ты врешь. Я чувствую.
— Я не лгу! — заорала я, измучившись от его обвинений.
Я попыталась встать, и он за плечи прижал меня обратно к стулу.
— Дорогая, ты влезла в нехорошее дело. Оказалась замешана в убийстве моего единственного отпрыска. Пыталась убить меня. Этого достаточно, чтобы я вырвал тебе глотку, понимаешь?
Я промолчала, рассматривая голубые глаза и влажные после того, как он пил, губы.
— Ты мне нужна до того момента, пока я не выясню все из других источников. Чего ты мне не рассказала, Рита? Не тяни. Иначе я сломаю тебе пальцы.
Он как будто не слышал меня.
Как-то Ярцев уловил, что я утаила про флакончик в кармане платья.
Он не верит, и я не знаю, как его переубедить.
В глазах не было сомнений моей вины. Сердце уже билось в горле. Главное молчать, несмотря на этот пронзительный взгляд. Не выдать себя.
Но он был таким жестким, что я чуть не сдалась.
На мое счастье у Ярцева зазвонил телефон. Бросив на меня еще один холодный взгляд, он ответил:
— Ярцев, — а затем внимательно выслушал. — Отлично.
Он вышел в коридор, словно ему нужно было чем-то себя занять во время разговора. Я настороженно слушала, как поскрипывает пол и вытянула шею, стараясь не упускать его из виду.
Когда Ярцев скрылся в темном коридоре, я наклонилась к столу, быстро доставая пузырек. Ногтями подковырнула крышку и вывернула половину остатка в банку газировки.
Когда Ярцев вошел в кухню, я подавлено сидела на стуле, пряча лицо за ладонями и сквозь щели между пальцами наблюдала за ним. Он вновь присел передо мной на корточки.
Я смотрела на него сквозь пальцы: мы были вровень, он даже ниже, чем я и стало ясно, зачем он это делает — чтобы не терять зрительный контакт. Похоже, он пытается разобраться, лгу я или нет по глазам.
На всякий случай я зажмурилась.
— В твоем доме я нашел его кровь, дорогая Рита. И ты в чем-то лжешь. Правду или я выполню обещание.
Он погладил напряженные пальцы, которыми я закрывала лицо. Гладил неторопливо — от кончиков ногтей до запястья. Нежно, словно был влюблен в мои руки.
Щекотно и почти приятно, если забыть, что обещал их сломать.
— Я рассказала все, что знаю! — я не выдержала напряжения и по щекам снова потекли слезы. — Я не трогала вашего сына.
Я захлебнулась дыханием и затихла, рыдая в ладонь.
— Ты в чем-то врешь, — заключил он и поднялся.
Он взял банку и застыл. Давай, пей.
Выпей все, перед тем, как раздробить мне кости.
Я смотрела в пол, чтобы случайным взглядом не выдать себя.
Ярцев запрокинул голову, по кадыку я видела, как он глотает. Яд без запаха и вкуса — по себе знаю, он даже не понял, что с напитком что-то не так. Осталось только дождаться эффекта, но с первой жертвой в кафе все началось быстро. Должно подействовать. Слишком настойчиво они хотели, чтобы Ярцев выпил это.
Да, он умрет плохой смертью. Зато выживу я.
Ярцев допил и смял банку.
Она полетела в мусорное ведро, а он по-прежнему ходил вокруг, не спуская с меня глаз. Точно акула, которая кружит, сужая радиус, чтобы внимательнее рассмотреть жертву.
Ничего не происходило… А вдруг вообще не подействует?
— Я все скажу, — я покорно опустила голову, чтобы потянуть время. — Только не причиняйте боль, пожалуйста…
Я отдам этот чертов флакон, лишь бы Ярцев меня не трогал. Пальцы ломило при одном воспоминании, что он обещал с ними сделать.
— Давай, я жду, — из-за спины ответил он и кашлянул.
Звук получился удивленным — Ярцев сам не ожидал, что раскашляется.
Я без разрешения вскочила на ноги и обернулась, пятясь. Не хотела я на это смотреть… Но так всегда бывает: чем ужаснее картина, тем труднее отвернуться.
Я ждала, что его вырвет кровью — так же страшно, как того мужчину в кафе. Но Ярцев стоял, опираясь на подоконник и смотрел в пол, часто сглатывая, будто его тошнит.
Я не видела лица… И отлично. Он согнулся, словно сдерживал боль внутри, пальцы побелели. Дыхание стало частым и глубоким, а затем он перестал дышать — как я, когда меня скрутило спазмом.
В то же мгновение его вырвало, но не кровью — только выпитым и желчью.
Ярцев разогнулся, оборачиваясь и пол чуть не уплыл из-под ног. Я пятилась, пытаясь справиться с головокружением, пока меня не остановила стена позади. Она же не позволила мне упасть: лопаясь, с Ярцева заживо сползала кожа.
Скулы, носогубные складки, лоб — все взрезано, вскрыто, будто кто-то провел скальпелем изнутри. Из порезов сочились блестящая слизь и сукровица, но крови не было. Яркие глаза на испачканном грязно-буром лице казались демоническими, но абсолютно ясными.
Ярцев смотрел на меня в упор: он все понял.
— Ну ты, сука, — захрипел он сквозь приступ кашля.
Красивое скульптурное лицо поехало. Слизь и сукровица капали на белый воротник и ниже — почти до самого пояса. Волосы слиплись, превратившись из стильной укладки в обвислые пряди и облепив череп.
Через распахнутую сверху рубашку я видела ключицу и часть груди. На шее вздулась крупная вена, под кожей что-то двигалось — что-то, похожее на крупных червяков. Кость, кажется, треснула, словно у него там перелом со смещением. Ярцев был похож на человека, сбитого машиной…
— Сука, — повторил Ярцев сквозь мучительный стон. — Я это остановить не могу!
Последние слова он прорычал, задыхаясь.
Когда он открыл рот, стало видно изменившиеся зубы — крупные клыки снизу и сверху. Это выглядело жутко. Жутко и завораживающе.
Я почувствовала, что не могу дышать — задыхаюсь от страха, спиной прижимаясь к стене. Я будто попала в дурной сон: ни двинуться, ни закричать. Смотрела расширенными глазами на нечто, недавно бывшее мужчиной мечты, и не понимала, что с ним творится.
Тело мне отказало: ноги стали непослушными, и я медленно съезжала по стене вниз.
Я думала, Ярцев умрет. Он не только не умер, он стал страшнее, чем был до этого.
Он решительно пошел ко мне. Я попыталась сгрести ноги в кучу, цепляясь за стену и снизу вверх глядя, как приближается этот монстр. Он схватил меня за волосы и рывком поднял. Лицо искажено болью, тело изуродовано — только глаза Ярцева остались прежними. В них стоял лед.
— Куда собралась? — прохрипел он и притянул меня к себе.
Мои руки попали под распахнутый пиджак — как будто угодили в таз, полный змей.
