Вдруг, где-то рядом раздался тихий голос, почти шепот: "Любавушка, любимая моя, как только найду, обниму и никуда не отпущу тебя, пылинки с твоих очей буду снимать поцелуями, мой свет, сокровище моё". Одинокий ведьмин глаз открылся в темноте, давая команду к перевоплощению в тело красавицы. Что это за голос?! Что это за признания?! Что за имя такое неприятное?! Вмиг перевоплотившись, Мирра устремилась к темнице Велибора. Неужели совсем власть над ним потеряна? Это надо срочно предотвратить, или Велибору придётся умереть навсегда!
Мирра ворвалась в темницу княжича — прикован, заклинание над ним плотное, не шевелится. Схватила за волосы, приподнимая голову — глаза пустые, тёмные. Глянула на руки — нет магических волн. Да какую же волну его сознания она случайно поймала?!
С телом было бесполезно совершать манипуляции. Ей необходимо поймать его тогда, когда он там случайно окажется, а возможно такое, только если она найдёт эту девку. Пока с телом ничего делать нельзя, колдун может вовсе в другое переместиться. Но оно понадобится для управление её войском, так что смерть пока отменяется. А вот ловушку надо расставить.
Ведьма пристально уставилась на Велибра, ну и прекрасный же экземпляр! Красивое лицо, сильное тело, силы полный сосуд, единственный изъян — его хромота, и то не понятно, почему он до сих пор не избавился от неё. Чем-то похож на Кира, только светлый.
Ну, что же, пора всё-таки вернуться в погреба, отдохнуть и составить план по поимке колдуна, найти эту Любаву, убить её (уж очень Мирре на душе становилось плохо от одного только имени девки) и заставить красавчика работать на себя. А там, глядишь, и она перестанет быть одинокой, полюбит Велибор темноту, полюбит красоту оттенков серого, полюбит её…
***
— Велибор! Если ты не прекратишь прятаться от меня, я не смогу вылечить твою ногу, — Радмила не знала радоваться ей или огорчаться.
Хромоту сына можно было исправить, но мальчишка нашёл способ убегать из реальности в тонкий мир, что бы не испытывать боль лечения. Так думала царица, и не было способа до него докричаться. Но умение уходить в тонкие миры было огромным благословлением Сварга, только избранные могли так делать. Хромоту же, хоть ты убей, избранному не убрать, пока его нет на месте. Что же, по крайней мере, теперь понятно, какую плату взяли боги за этот дар…
Через какое то время, взгляд мальчика стал осмысленным и живым.
— Мама, нельзя меня лечить, мне душок сказал, что хромоту вылечит только моя суженая, а до этого надо хромать и колдовать.
— А что ещё рассказал тебе душок? Суженая ему уже обещана! Только десять вёсен, а уже суженая! Не рассказал тебе твой душок, где её искать?
— Сказал — сама найдёт, мол, война будет, я тёмным стану, а суженая придёт с шишом, с богатырём и со странным распутником, отдаст войну смерти и вылечит мою хромоту. Мам, а кто такой извращенец?
Радмила в шоке смотрела на сына, не зная как себе то объяснить этот бред.
— А что значит с шишом? — спросила царица своего сына
— Наверное шиш скрутит и ну гонять тёмные силы, а распутник и богатырь ей помогать будут. Видимо, тоже с шишами — тут уж царица рассмеялась в голос, крепко обняв любимого отпрыска.
— В общем тебя вылечат! — заключила Радмила. — Меня это устраивает!
***
Солнце вставало над горизонтом, пробуждая жизнь для нового дня. Щебет птиц красиво сочетался со звуками, с которыми коровы срывали нежную траву на лугу. Насекомые, донимающие рогатых кормилиц, в этот ранний час ещё не появились, и стадо чувствовало себя великолепно.
Молодой пастушок зябко ёжился от утренней свежести, запахиваясь в тёплый кафтан. Заботы появятся ближе к знойному полудню, а сейчас можно посидеть, привалившись к стогу сухого сена, и подремать.
Резкий звук вспугнул бурёнок, спешно прянувших в стороны. Пастушок очнулся, потёр глаза и неловко встал на затёкших ногах. Соседний стог вдруг скособочился и рассыпался, на его месте возникло свечение, видимое даже в ярких утренних лучах тёплого солнышка. Яркая вспышка заставила паренька зажмуриться, перед глазами поплыли белые пятна.
