— Грязная ложь!
Царице было очень легко представить, как эти слова произносит Эмпуса: как надувает щёки, гневно сверкает глазами и бьёт ослиным копытом.
Только в устах Владыки они совсем не звучали.
— Я тоже так подумала, — сказала она. — Пришлось его обезвредить. Лежит на песочке, связанный лианами, с кляпом из травы. Пойдём, посмотрим, может, расскажет чего.
«Аид» не думал, что это хорошая идея. Ещё бы! Персефона была уверена, что появление «конкурента», даже в связанном виде, не входит в планы Эмпусы. Или входит? Царица не представляла, как можно разработать такой гениальный план с ядовитой водой и не учесть, что Минта, Гермес или Персефона тоже решат прогуляться к озеру. Или Эмпуса планировала избавиться от них каким-то другим способом?..
Царица вспомнила своё пробуждение: лёгкую дрожь не от то холода, не то от ощущения опасности, и «Аида», бегущего к ней с одеялом наперевес.
А вдруг с одеялом что-то было не так?..
— Минта, Гермес! — крикнула царица прежде, чем лже-Аид придумал, что ответить. — Быстро сюда! У нас тут нарисовалась злобная пародия на Аида.
Хихиканье из кустов стихло, и вскоре на полянку вылезли до ужаса довольная Минта и похоронно-мрачный Гермес в мятом хитоне.
— Кто-кто там у вас?! — восторженно завопила нимфа.
— Аид, — сказала Персефона, едва сдерживая улыбку. — Даже два.
— В каком смысле «два»? — спросил Гермес, мрачнея на глазах.
Казалось бы, куда там было ещё мрачнеть, но Психопомп справился. Царица одобрительно кивнула, заметив ужас понимания, заплескавшийся в его глазах, и, как ни в чём не бывало повернувшись спиной к своим спутникам, принялась спускаться к озеру.
Луна освещала слабо, костёр остался левее, и царица то и дело натыкалась на какие-то корни, словно была простой смертной, а не Владычицей Подземного мира.
— Хватит копаться, — бросила она через плечо. — Посмотрим на пленника, и вы вернётесь к своим приятным занятиям.
— Чего приятного в том, что меня затащили в кусты и изнасиловали, — проворчала Минта, не трогаясь с места.
— Что?! — завопил Гермес. — Так это я тебя изнасиловал?! Я?!
— Привыкай, — улыбнулась Персефона. — Сестричка всегда так делает. Сначала тащит на ложе всё, что шевелится, а потом обвиняет в изнасилованиях. Это нормально.
Минта гордо задрала нос. Психопомп фыркнул и посторонился, пропуская «Аида» вперед. Тот нервно озирался, видно, чувствовал подвох. Может, улыбка царицы вышла слишком многообещающей?..
Персефона стерла улыбку с лица, подождала, пока лже-Аид не поравняется с ней, и вытянула руку:
— Вот он.
На песке, у самой воды, лежало какое-то тёмное тело. «Аид» замер, присматриваясь, но подойти не решился.
Ему оставалось совсем немного до роковой черты — черты, нарисованной ветром, травой и песком. Он медлил, чувствуя неладное — и правильно, в общем-то, чувствовал.
Персефона сделала шаг назад: теперь она тоже стояла перед чертой, а не слева, как до того.
Впрочем, она могла встать за чертой и даже попрыгать — ловушка реагировала на команду.
— Осторожно, не упади, — холодно сказала царица и толкнула самозванца в плечо.
— Что ты делаешь! — завопил «Аид», теряя равновесие. — А-а-а!!!
Стараясь удержаться от падения, он поставил ногу в центр едва заметного круга. Владычица холодно произнесла не совсем цензурное варварское слово, служившее паролем, и песок вдруг рухнул вниз, а самозванец оказался на дне огромной ямы.
— Столько усилий, и всё чтобы заставить меня ругаться по-варварски, — фыркнула Персефона. — Кстати, она точно не сможет колдовать?
Настоящий Аид поднялся на ноги, и, на ходу отряхивая свои кожаные одежды от песка, подошёл к краю ямы с другой стороны.
— Не сможет, — подтвердил он.
— Да что здесь произошло? — не выдержала Минта.
Персефона хищно улыбнулась:
— Эмпуса! Объясни Минте, что происходит.
Фигура на дне ямы поднялась на ноги.
