Мы оказались отрезаны от всего мира.
Сумасшедшая! Если кто-то увидит... Впрочем, плевать! На всё плевать, потому что в голове ни одной чёткой мысли, всё потерялось в полутьме, вспыхивающей золотыми искрами кристаллов и мягком свечении амулетов.
И запахе моего лестрийца. В тепле его ладоней, сдавивших талию, в сумасшедшем блеске глаз.
– Я соскучился, жрица... – он подхватил меня под бёдра, усадил на стол и вклинился меж моих колен. Под ягодицами захрустели самоцветы – недовольно, обиженно. И, может, в другое время я почувствовала бы стыд за такое неуважительное обращение, но не сейчас – когда мужская щетина царапала мою шею, а губы подбирались всё ближе к моим губам.
– Зачем звала? Что хотела? – лихорадочный шёпот, плавящий все мои страхи. – Думал, что отпустил, отказался, переборол. А ты… Может, ты на самом деле ведьма?
Я сама нашла губы лестрийца – голод был неумолим. Скорей, скорей… Испить его дыхание, прижаться грудью, запрокинуть голову – вот так… Так удобней, да...
Мы оба на несколько мгновений обезумели, пытаясь утолить жажду и тоску друг по другу. Горы и равнины встретились, стирая в порошок всё вокруг, стирая само время и расстояние.
– Я тоже скучала по тебе, Зверь-из-Ущелья, – чувствуя, как на исцелованных губах распускается улыбка, я огладила подушечками пальцев его скулы и лоб.
Матерь Гор, как же он красив… И он сейчас со мной.
Снаружи что–то хлопнуло, загомонили люди, и я напряглась, спряталась, как заяц – в объятия Реннейра. Совсем голову потеряла и забыла о самом главном!
– Полагаю, мне нельзя находиться здесь долго? – он огляделся, чуть ослабив хватку. Он всё ещё стоял непозволительно близко, а я обнимала его бёдрами. Поймала в ловушку, боясь, что его от меня оторвут, или что он сам сбежит.
Я схватила Ренна за отвороты куртки и заставила посмотреть в глаза.
– Послушай меня, пожалуйста! Я звала тебя не просто так, не из глупой прихоти, Ренн… Мы остановимся на постоялом дворе на окраине города, он называется "У старины Эда", – зашептала, чуть ли не путаясь в словах от волнения. В животе сжалась тугая пружина, а кончики пальцев, которыми я держала ткань на груди мужчины, побелели. – Приходи ко мне ночью. Я буду ждать.
Синие глаза на миг распахнулись, а зрачки сузились, но в следующий миг затопили всю радужку чернильной глубиной. Его пальцы скользнули мне на шею и погладили затылок – нежно, невесомо, но так чувственно, что вниз по телу покатилась волна, приподнимая мельчайшие волоски и заставляя выгнуть поясницу.
– Ты представляешь, чем это закончится?
– Нам надо... – я облизала пересохшие губы и до боли прикусила нижнюю. – ...поговорить. Дело жизни и смерти. Ты в опасности, Ренн.
– Я всегда в опасности, – ответил он и приласкал пальцами другой руки мой подбородок.
– Ты не понимаешь, это важно!
Усмешка сползла с красивого лица, и Ренн кивнул.
– Хорошо. Я приду.
И тогда, пока он не успел опомниться, я достала из кармана сохранённый кристалл авентина, хотя после нашей последней встречи был соблазн швырнуть амулет в ущелье. Надела цепочку на шею лестрийца и спрятала под рубашкой. Ренн молча наблюдал за моими действиями и, слава Матери, не мешал. Только вздохнул протяжно.
Ну, вот – самое главное сделала. И сказала. Но это было ещё не всё. Осталось кое-что...
– Теперь мне пора убираться отсюда, пока никто меня не увидел и не подумал, что я покушался на твою честь, – Реннейр шагнул к выходу и потянулся к пологу. – Хотя, конечно, мысль очень заманчивая.
– Погоди! – борясь с удушающим чувством стыда, смешанного с чем-то острым, как лезвие клинка, которого я касалась голыми руками, я перехватила его запястье и выпалила: – Этой ночью я собираюсь стать твоей.
Глава 14.
К вечеру над городом сгустились тучи, знаменуя конец лета. Ветер разметал цветные флажки и венки, поднял пыль с мостовых, а предчувствие скорого ливня погнало народ по домам – каждый искал укромный угол, чтобы забиться в него. Желательно, до весны.
– Никогда не забуду эту дорожку, чтоб её! – Варди опрокинул в себя очередную кружку горького пойла на травах и вытер усы. – А жрец оказался не таким занудой, как я ожидал. По пути нарвал каких-то грибочков, и…
Он болтал без умолку, полностью опровергая легенду о том, что все северяне – знатные молчуны. В "Берлоге старины Эда" смешались десятки чужих голосов, вой дудки и треньканье расстроенной лютни. Гостеприимно потрескивал огонь в очаге, девушки в ярких платьях с густо нарумяненными щеками и подведёнными глазами сновали от стола к столу, словно стрекозы. Искатели вовремя подтянулись в это шумное место – едва за ними захлопнулась дверь, как дождь хлынул сплошной стеной, превращая мостовую в озеро грязи.
Они вошли, и в зале сразу стало темно и тесно. Загородили очаг крутыми плечами и мощными спинами, заняли половину столов.
– Эк кто пришёл!.. – присвистнул местный рыболов по кличке Ёрш – неказистый мужичонка сорока с лишним лет с длинной тонкой шеей, большим животом и злым языком. – Никак горные крысы пожаловали?
Искатели не обратили внимания на грубость. Молча разложили вещи, и к ним сразу устремились несколько подавальщиц – говорили, дети гор всегда платят щедро.
Стиснув зубы, я с болезненным упорством пялился в скол на поверхности стола. Просто необходимо привязать к чему-то взгляд, иначе он раз за разом летит к группе искателей, среди которых виднеется тонкая фигурка в зелёном платье.
Толстые косы с замысловатым плетением были перевиты лентами и бусами, они падали на грудь, как два каната. Коснуться бы их, сжать в кулаке, вдохнуть аромат волос. Тело сразу откликнулось на жаркие фантазии, стало нечем дышать.
Вот она расстегнула фибулу и непринуждённым движением набросила плащ на спинку стула – приковала к себе сальные взгляды зевак. Полупьяная солдатня и стражники, ремесленники и купцы, пожаловавшие под гостеприимный кров, изумлённо замолчали. Конечно, она была не единственной искательницей под этой крышей, но все остальные дочери гор померкли, показались речной галькой по сравнению с сияющим рубином.
Этой ночью я собираюсь стать твоей.
– Эй, да это ведь та рыжая красотка-жрица, – заметил Варди, отрывая зубами кусок окорока. – Что она здесь делает?
– Тебе какая разница, Варди? У тебя ведь есть Нэйла… или Найла… или как её там?
Я не мог признаться даже себе, что проявление другом интереса к моей
