за которую оба они никогда не переходят, какое-то бережное отношение. Так бывает у сильных и настоящих мужчин. Не вечных мальчишек, носящихся со своим бесконечным самоутверждением. Настоящие мужики слабых не обижали, а слабости женщинам все прощали. Потому, что любили они этих женщин.
Вот и ее Илюша... полюбит немножко совсем. Недолго, чтобы сердцем к нему не прикипеть. Влюбляться в таких точно не стоит. Уж больно они неудобные. А вот удовольствие получить можно.
А Илья, не подозревая, какая роль ему уготована в планах коварной Елизаветы, только смотрел на неё серым волком и лицо кривил. Впоминал о поцелуях лягушки, наверное. Европейской, травяной, обыкновенной.
Глава 13. Курс на сближение
Случай представился быстро.
Илюша как всегда с видом скучающим и надменно-унылым расхаживал во дворе, словно индюк. Редкостный бездельник!
— Илья, привет, — махнула рукой Лиза. — Занят?
— Вроде нет, — насторожился мужчина, на всякий случай оглядываясь по сторонам. — А что ты хотела?
— Шкаф поможешь мне передвинуть?
Глупо? Может быть. Но как его еще занять, Лиза не знала. Тем более, шкаф действительно надо подвинуть.
— В принципе могу, — осторожно сказал Илья. — А что, больше некому?
— Полный двор желающих, сам же видишь, — радостно развела руками Елизавета. — К тому же, книги в нем, знаешь, ли, ценные очень. И достать их из шкафа никак — заклинание кем-то наложено. Только под запись в читательском билете. А ты на вид сообразительный, и руки у тебя чистые. Авось не заляпаешь редкие экземпляры.
— Ну ты и жабская жаба, — восхищенно протянул Илья.
— Не жаба, а лягушка, — поправила его Лиза. — Царевна-лягушка. А вообще я тебя поняла. Ты у нас работник исключительно умственного труда в бессрочном отпуске. Пойду парней поищу.
— Да ладно, показывай, чего двигать, — усмехнулся Илья. — Мне не сложно.
Елизавета привела его в библиотеку, показала шкаф и угол, для него приготовленный. Илья вздохнул, снял очередное свое дорогое пальто (трофейное Лиза ему не вернула), засучил рукава светлой рубашки. Всё-таки, какой красавец! И руки у него красивые, с золотистыми волосками. Елизавете ужасно хотелось дотронутся до этих самых волосков: не теплые ли они? Но увы, оставалось только смотреть и облизываться.
Подвинуть загруженный шкаф не получилось. Пришлось разгружать, записывая каждую книгу в читательский билет К.А. Бессмертного. Если умный такой и заклинание наложил, пусть теперь сам и страдает. Вместе с младшим они разгрузили шкаф довольно быстро. Идеальная прическа Ильи растрепалась, рубашка на спине взмокла от пота. А ты думал, мой хороший, книги — это только легкое чтиво? Нет, это еще три-четыре килограмма архивной пыли. Оттого-то Елизавета этот шкаф откладывала на потом уже несколько месяцев: старые тут книги, но ценные. Вроде бы переиздать нужно, или хотя бы переплести заново, да руки всё не доходят.
С верхней полки Лиза вызвалась снимать книги сама, аргументируя это тем, что если она грохнется с древней и ветхой стремянки — Илья ее поймает, а если конструкция эта шаткая развалится под Ильей, Лиза может в сторону не успеть отскочить и покалечится. Кощеич брови свои светлые хмурил, глазами сверкал, сопел и молча принимал у нее ценные книги.
— Илья, а сколько тебе лет? — наконец-то решилась Лиза. — Я про тебя отчеты аж за 1964 год видела у Бессмертного. Выглядишь ты... моложе. Хорошо сохранился, или это наследственное?
— Мне в сентябре двести тридцать пять исполнилось, — рассеянно сказал Илья. — Двадцать четвертого, если тебе интересно.
— Сколько? — изумленно взмахнула руками Лиза. — Да ты... да ты пенсионер со стажем!
Илья засмеялся, поддерживая покачнувшуюся девушку и, словно невзначай, провел ладонью по ее лодыжке. Лиза тихо ахнула. По спине пробежали мурашки, руки резко ослабели. Тяжелая книга выскользнула вдруг из пальцев. Илья героически попытался ее поймать и неловко толкнул лестницу плечом. Если у классика на стене висит ружье, то оно непременно выстрелит. Если на стремянке в библиотеке стоит девушка, то…
Свершилось. Лиза взвизгнула и рухнула ему прямо на голову. Кощеич же оказался во всех отношениях неустойчивым типом, грохнувшись на пол вместе с ней.
Лиза лежала на Илье, соображая, всё ли у нее в порядке. Илья пристально всматривался в ее губы. Одна мужская рука уверенно и как будто на полных правах возлежала между лопатками девушки, другая обжигала бедро плоскостью твердой ладони. Лизина юбка задралась выше всех допустимых приличий. Кощеич смотрел. Молча и предвкушающе. От таких взглядов хочется натворить кучу глупостей. Прижаться губами к его твердому и чувственному рту, секунду назад дрогнувшему, словно бы в предвкушении. Расстегнуть на нем что-нибудь. Утробно мурлыкать, тереться всем телом о крепкую твердь.
Стоп, стоп! Гусары молчать! Она же не русалка какая, чтобы вот так отдаваться при первом же грехопадении. Да и не в библиотеке же на полу!
Вздохнув, с усилием отвела глаза от его губ, оперлась руками на широченную грудь и скатилась куда-то под бок, ощутив острый запах мужского дезодоранта. Краем глаза заметила сложную пряжку ремня. Как такую расстегивать? Нет, незачем лишать себя удовольствия от неспешного процесса соблазнения жертвы. Пусть идет все по плану.
Кощеич не стал ее даже удерживать, наоборот, поднялся первым и протянул ей руку. Вежливый какой, гад!
— Вот видишь, как хорошо, что я была сверху, — ехидно заметила Елизавета. — Ненужных жертв удалось избежать.
Скабрезно как-то прозвучало. До нее вдруг дошла вся двусмысленность фраза, отчего Лиза мучительно покраснела и закусила губу.
— Если бы сверху был я, — мгновенно парировал младший Бессмертный, гулко сглотнув и не сводя взгляда с ее губ. — Жертвы точно бы были. Смотри, царевна, в следующий раз точно допрыгаешься…
— Боюсь, боюсь, — пробормотала Елизавета. — Вы, Илья Константинович, чувство юмора бы отточили при случае. Уж больно шуточки все ниже пояса, как у подростка ей-богу.
Собственно говоря, Лиза бесстыдно преувеличивала. Не шутил с ней Кощеич. Вообще не шутил, больше шарахался. Но сейчас отчего-то насупился.
— Выше пояса тоже есть, о чем пошутить, — внезапно охрипшим голосом сообщил, старательно пряча глаза.
Лиза опустила голову и тут же густо покраснела — у блузки одна пуговица оторвалась, а вторая расстегнулась, и в вырезе блузки весьма откровенно в обрамлении черного кружева
