт выговор.
— Нет, стой, я вышла поговорить именно с тобой, — потребовала я, а затем обратилась к сыну. — А ты, Максим, иди погуляй. Это личное.
Он покорно поднялся и пошёл гулять по манговой плантации.
— Сегодня у Лизы шла кровь изо рта, — начала я с главного. — Её состояние стремительно ухудшается. Надя, давай начистоту: она не дотянет до конца очереди. Ей осталось не больше двух месяцев.
— И что ты предлагаешь нам? Уехать обратно? Нам некуда возвращаться, а в хоспис я её не отдам!
— Я ничего тебе не предлагаю — я ставлю тебя перед фактом: мы поменяемся очередями. Лизу вылечат вместо Дилана.
— Но… нет, я не могу на такое согласиться! Так нельзя!
— Почему? — холодно спросила я.
— Но ведь твой муж может умереть! Я не хочу быть в долгу, мне нечем будет отплатить тебе… — начала упираться она.
— Скажи, существует ли в этой жизни что-то, более дорогое для тебя, чем жизнь твоей дочери?
— Нет.
— Тогда зачем беспокоиться о моём муже? В первую очередь ты — мать, и ты обязана хвататься за любой шанс спасти дочь. Ты уже продала всё и привезла её сюда. У тебя есть только один выход, иначе все твои усилия были зря, и ты никогда себя не простишь.
— А ты? — посмотрела она на меня щенячьим взглядом.
— А я продолжу бороться за жизнь своего мужа, но это уже не твоё дело.
— Но зачем ты хочешь помочь нам?
— Мы с Диланом прожили довольно долгую и богатую на события жизнь. У нас взрослые дети. А твоя Лиза только ещё начинает жить. Дилан поддержал это решение.
— Господи, спасибо…
— Пока не за что, завтра ещё нужно получить согласие госпожи Морено на замену очереди.
— Как мне отблагодарить вас?
— Просто береги дочь, она у тебя чудесная девочка. Если нужна будет помощь с обустройством, у меня пустует квартира в Москве, можете пожить в ней, пока ты не уладишь жилищный вопрос.
— Спасибо…
— Иди спать, Надя. Утром я зайду к вам, — сказала я, прислонившись головой к бетонной колонне и глядя куда-то в темноту.
Глава 10
Целительница согласилась поменять Дилана и девочку Лизу очередями. Ей такая замена была только на руку: пока мы на острове, его не коснётся стихийное бедствие. В том, что оно случится, Алтея Морено не сомневалась. Такие вещи она чувствовала, но, несмотря ни на что, продолжала помогать нуждающимся.
Дни проносились один за другим.
Болезнь Дилана прогрессировала, несмотря на все мои старания. Его тело настолько ослабло, что не в состоянии было удерживать сознание. Дилан приходил в себя на несколько минут в сутки, остальное время либо спал, либо находился на грани жизни и смерти.
Однажды во время обхода больных я почувствовала, что Дилан умер. С текущей тенденцией это было неудивительно, и со дня на день я ждала, что это произойдёт. Ждала и боялась.
Я даже не успела создать астральную комнату, чтобы поместить в неё сознание Дилана. Где теперь было его искать — непонятно. Ещё большую панику вызывало, откуда взять силы на воскрешение его тела. Свою кровь я и так понемногу вливала в его тело каждый день, но этого оказалось мало.
Мне пришлось завершать обход больных почти бегом. Я просто заглядывала к ним, убеждалась, что острых приступов и требующих срочной медицинской помощи ситуаций нет, и уходила.
Оказавшись в нашей коморке, я достала из холодильника три пакета с кровью, которая была более-менее совместима с моей, и приступила к переливанию. Себе.
После первого пакета появилась характерная реакция: меня залихорадило. Организм пытался отторгнуть чужеродную кровь. Но терпеть боль я давно уже привыкла.
Руки тряслись, картинка в глазах плыла, и у меня не получилось подсоединить трубку ко второму пакету. Поэтому пришлось лежать рядом с остывающим трупом Дилана и ждать, когда мне полегчает.
В голову закралась крамольная мысль снять где-нибудь неподалёку хижину с удобствами, купить туда огромную морозилку и заморозить тело Дилана до наступления нашей очереди. Проверяющей можно было бы сказать, что Дилан в больнице. А что? Я бы за эти два месяца подкопила бы сил, выспалась и отдохнула…
Нет, увы… Какой может быть отдых, когда нет возможности слить наши энергии воедино? Насколько бы сильной я ни была, в одиночку мне не справиться.
Был уже вечер, когда я смогла встать с постели и заставить себя поесть каши. Затем настала очередь второго переливания. И снова лихорадка, а за ней пришло беспамятство.
Очнулась я ночью от холода: кондиционер работал на полную мощность. Свет в коморке был включен, это я забыла погасить его, думала, перетерплю кризис и тут же начну делать переливание Дилану. Но не тут-то было: мой организм оклемался, когда до рассвета оставалось не больше часа.
Самочувствие у меня было, словно я отравилась палёной водкой. Но дальше ждать было опасно: чем больше времени прошло со смерти тела, тем труднее будет вернуть его к жизни.
В другой ситуации я не стала бы заморачиваться с переливаниями, но теперь я сама рисковала умереть, а уж меня-то никто и не подумает воскрешать. Сожгут тело в крематории и конец.
Я снова заставила себя перекусить и выпить воды, подняла температуру кондиционирования воздуха до двадцати пяти градусов, затем подключила трубку к катетеру Дилана и начала отдавать ему свою кровь. Когда датчик отмотал литр, переливание остановилось. Трясущимися руками я подключила Дилану капельницу и рухнула без сознания прямо на пол. Мой организм наказал меня за нещадную эксплуатацию.
Начало своего рабочего дня я, так сказать, проспала. В себя привёл настойчивый стук в дверь. Не до конца прояснившееся сознание требовало устранить источник звука и снова впасть в небытие.
Но в дверь всё стучали и стучали, потом послышался взволнованный голос Джины.
Мне стоило неимоверных усилий подняться на ноги и, цепляясь за стены, добраться до двери и открыть.
— Диана, что-то случилось? Ты заболела? — спросила проверяющая. — Твой обход должен был начаться час назад.
— Прости, Дилану стало хуже, я всю ночь ухаживала за ним. Скажи всем, что я приступлю к обходу через час, — еле ворочая языком, пообещала я.
— Да ты едва стоишь на ногах! Может быть, вызвать скорую помощь? А твой муж? Ему стало лучше? — закидала меня вопросами Джина.
— Я сама врач, справлюсь. Выпью стакан молока и буду в норме, — с этими словами я закрыла дверь и на подгибающихся ногах бросилась к Дилану.
К счастью, он дышал. Теперь нужно было сделать всё, чтобы больше не допустить его смерти. Для меня каждое возвращение Дилана к жизни было мучительным и рискованным.