— Если ты рискнёшь утверждать, что я самозванец, а ты — самый настоящий Аид, мне придётся попросить Персефону превратить тебя в дерево, — заметил Владыка, складывая руки на груди. — Концептуально тут как раз не хватает одной ивы.
— Не знаю, не знаю, — притворно задумалась царица. — Тебя точно устроит ива с ослиными ногами?
И тут неожиданно встрял Гермес:
— Владыка, нам следует быть гуманней. Пытки водой, пытки огнём… зачем сразу в дерево? И вообще, предлагаю заставить её переспать с Минтой, — предложил он с ядовитой улыбкой. — Посмотрим, как она будет выкручиваться.
— Я не собираюсь на такое смотреть! — отрезала Персефона.
— Почему сразу я?! — взвыла нимфа, перебивая сестру. — Кто предложил, тот и спит! Пусть Гермес превратится обратно в Гекату…
Психопомп предложение не оценил. Пока они препирались, Аид подошёл к Персефоне и тихо сказал, глядя вниз:
— На самом деле, я не вижу тут особых проблем. Сбросим её в озеро, и поделом. Без посторонней помощи оттуда не выбраться, я сам проверял. Хотя… — он прищурился. — Видишь?
Яма медленно наполнялась водой.
— Ты что, управляешь водой? — поразилась Персефона.
— Ты думаешь, я переодетый Посейдон? Уверяю тебя, это не так. Просто мы вырыли яму слишком близко к озеру. К утру вода будет вровень с краями, и наша маленькая подружка выберется из ловушки, — усмехнулся Владыка.
В его улыбке было слишком много коварства, и Персефона не могла оставить всё как есть.
— Выберется? — спросила царица. — Вот так просто возьмёт и выберется? И мы не будем её ни пытать, ни допрашивать, просто позволим уйти?
— Именно так, — хищно усмехнулся Владыка. — Тебя что-то смущает?
Вот тут уж точно насторожились все, включая Эмпусу.
Персефона покосилась на пленницу, и, взяв Аида за локоть, тихонько отвела в сторону:
— Просто я хочу знать, в чем тут подвох, — прошептала она.
Владыка рассмеялся почти беззвучным шелестящим смехом, и, придвинувшись ближе, шепнул царице на ухо:
— Интересно, когда до неё дойдёт?..
— Дойдёт — что?
— Как это «что»? Забыла про наше чудесное купание в озере? Лично я едва не забыл своё имя, а ведь мы — боги. Клянусь шлемом Ареса, тем самым, который с перьями, вода так промоет ей мозг, что она про нас и не вспомнит. А если она не догадается вернуться в свой настоящий облик…
— … её хозяева схватят Аида, который плещется в озере и ничего не помнит, — закончила царица, пытаясь сообразить, с чего это Владыка начал клясться Аресовыми вещами. — Прекрасно! Но, может, проще выловить и допросить?
— Она ничего не скажет, — в полный голос сказал Аид. — Раз уж Гермес ничего не сказал, от этой дуры вообще толку — ноль. Пусть себе плавает. А мы пойдем, нам надо спешить. Хватит сидеть на месте и приманивать всякую гадость.
Персефона хотела возразить, что лучше бы им подождать, пока вода не начнет действовать, а то вдруг Эмпуса перекинется ещё во что-нибудь и вылезет из ловушки, но тут вдруг оживился Гермес.
— Я знаю, что делать! — заявил он. — Я поклялся молчать о тех, кому служу, а ещё — не писать, не рисовать, не ткать полотна и не слагать гимны. Но я не клялся не танцевать!..
Минта взвыла и схватилась за голову.
Аид с Персефоной мрачно переглянулись.
А Гермес пустился в пляс.
Он прыгал, скакал, тряс руками и головой, насвистывая мелодию собственного сочинения, а остальные, включая Минту и исключая Эмпусу, пытались угадать, кого из богов он имеет в виду.
— Арес, — предположила царица, усмотрев в плясках Гермеса военную тематику.
Тот резко мотнул головой — не Арес.
— Деметра? — неожиданно предположил Владыка.
— Это ещё почему?! — возмутилась царица. Во что она точно не верила, так это в то, что её мать может участвовать в заговоре против дочери.
— Чтобы такое танцевать, нужно выкурить много травы, — объяснил свою позицию Аид.
Гермес мотнул головой — не Деметра! — и энергично замахал руками. Он как будто кидал куда-то копьё… потом натягивал лук… сдирал шкуру с добычи…