Проморгавшись, пастушок несмело пошагал к разворошённому стогу. В самом центре рассыпанного сена лежала девушка в серо-чёрном сарафане. Толстая русая коса покоилась на полной груди, руки скрещены на плоском животе, будто девушка спала в своей постели, а не лежала посреди пастбища, появившись на месте истаявшего в воздухе свечения.
Паренёк медленно приблизился, ожидая подвоха. Стройные босые ноги красавицы приковывали его внимание, сарафан бесстыдно задрался, наполовину обнажая сильные бёдра. Пастушок присел и потянулся ладонью к манящей плоти, почти ощущая упругость кожи. Сильная рука сжала запястье, испугав юношу и заставив его сначала попытаться вырваться, а затем густо покраснеть.
— Я хотел поправить… — произнёс он, избегая смотреть в голубые глаза девушки.
Она оглядела его, села и притянула второй рукой за ворот кафтана.
— У меня так давно не было мужчины, — произнесла красавица и впилась поцелуям в губы ошарашенного пастушка.
Он не заметил, как ловкие руки стащили с него кафтан и рубаху, мысли уплыли куда-то, остались только её губы, запах девичьего тела, жаждущего ласки, и сильные, но нежные руки, проникшие в штаны и завладевшие восставшей юной плотью. Пастушок застонал и растворился в желании.
Девушка поднялась, глядя на обнажённого юношу, лежащего на собственной одежде, стащила через голову сарафан и легла на молодое тело, вздрагивающее от её прикосновений. Тёплая волна прошла по коже паренька, чуть запоздало становящегося мужчиной. Его губы накрыли мягкие, нежные уста девушки, он почувствовал, как затвердевшие соски мучительницы касаются его сосков, как её бархатная грудь трется об его кожу. Пастушок обнял девушку, пальцы утонули в густых волосах расплетённой косы и легли на тёплый затылок, прижимая её губы к своим.
Острый язычок проник в рот паренька и заставил выгнуться от возбуждения. Горячий рот красавицы жарко обжёг шею, отчего кожа покрылась мурашками. Язык описывал круги и замысловатые письмена, двигаясь по ключицам к соскам. Жар охватил парня, когда девушка завладела ими, целуя и сжимая губами. Её руки порхали по всему телу, касались лица и гладили твёрдую плоть.
Поймав рукой девичью ладонь, он покрыл её поцелуями и чуть не умер от желания, когда мучительница скользнула пальчиком меж полусомкнутых уст, заставив облизать его. Отстранившись, она исподлобья посмотрела в глаза пастушку и проникла влажным пальцем в своё лоно. Приподнявшийся на локтях паренёк жадно смотрел, как он двигается в жарком бутоне, мокро блестя. Мгновение, и палец из лона перекочевал прямо в его рот. Девушка поднялась на ноги, встала над ним и опустилась на лицо своего молодого любовника. Бёдра обхватили его голову, и язык паренька послушно вошёл в горячую, истекающую соком щёлочку.
Красавица застонала, откидываясь назад, и задвигала бёдрами, скользя по лицу своей жертвы. Язык доставлял ей неописуемое блаженство, и она поздно услышала чьи-то шаги. Девичий голосок тихонько пискнул, мучительница открыла глаза. Перед ней стояла молоденькая девица, держащая в руках кувшинчик и расширенными глазами смотрящая на происходящее.
Вскочив, Василиса схватила девку за плечи и развернула к себе спиной. Сильные руки проникли под сарафан и нащупали нежную грудь. Девушка запищала и забилась в ёё руках. Развернув пойманную добычу лицом к пастушку, мучительница лизнула шею девчонки.
— Умилка, что ты тут делаешь? — простонал паренёк, видя, как рука красавицы гладит молодуху между её стройных загорелых ножек.
— Я тебе молока принесла, Ратиборушко, — девушка прерывисто задышала и уронила кувшин.
Сорвав с Умилы сарафан, Василиса схватила её за косу и опустила на колени перед пастушком. Медленно наклонив её вперёд, мучительница заставила пленницу впустить в рот вздыбленный член. Повинуясь движениям руки Василисы, губы молодки заскользили по стволу, вызывая у Ратибора хриплый стон. Умила окончательно сдалась и позволила красавице делать с ней всё, что та хотела.
