В самом конце квартиры — кухня. На стене над столом висят две фотографии Томаса Файнмэна и Кормака Т. Холмса, ученого, которому приписывается самая первая успешная процедура исцеления.
В углублении в стене за плитой — маленькая кладовка. В кладовке узкие полки, сплошь уставленные продуктами. Голодные времена не так просто выкинуть из памяти, и теперь мы, все, кто испытал это на себе, превратились в скрытых тезавраторов[1]. Мы таскаем в карманах плитки гранолы и пакетики с сахаром.
Никогда не знаешь, когда вернется голод.
Одна из стенок кладовки на самом деле потайная дверь. За дверью лестница из грубо струганных досок. Я открываю дверь и слышу доносящиеся из подвала отрывистые голоса. В подвале горит тусклый свет. Рейвэн и Тэк ругаются, к этому я уже привыкла.
— Я просто не понимаю,— с болью в голосе говорит Тэк,— почему мы не можем быть честны друг с другом. Мы же на одной стороне.
— Тэк, ты сам понимаешь, что это нереально,— резко отвечает Рейвэн.— Так будет лучше. Ты должен мне верить.
— Так это же ты не доверяешь...
Я закрываю за собой дверь, но, чтобы они знали о моем приходе, делаю это громче, чем обычно, и Тэк тут же замолкает. Ненавижу, когда они ругаются, до побега в Дикую местность я никогда и не слышала, чтобы взрослые ругались. Правда, со временем я привыкла. Пришлось. Похоже, Рейвэн и Тэк всегда из-за чего-нибудь спорят.
Когда я спускаюсь в подвал, Тэк поворачивается ко мне спиной и проводит ладонью по лицу.
— Ты опоздала,— не поздоровавшись, говорит Рейвэн,— собрание давно закончилось. Что-то произошло?
— Пропустила первый круг автобусов,— объясняю я и, пока Рейвэн не начала читать мне мораль, продолжаю: — Забыла в зале перчатку, пришлось возвращаться. Я разговаривала с Джулианом Файнмэном.
— С кем? — выпаливает пораженная Рейвэн, а Тэк вздыхает и трет лоб.
— Ну, только минуту,— Я хочу рассказать им о слайдах, но в последнюю секунду решаю, что лучше не надо,— Это было круто. Ничего страшного не случилось.
— Это не круто, Лина,— говорит Тэк,— Что мы тебе говорили? Нельзя привлекать к себе внимание.
Иногда мне кажется, что Рейвэн и Тэк слишком уж серьезно относятся к своей роли строгих опекунов. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать им об этом.
— Да ничего страшного не случилось,— повторяю я — Я ничем не рисковала.
— Риск есть всегда. Ты что, это не усвоила? Мы...
— Все она усвоила,— перебивает Тэка Рейвэн — Тысячу раз ей это говорили. Оставь ее в покое, ладно?
Тэк секунду молча смотрит на Рейвэн, губы его превратились в тонкую белую линию. Рейвэн спокойно выдерживает его взгляд. Я знаю, что они ругались по другой причине и дело вовсе не во мне, но все равно чувствую себя виноватой. Я все усугубила.
— Тебя никогда не поймешь,— тихо говорит Тэк.
Не думаю, что эти слова сказаны в мой адрес. А потом Тэк проходит мимо меня и, громко топая, поднимается наверх.
— Ты куда собрался? — требовательно спрашивает Рейвэн.
В ее глазах мелькает что-то, растерянность или страх, но через мгновение исчезает, и я не успеваю определить, что именно.
— Наверх,— не оборачиваясь, отвечает Тэк.— Здесь дышать нечем. Задохнуться можно.
Хлопает потайная дверь в кладовке, и мы с Рейвэн остаемся одни.
Некоторое время мы стоим молча, а потом Рейвэн усмехается и машет рукой.
— Не обращай на Тэка внимания,— говорит она,— Ты же его знаешь.
— Ага.
Мне как-то не по себе. Ссора испортила атмосферу в подвале, Тэк прав, здесь тяжело дышать. А вообще подвал — мое любимое место в доме, и Рейвэн с Тэком тоже его любят. Только здесь мы можем сбросить маски, отказаться от чужих имен и выдуманного прошлого.
Здесь я чувствую себя дома. Комнаты наверху похожи на жилые комнаты, там пахнет, как в нормальном доме, в них много самых обычных вещей, но все равно там как- то не так, будто дом чуть-чуть сместился в пространстве.
В подвале, по сравнению с комнатами, полный бардак. Рейвэн не успевает наводить порядок после Тэка. Кругом свалены книги — настоящие, запрещенные старые книги. Тэк их собирает. Даже не собирает, а запасает, как мы запасаем еду. Я несколько раз пробовала читать, просто чтобы узнать, как жили люди до того, как изобрели процедуру исцеления, до того, как они возвели все эти заборы и границы. Но стоило мне представить, как все это было, у меня начинало щемить сердце. Лучше, гораздо лучше не думать об этом.
Алекс любил книги. Это он открыл для меня поэзию. И это еще одна причина, по которой я больше не могу читать.
Рейвэн вздыхает и начинает собирать разбросанные на хромом столике в центре подвала бумаги.
— Это все чертов митинг,— говорит она.— Все из-за него дерганые.
— А в чем проблема?
Рейвэн отмахивается.
— Да как всегда, слухи о бунте. В подполье говорят, что стервятники затевают что-то серьезное. Но точно ничего не известно.
Голос Рейвэн становится жестким. Я даже произносить слово «стервятники» не люблю. От него во рту остается неприятный привкус какой-то гнили и пепла. Мы все — заразные, участники Сопротивления — ненавидим стервятников. Они все портят. Все согласны, что стервятники разрушат и уже разрушают все, чего мы с таким трудом пытаемся достичь. Они такие же заразные, как мы, только нетерпимые. Мы хотим разрушить стены и избавить людей от процедуры исцеления. Стервятники хотят уничтожить все, хотят грабить, убивать, спалить весь мир дотла.
Я сталкивалась с ними всего один раз, но до сих пор вижу их в кошмарах.
— Они не организованы,— говорю я.
Рейвэн пожимает плечами.
— Надеюсь.
Она кладет книги одна на другую и тщательно выравнивает края стопок. На секунду мне становится ее жаль. Вот она стоит в центре захламленной комнаты и складывает книжки в стопки, как будто это что-то может изменить.
— Я могу что-то сделать?
— Не волнуйся.— Рейвэн натянуто улыбается.— Это моя забота.
Еще одно любимое выражение Рейвэн. Оно, как и фраза «прошлое умерло», стало ее заклинанием.
«Это моя забота. Ты делаешь то, что я говорю».
Я думаю, что нам всем необходимы заклинания, истории, которые мы рассказываем самим себе. Они помогают идти вперед, жить дальше.
— Ладно.
Мы стоим в подвале. Так странно — иногда ближе Рейвэн у меня никого нет, она для меня как семья. А иногда я понимаю, что знаю о Рейвэн не больше, чем знала в августе, когда она нашла меня в лесу. Я до сих пор не знаю, кем она была до того, как появилась в Дикой местности. Эту часть себя она хранит где-то очень глубоко внутри, и заглянуть туда невозможно.
