— Это тебя не касается, твоя задача как официанта — выполнять любой каприз клиента молча. Ты должен был только поклониться и бежать за гуайро!
— Я просто подумал, что это недоразумение…
— Недоразумение — это ты, Маршалл! Ты — не работник, а недоразумение! Я лишаю тебя выходного!
— Но миссис Хорн!.. — отчаянно воскликнул Алан.
— Что — «миссис Хорн»? Это еще легкое наказание! Помнишь, я обещала ссадить тебя на первом же астероиде? Так что — свободен… Иди, иди!
Алан развернулся и побрел на кухню, туда, где за длинным узким столом в углу ужинали повара и официанты. Он так мечтал об этом выходном! Хотел выспаться, подольше побыть с Ником…
— Почему она такая злая? — спросил он Саида, садясь рядом с ним.
Саид задумался.
— У миссис Хорн есть дочь. Она растила ее одна, без мужа. А два года назад, едва ей исполнилось 18, Сьюзи уехала в другой штат, вышла там замуж и больше не приезжает к матери. Сейчас у нее есть ребенок, но миссис Хорн ни разу даже не видела внука — дочь отказывается встречаться. Может быть, поэтому она такая злая…
— А может быть, наоборот? — усмехнулся Алан. — Дочь сбежала и не хочет общаться потому, что миссис Хорн такая злая?
Саид пожал плечами и не ответил — он опасался вести подобные разговоры. Алан вздохнул, вяло поковырял положенный ему по статусу обыкновенный земной бифштекс (аппетит что-то совсем пропал), затем поднялся, и, взяв тарелку, направился в грузовой отсек к Нику.
Ник, как всегда, встретил его радостным пыхтеньем и нетерпеливыми прыжками. Алан открыл клетку, поставил перед ларком тарелку, а сам уселся на матрац, вытянув ноги.
Ник переносил путешествие хорошо — либо спал, либо спокойно и терпеливо дожидался хозяина. Отсутствием аппетита тоже не страдал — бифштекс, например, исчез в его пасти за пару минут. После этого ларк растянулся на матраце, положив голову Алану на колени, довольно облизнулся и заурчал, как какой-нибудь обычный, земной домашний кот. Алан обнял его.
— Только ты один и есть у меня, — прошептал он в круглое шерстяное ухо.
Ник лизнул его в щеку. На глаза у Алана навернулись слезы, но усилием воли он сдержал их, лишь тяжело вздохнув.
В мире взрослых было холодно и жестоко. Здесь никто не любил и не ждал его, как любили и ждали родители; до его чувств никому не было дела. Кто он для этого мира? Маленький растерянный землянин, мальчишка с отсталой планеты, бесправный и беззащитный, с которым можно обращаться как угодно…
Но ничего, он, Алан, будет терпеть. И выдержит все — ради мамы. Ей сейчас намного труднее, ведь она больна. Как она там? Сидит вечерами одна в пустом доме, может быть, плачет…
И Алан, наверное, все-таки расплакался бы, если бы не писк космофона — крошечной рации, прикреплявшейся к воротнику рубашки каждого работника космофлота и служащей для связи между ними.
— Алан, ты где? — говорил Саид. — «Вечерка» уже началась, ты опаздываешь. Представляешь, сегодня здесь принц. А Фаттах уже выпил два коктейля, и ему уже весело. Беги скорей, пока никто не заметил, что тебя нет.
— Спасибо, Саид, иду.
Алан поднялся, погладил на прощанье Ника и торопливо зашагал в ресторан.
Принц Рилонда действительно был в зале — сидел за небольшим столиком вдвоем с Касиндой. Оба атонца пили маньяри — эйринский безалкогольный напиток, очень вкусный и очень дорогой — и негромко беседовали. Кроме них, людей на «вечерку» пришло немного, лишь в дальнем углу экспрессивно спорили три вергийских министра, да что-то писал, склонившись над компьютером, один из помощников Гильермо Санчеса; но все пятнадцать журналистов, конечно, присутствовали. В центре внимания был, как всегда, Фаттах.
Алкоголь порядочно «разогрел» его; раскрасневшийся, самодовольно ухмыляющийся, Фаттах развязно развалился на стуле, и, слегка покачиваясь, громко разглагольствовал о великой вергийской демократии. Временами, метнув быстрый взгляд на принца, он повышал тон, но Рилонда даже не поворачивал головы в его сторону. Зато коллеги, пересмеиваясь и перешептываясь, слушали вергийца с удовольствием.
Алан не стал вникать в содержание речи — нужно было поскорее заняться работой. Он освободил от пустых стаканов столик атонских журналистов, принял заказ, подождал Ахмеда, готовившего напитки, разнес их, подошел к столику землян и тут только заметил, что лица представителей земной прессы как-то странно напряжены. Ни один из журналистов с его родной планеты почему-то уже не улыбался.
— Недоразвитая нация, — донеслись до него слова Фаттаха. — И туда же — на саммит цивилизованных планет!
От вергийской демократии Фаттах перешел к землянам.
— Разум землян до сих пор находится в зачаточном состоянии. Чем они вообще занимались последние две тысячи лет? Не освоили даже световую скорость! Не додумались ни до одной стоящей технологии, ни в одной сфере — энергетика ли, медицина ли, космос… В земном кино и художественной литературе еще каких-то десять лет назад инопланетяне изображались не людьми, а различными невероятными монстрами, в зависимости от фантазии авторов… Чудовищное невежество! Я уж не говорю о том, что на Земле до сих пор существуют национальности, страны и границы. Они до сих пор не уразумели, что такое разделение — основное препятствие на пути прогресса! И я, кажется, даже догадываюсь, в чем причина такой дремучей отсталости. Как раз недавно я брал интервью у Тивтора, известного вергийского антрополога; его последние исследования показали, что мозг землян в среднем весит на 150–200 граммов меньше, чем у представителей других планет, и количество извилин на единицу объема у них тоже меньше… Процентов на пять! То есть земляне просто физиологически не в состоянии постичь то, что доступно разуму, скажем, вергийца… Более того! Тивтор предположил, выдвинул гипотезу, что мозг землян вообще не приспособлен к усложнению, и со временем не развивается, а наоборот, деградирует…
Алана больно уколола обида; остальные тоже чувствовали неловкость происходящего. Журналисты — атонцы притихли и опустили глаза; земляне, побледневшие, нервно ломали пальцы и кусали губы; Мохаммед и Ахмед смотрели на Фаттаха из-за барной стойки с нескрываемой ненавистью. Даже вергийские министры прекратили спор и растерянно переглядывались друг с другом. Тишина становилась все более зловещей, но Фаттах не замечал этого и упоенно продолжал:
— И эти, с позволения сказать, люди, всерьез полагают, что их пригласили на саммит как равных! Саммит большой пятерки! Хотел бы я знать, кто придумал такую глупость? Нет никакой пятерки, есть четверка и планета третьего мира! И уж само собой, ни одна из развитых планет не собирается считаться с мнением землян…
