когда-либо.
Разумеется, не признавать ее экзотической и утонченной красоты, чуждой ее родным местам, Лиша больше не могла. И потому она злилась еще больше. За дни совместного путешествия она даже стала понимать причины болезненной привязанности воинов к рабыне. Ее танцы, как бы Лише не хотелось этого не замечать, были невероятно красивы и чувственны и при этом лишены яркого эротизма и порочности. А хрупкость и нежность ее маленького тела, невинные глаза и личико вполне закономерно вызывали желание оберегать их обладательницу. Или же сломать.
Не зря Шах-Ран называл свою рабыню “цветочком”. Анифа действительно была похожа на нежное и экзотическое растение, которое требовало к себе пристального внимания и ухода. Думать об этом Лише было неприятно, но и не думать об этом она уже не могла — да, она ненавидела эту девку, но какой-то странной ненавистью. Все-таки это была добрая и простая девушка, смиренно принимающая жестокую страсть мужчин, и испытывать к ней по-настоящую сильную злобу, при всем желании, у Лиши не получалось.
Сейчас, видя с каким остервенением двое воинов берут ее вместе, она ощущала жалость и одновременно — ни с чем ни сравнимое вожделение. Чувство унижения, что она испытала, пока Рикс трахал ее рот, утихло, и на его смену пришли острые и терпкие ощущения по всему телу, но особенно — внизу живота. Там у нее стянулся настоящий и даже неприятный узел, который нетерпеливо ждал, когда его развяжут. Ей бы уйти, покинуть этот пропахший похотью и желанием, наполненный страстными вздохами и стонами шатер, позорно сбежать и остудить гудящую и тяжелую голову.
Но, завороженная зрелищем перед ней, она не могла даже с колен подняться. И только смотрела, смотрела и смотрела… Облизывала пересохшие от нервозности губы, комкала пальцами подол короткого платья и судорожно сглатывала несуществующую слюну в горле.
Она ясно видела все мельчайшие подробности соития трех людей перед собой. Видела влажные члены, скользящие в женском анусе и влагалище, белесые соки, жемчужными каплями оросящие пальцы и половые органы, белоснежную сперму, стекающую по упругому стволу, когда Шах-Ран кончил.
Она видела, с каким наслаждением Рикс вгрызался ртом в податливую нежную шею, безвольно изогнувшую под ним, и как яростно тот мял небольшие и крепкие груди.
Она видела, как пальцы вождя оставляли рядом с потемневшими от времени синяками свежие, слишком крепко сжимая ладонями точеные бедра. Как, толкаясь снова и снова, он снова наполнялся силой и желанием, а его опавший член опять становился крепким и мощным.
Мужчины крутили и вертели Анифу в своих руках, словно куклу — они ставили ее в такие позы и положения, от которых даже голова кружилась. Многочисленные одеяла и покрывалы скомкались и оказались отброшены прочь. Тела покрылись потом, и несильное пламя разожженного очага отражалось на коже замысловатыми отблесками. Но мужчины двигались и двигались и, казалось, усталость была им неведома.
Когда эта оргия наконец-то закончилась — шумно и восторженно, под долгие и сладкие стоны и грудные хрипы — Лиша даже вздохнула от облегчения. От напряжения ее тело сотрясалось в мелких конвульсиях и она опала на землю, закрыв лицо ладонями и крепко зажмурившись. На то, как утомленные, но удовлетворенные любовники растянулись бок о бок на постели, крепко зажимая тонкое девичье тело посередине, она уже не обратила никакого внимания. Но звуки их невероятной страсти еще долго шумели в ее ушах, не желая ни утихнуть, ни прекратиться.
Проснулась Анифа от жары и неудобства. Провалившись в сон, как в обморок, она даже не зафиксировала, что осталась между мужчинами. Ее разум после ночного испытания был если не сломлен, то ослаблен, а тело — изнуренно. Поэтому, открыв глаза и прислушавшись к своим ощущениям и окружающему миру, она даже не сразу сообразила, что с ней и где она.
А лежала она, зажатая с двух сторон воинами. Сама она инстинктивно и привычно прижималась к Шах-Рану, положив голову на его плечо, а ладонь — на мерно вздымающуюся грудь. А вот сзади, обхватив ее поперек рукой и тесно припавший всем телом к ее спине и ягодицам, спал Рикс. Его губы практически прижимались к ее затылку, и дыхание северянина жарко опаляли чувствительную кожу под волосами.
Когда же Анифа пошевелилась, пытаясь выбраться из тесного захвата и вздохнуть полной грудью, захват Рикса стал сильнее. Северянин практически вжал ее в себя, и девушка четко ощутила твердую плоть, упирающуюся ей в бедра.
А вот вождь практически не отреагировал. Только поморщился слегка и рот приоткрыл, вздохнув как-то по-особенно глубоко.
Анифа замерла. Похлопала немного ресницами, прогоняя туманную пелену с глаза, и снова попыталась немного приподняться и сдвинуть с себя ладонь Рикса. Все-таки ночью она кричала много и долго и сейчас ей очень хотелось пить, так как горло саднило и зудело.
Не говоря уже о теле, разумеется. Девушка остро ощущала запах пота и семени на своей коже и больше всего на свете хотела сполоснуться.
Ее попытки освободиться окончательно разбудили Рикса. Недовольно и глухо рыкнув, он резко перевернулся на спину и дернул на себя девушку. Та с тихим всхлипом тут же оказался сверху и, что страшнее всего, прямо лицом к лицу.
Синие глаза северянина обожгли Анифу, и она тут же покраснела. Девушка инстинктивно задвигалась, заерзала, находя точки опоры, и, разумеется, сразу оказалась в крайне щекотливом положении — с раздвинутым ногами, голой промежностью на эрегированном члене и обнаженной грудью прямо у предвкушающе улыбнувшегося рта.
— Пусти меня, — попросила Анифа тихо. — Мне надо выйти…
— Зачем же торопиться, девочка? — сладко пророкотал Рикс, жадно вглядываясь прямо в ее глаза.
— Мне надо помочиться, — смело заявила девушка, — А тебе — рот прополоскать. От тебя пахнет вином и тухлым мясом.
Мужчина беззвучно рассмеялся. И девушке бы, наверное, стоило испугаться или хотя бы насторожиться, но вместо этого она только нахмурилась и строго поджала губы. Упершись ладошками в стальную грудь, она что есть силы оттолкнулась, но этого оказалось недостаточно. Крепкие руки только сильнее сжали ее бедра и немного надавили вниз, чтобы девушка еще сильнее почувствовала степень его возбуждения.
Помимо воли Анифа затрепетала. Но взгляд, брошенный машинально на по-прежнему спящего вождя, отрезвил ее.
— Я принадлежу господину, Рикс, — спокойно и вкрадчиво заявила она, — И без его разрешения ты не посмеешь тронуть меня. Особенно в одной с ним постели. Пока он спит.
— Я уже получит его, крошка, — самодовольно хмыкнул воин, несильно толкнувшись бедрами. Анифа поморщилась. Вместе со специфическими спазмами в промежности пришла и боль, напомнившая о несдержанности мужчин этой ночью. И том грязном
